P.S. Я тебя ненавижу

Глава 4

Двух часов в машине оказалось недостаточно, чтобы осознать, что Дом разведён.

Когда он предложил поехать вместе, я сразу отказалась — да ни за что я не хотела застрять с ним в замкнутом пространстве. Но к тому же мне нужен был весь этот путь, чтобы разобраться в новом факте так, будто это сложное уравнение.

Как так вышло, что идеальная пара больше не вместе?

Дом и Розалин были образцовыми школьными влюблёнными: красавчик-отличник, капитан бейсбольной команды и умница из клуба дебатов, лучшая ученица в выпуске. Король и королева выпускного. Они бы ещё и на выпускном победили, если бы Джош не убедил половину старшеклассников проголосовать за него ради шутки над лучшим другом.

Мой брат надел такой же костюм, как у Дома, нахлобучил чёрный парик и настоял на танце со своей «королевой», прежде чем с ухмылкой вернул её раздражённому, но явно забавляющемуся Доминику.

Лето, когда Дом и Розалин расстались — то самое лето, когда он меня поцеловал, когда его руки были на мне, и когда я позволила своему наивному сердцу поверить, что у меня есть шанс с Домиником Перри, оказалось всего лишь незначительным сбоем в их безупречной истории.

Потом они снова сошлись, устроили красивую свадьбу, на которой присутствовали обе семьи. Дом устроился в бухгалтерскую фирму, а Розалин поступила в юридическую школу.

Я узнала обо всём этом от Джоша, который пересказывал мне их жизнь, будто это был бесперебойный воздушный полёт в сказочную страну: ни турбулентности, ни резких порывов ветра. Только плавный, уверенный набор высоты.

А теперь они в разводе.

— Какого хрена? — пробормотала я себе под нос. В очередной, не первый, и даже не десятый раз.

Я не могу это переварить. Если я хочу понять, что случилось, мне придётся спросить у Дома.

Этого не будет.

Если бы Джош был здесь, я могла бы вытянуть информацию из него.

Или… может, и нет.

Припарковавшись на улице, ведущей к набережной Рехобота, я прокручиваю в голове временную линию. Дом сказал: «Мы разведены». Развод не происходит за неделю. Значит, это тянулось какое-то время.

Значит, Джош знал и не сказал мне. Почему он ничего не упомянул? Я настолько оторвана от людей, с которыми росла? Но ведь этого я и хотела… не так ли?

Вдруг по стеклу стучат. Я вздрагиваю от неожиданности.

Дом стоит у двери, с лицом, с которого невозможно ничего считать.

Я почти решаю остаться в машине, заставив его так и стоять здесь, как какого-то преследователя, пока не соберу разбросанные мысли.

Но затем он поднимает конверт.

Делавэр.

Желание узнать, что написал мой брат, затмевает всё остальное.

Он ещё не ушёл. Частичка его есть в этом конверте, так же как в стеклянном контейнере, который я беру с пассажирского сиденья.

Да, Джош ехал рядом со мной.

Да, я, возможно, вела с ним несколько односторонних бесед по дороге сюда.

Я распахиваю дверь, почти задев ею Дома по ноге, но он, чёртов рефлексивный гад, слишком быстро отходит в сторону.

— Пошли. — Он идёт впереди, а я плетусь за ним, стараясь не морщиться от боли в ногах.

Надо было настоять на том, чтобы заехать в отель и переодеться, но меня слишком отвлекало слово, которое снова и снова звучало в голове.

Разведён.

Я отталкиваю это слово. Осознаю, что не смогу осознать. Сегодня на меня уже слишком много свалилось.

Всё, на что у меня хватает сил, — это этот абсурд с развеиванием праха.

Когда мы добираемся до дорожки, ведущей на пляж, я сразу же сбрасываю туфли и со стоном опускаю ноги в холодный песок.

Дом оборачивается на мой звук, осматривает меня с ног до головы.

— Что не так?

Приятно осознавать, что мой стон удовольствия звучит как стон боли.

— Твоё лицо.

Бум. Попадание.

Честно говоря, я голодная и должна была быть пьяной уже несколько часов назад, так что мои шутки сейчас не в лучшей форме.

Дом раздражённо выдыхает и снова отворачивается. Как он умудряется идти по песку в лакированных туфлях и не выглядеть при этом как аист на коньках?

Чёрт бы его побрал.

Солнце уже низко, свет падает нам в спины. На Западном побережье сейчас был бы идеальный пляжный закат.

Но мне не нужен этот чёртов пейзажный идеал.

Если бы закат был живописным, здесь, наверное, собралось бы больше людей. А так нас окружают лишь рыбак неподалёку, кто-то, завернувшийся в одеяло и читающий книгу, и бегун, который пробегает мимо.

Дом уводит нас дальше, подальше от потенциальных зрителей. Остановившись, он поднимает конверт, а ветер с запахом соли пытается вырвать его из его пальцев.

— Ты готова?

Но ничто, даже лёгкий морской бриз, не могло сравниться с силой Доминика Перри.

— Открывай.

Я прижимаю Джоша к груди, вглядываясь в него сквозь стекло, стараясь представить его голос, накладывающийся на тот, что сейчас читает его последние слова.

Дорогие Мэдди и Дом,

Добро пожаловать в Делавэр!

Дом ужасно читает восклицательные знаки, но я уверена, что они там есть. Джош всегда старался наполнять свои сообщения энергией.

Так близко, но я так и не перешагнул границу этого штата. Спасибо вам обоим, что привезли меня сюда.

Я люблю океан. То, как вода тянется и тянется, кажется бесконечной. Каждый берег, на котором я побывал, напоминал мне, насколько я мал в этом мире. Но также о том, насколько мне повезло видеть то, что всегда вызывает восхищение.

Простите, если я слишком сентиментален, но, думаю, эти письма — лучшее место, чтобы позволить себе немного слащавости.

Я хочу, чтобы вы сводили меня поплавать. Да, я знаю, что вы оба предпочитаете бассейны, но я хочу, чтобы вы шагнули в дикую воду. Позвольте волнам тянуть вас. Пусть они унесут часть моего праха.

А потом, когда меня уже не будет, найдите ближайший бар, где есть хоть что-то из разливного пива, и поднимите тост. За меня, конечно!

Сделайте фото и попробуйте улыбнуться ради меня.

С любовью,

Джош

Дом медленно складывает письмо, возвращает его в конверт и бережно прячет в лацкан своего пиджака. Всё это время он смотрит на воду.

Я опускаю взгляд на свой наряд.

Под шерстяным бушлатом у меня всё ещё то же самое неудачно сидящее чёрное платье и адские колготки, на которых, как я только что заметила, ещё и дырка на пальце.

Я хочу избавиться от этого. Даже в холодном зимнем воздухе мне хочется снять с себя всё это, бросить в океан и никогда больше не видеть.

Но вся моя одежда осталась в отеле в Пенсильвании, а ехать несколько часов обратно в одном только зелёном комплекте нижнего белья — не самая гениальная идея. По крайней мере, потому что между мной и отелем есть минимум два пункта оплаты проезда, где я, мягко говоря, устрою шоу. Но я могу избавиться от этого траурного костюма хотя бы на мгновение. Сбросить с себя зудящее, жёсткое напоминание о похоронах.

— Ладно, Джош. Пора купаться.

Я ставлю контейнер с его прахом рядом с туфлями, сбрасываю пиджак и тянусь к подолу платья.

— Что ты делаешь? — Дом наблюдает за мной, но я игнорирую тяжесть его взгляда, стягивая платье одним резким движением.

— Веду себя, как хорошая сестра, очевидно.

Я сдёргиваю колготки, и зимний ветер тут же вонзается в кожу ледяными иглами, покрывая её мурашками. Воздух ещё не такой холодный, чтобы замерзнуть, но комфортом тут и не пахнет.

— В письме не было сказано раздеваться догола, — в голосе Дома звучит напряжение. Злость? Раздражение?

Мне наплевать. Он уже видел всё это раньше. И тогда решил, что я не стою его внимания.

Я отбрасываю волосы назад резким движением, словно сметая его слова.

— Я же не голая, извращенец. Просто не хочу сидеть в баре в мокром платье. Так что у меня импровизированный купальник. Хочешь — иди, хочешь — не иди. Желательно второе.

— Мы могли бы вернуться летом.

Встретиться с Домом больше, чем абсолютно необходимо? Нет уж.

— Делай что хочешь.

Я даже не смотрю на него, просто направляюсь к воде. Было бы проще броситься в неё, одним решительным шагом, прежде чем у меня появится возможность передумать. Но если я это сделаю, мои лёгкие наверняка снова устроят забастовку, у меня случится второй приступ за день, и я просто утону. Тогда Дому пришлось бы делать мне искусственное дыхание. Я не зацикливаюсь на том, почему эта мысль вдруг вызывает странное тепло в груди. Это очевидно реакция отвращения. Так что я делаю всё правильно, шаг за шагом погружаясь в ледяную воду.

Пальцы. Ступни. Щиколотки. Голени. Каждое касание океана жжётся холодом, но почему-то заставляет меня хихикать. Вода очищает. Она смывает тяжесть дня. Смывает липкие остатки фальшивого сочувствия. Океан передо мной тянется бесконечно далеко, тёмнея под уходящим солнцем. Бескрайняя чернильная пустота, в которую я могу раствориться. Так ли чувствуется смерть?

Я надеюсь. Я надеюсь, что в конце Джошу не было больно. Что он не боялся.

Я надеюсь, он воспринял это как своё следующее приключение.

— Не заходи слишком глубоко.

Командный голос вырывает меня из задумчивости, и позади раздаётся всплеск. Холодные брызги оседают на моей коже, прокалывая иглами оголённые бёдра. Дом. Он подошёл.

Но он не осторожно заходит в воду, как я. Он идёт напролом.

Я разворачиваюсь, уже готовая огрызнуться на него за то, что лезет со своими указаниями. Но слова застревают в горле.

Я забыла.

Годы спустя меня всё ещё преследовали редкие сны, в которых я снова оказывалась в его руках, прижимаясь к его телу, видя в его глазах что-то похожее на любовь. Все они рождались из воспоминания о той ночи. Я думала, что никогда не смогу забыть. Но смогла.

Теперь понимаю: его образ в памяти был всего лишь размытым силуэтом, сплетением эмоций, а не чем-то настоящим. А теперь он стоит передо мной в сгущающихся сумерках. Реальный. Неизбежный. И почти голый.

На нём только трусы. Но они не чёрные. И не серые. И не зелёные. И не какой-нибудь другой скучный, ответственный, взрослый цвет, который я бы предположила.

— Что это? — Я указываю на его пах той рукой, что не прижимает Джоша к груди.

Дом хмурится, кладёт руки на бёдра — слишком чётко очерченные, между прочим. Мой взгляд цепляется за кожу чуть выше пояса. Он больше не тот, кем был семь лет назад. На его животе больше нет высеченного из камня пресса, но он всё ещё крепкий, подтянутый, и…

Не туда смотришь.

— Тебе нужна лекция по анатомии? — спрашивает он.

— Ты в цветных трусах! — Мой голос взлетает вверх на несколько октав — от смеси недоверия и ледяной воды.

Его хмурый взгляд становится ещё тяжелее.

— Это боксеры. Для мужчин. Куплены в мужском отделе магазина. Предположительно.

— Предположительно?

— Джош их мне подарил.

Ну конечно. Только мой брат мог подарить своему вечно облачённому в чёрное другу розовые боксеры, усыпанные ананасами. Но Дом не только оставил их. Он надел их на похороны Джоша. Я не хочу разбираться в эмоциях, которые это влечёт за собой. Поэтому вместо этого пытаюсь быть ответственной в этом дуэте.

— Каков план? Есть ещё какие-то указания?

Дом не отвечает сразу. Он стоит по колено в океане, неподвижный, пока волны с силой разбиваются о его голени. Он смотрит на меня, его руки всё ещё покоятся на той полоске кожи, которая выглядит и упругой, и мягкой одновременно, и, возможно, теперь пахнет морской солью…

Желая ещё больше почувствовать очищающую силу воды, я делаю ещё несколько шагов вперёд. Волны подталкивают меня, словно хотят, чтобы я шла дальше. Словно океан хочет меня себе. Здесь будет покоиться часть Джоша. И это имеет смысл. Это не неподвижная земля. Это нечто живое, неустанно движущееся. Мой брат не знал покоя при жизни — так почему он должен останавливаться хоть на миг после смерти?

Я опускаю руку в воду, обволакивающую мои бёдра, и подношу палец ко рту, размазывая солёные капли по губам. Вытягиваю язык, пробую вкус. Да, это не гигиенично. Но мне нужно почувствовать этот океан. Будто я оцениваю его на безопасность, когда на самом деле просто пытаюсь запомнить всё об этом месте. Я хочу зафиксировать этот момент всеми своими чувствами, чтобы никогда не забыть, где лежит Джош.

— Когда будешь готова, — голос Дома звучит ближе.

Я не хочу, чтобы он стал частью этого воспоминания. Но он будет. Он будет рядом со мной при каждом из этих прощаний. Каждый финальный момент с братом будет окрашен присутствием Дома. Почему это не могло быть только моей задачей?

Ты не доверял мне?

Я могла бы сделать это. Я бы сделала это ради Джоша.

— Встань здесь. — Я указываю на место справа от себя. — Я просто… отпущу его.

Отпустить. Если бы это было так просто.

Дом не спорит. Он подходит, его тело источает тепло, разительно контрастирующее с онемевшими от холода ногами. Я снимаю крышку контейнера. Ветер сразу же подхватывает мельчайшие частицы Джоша.

— Я буду скучать по тебе.

Голос Дома твёрдый. А мои руки дрожат. Я подстраиваюсь под направление ветра, разворачиваюсь так, чтобы Джош полетел вперёд, а не вернулся на нас. Поднимаю контейнер над водой. И позволяю ему слиться с волнами.

Но этот осёл плавает.

— Ты, блин, издеваешься, — бормочу я.

Я представляла себе, как солнечные лучи переливаются в воздухе, смешиваясь с солёными брызгами, как прах красиво уходит в глубину, а не остаётся болтаться на поверхности, похожий на какую-то мутную жижу.

— Это должно было быть красиво, Джош, — возмущаюсь я, глядя на брата. — Я должна была разрыдаться. Не мог ты просто, ну не знаю, слиться с океаном, как сам этого хотел?

— Со временем смешается, — бурчит Дом.

— Или его выбросит обратно на берег, и он станет кошачьим туалетом для чаек. Тони, засранец!

Я с силой вдавливаю прах брата в воду, кружащуюся вокруг нас. Не знаю, должна ли я испытывать отвращение, но день и так уже достаточно странный, чтобы у меня сбились все ориентиры. Если они у меня вообще когда-либо были. А если и были, вряд ли я смогу их восстановить.

— Я думала, это командная работа, — бросаю я стоящему рядом невозмутимому мужчине. — Ты собираешься помочь мне впихнуть его в океан или будешь дальше стоять в своих радужных трусах и наблюдать, как я выполняю всю грязную работу?

Дом колеблется ещё мгновение, а потом его большие ладони присоединяются к моим, вжимая пепел под поверхность воды.

— Спасибо, — мой голос переполнен сарказмом.

Если Джош хотел, чтобы я вела себя благородно, сдержанно и скорбно, то не стоило ему поручать мне выбросить его останки в океан, если он всё равно собирался просто плавать тут своей пепельной задницей.

После достаточного количества круговых движений и нажатий прах Джоша, наконец, полностью растворяется в ледяной воде вокруг нас. Мои руки онемели, нервы расшатаны, и мне срочно нужен алкоголь.

Хорошо, что это тоже было частью его последнего желания. Видимо, он знал, что первая часть без второй будет невыносимой. Я выпрямляюсь и направляюсь к берегу, едва чувствуя ноги.

— Пошли искать бар.