P.S. Я тебя ненавижу

Глава 32

Спустя два месяца после выпуска близнецов я готовлюсь к приезду Дома.

В Сиэтл.

В свою квартиру.

В свою жизнь.

Если бы не работа, я бы встретила его в аэропорту. Но у меня был дедлайн, а он сказал, что спокойно доберётся сам. Теперь я хожу кругами по кухне, закончив все дела на сегодня, и в сотый раз перечитываю его сообщения.

Дом: Приземлился.

Дом: Вышел из самолёта.

Дом: Уже еду. Не могу дождаться, когда увижу тебя.

По телу разливается тепло, и я делаю какой-то странный, полудетский, полурадостный танец, после чего клянусь никогда больше так не делать — выглядит это жутко.

Через пять минут я решаю, что бессмысленно просто сидеть и ждать на пятом этаже. Натягиваю кроссовки и выскакиваю из квартиры.

На первом этаже у нас есть небольшая зона отдыха, спортзал и почтовые ящики. Не в силах усидеть на месте, я начинаю ковыряться ключом в своём ящике, не отрывая взгляда от рук. Либо это, либо стоять у стеклянных дверей, вжимаясь в них лицом, как маньячка.

Слышу, как со свистом открывается дверь, слышу тяжёлые шаги. Ощущаю на себе чей-то взгляд.

— Мэдди.

Не помню, кто из нас первым потянулся к другому. Только то, что мы не останавливаемся, даже когда заползаем в лифт и поднимаемся вверх.

— Я скучал, — шепчет он мне в шею, горячо, требовательно.

Я издаю какой-то сдавленный стон в тот момент, когда металлические двери разъезжаются. К счастью, перед нами пустой коридор. Дом отступает на шаг и жестом предлагает мне идти первой.

На не слишком твёрдых ногах я веду его к своей квартире, чувствуя, как он движется за мной, его присутствие буквально давит на спину.

Когда Дом переступает порог, я готовлюсь к тому, что он тут же снова набросится на меня с поцелуями. Всё-таки лифт оставил между нами столько напряжения, что можно ожидать, как сработает сигнализация.

Но Дом лишь ставит сумку у двери, проходит мимо меня и начинает оглядываться.

Его внимательный взгляд скользит по комнате, и я почти могу представить, что он видит.

Полусобранный пазл, безделушки, декоративные подушки, которые в его глазах наверняка бесполезный хлам. Книги на полках, стоящие в хаотичном порядке, без единой системы. У него дома они были расставлены строго по алфавиту — с точки зрения логики, конечно, это удобно, но я лучше потрачу время на чтение, чем на систематизацию.

Здесь всё слишком мягкое, незащищённое. Как я сама. И сейчас он одним словом может разорвать меня в клочья.

— Это место похоже на тебя, — говорит он.

Я выдыхаю, только сейчас осознавая, что вообще задерживала дыхание.

— Похоже на меня? — переспрашиваю я, не зная, как на это реагировать.

Дом заканчивает осмотр гостиной, плавно переходящей в открытую кухню.

— Уютное. Тёплое. Домашнее.

— Ты считаешь, что я такая?

Дом кладёт руки мне на бёдра.

— Для меня — да.

Он наклоняется и медленно проводит губами по моей шее.

— Я голоден.

Я знала, что он приедет, и подготовилась.

— У меня много всего. Почти всё связано с сыром. Никаких гранол. Бери, что хочешь.

Его губы расплываются в улыбке у самой чувствительной точки на моей коже, и меня пробирает дрожь.

— Я не про еду. Я хочу тебя. Хочу снова попробовать тебя на вкус. Я умираю от голода, Мэдди.

С этими словами его ладонь ложится мне на живот, а затем плавно скользит вниз, пока его пальцы не находят точку между моих ног, отделённую только тонкой тканью шорт.

— О, — вырывается у меня что-то среднее между всхлипом и стоном. — Ну, я же сказала, бери что хочешь. Если этим «чем-то» окажусь я, то это моя вина.

Глухой смех срывается с его губ. Он звучит так отвлекающе, что я не сразу понимаю его намерение, пока не оказываюсь прижатой к стене, а Дом не опускается передо мной на колени.

Я хватаюсь за его волосы, пытаясь удержаться на ногах, когда он стягивает с меня шорты и кружевное бельё, которое я надела с надеждой, что ему захочется его увидеть.

Но Дом сосредоточен на другом.

Он кладёт большие пальцы по обе стороны от моего центра и осторожно раздвигает меня, обнажая перед собой.

— О, боже… — Я не уверена, испытываю ли я больше смущения или возбуждения.

— Не трать время на молитвы, — бормочет он, а затем проводит языком долгий, медленный, мучительный круг по самой чувствительной точке.

И следующие несколько минут я провожу в попытках хоть как-то дышать и не позволить ногам подкоситься, пока Дом утоляет свой голод.