Пепел и проклятый звездой король

Глава

27

Орайя

Я открыла глаза после милосердного сна без сновидений. Голова пульсировала, а тело болело еще сильнее.

Грубое постельное белье терлось о мою щеку. Я находилась в маленькой простенькой спальне. Ящик для письменных принадлежностей, стул, кривой стол. Позади меня кто-то зашевелился. Я слышала треск огня, шипение чего-то кипящего и запах чего-то вкусного.

Я попыталась перевернуться и получила такой резкий удар боли, что издала немного приглушенный звук, который должен был звучать как «черт», но вместо этого прозвучал скорее как «ччeррттт».

Звук шагов раздавался по комнате, приближаясь ко мне.

— Ты только посмотри на себя, — сказал Райн. — Ты только проснулась, а уже такая яркая и веселая.

Я попыталась сказать: «Да пошел ты», но вместо этого закашлялась.

— О, я все же это расслышал.

Он сел на край моей кровати. Она была настолько шаткой, что от его значительного веса она сдвинулась на одну сторону.

Я сделала вдох:

— Где мы?

— В одном из домов Короны на востоке. Он… видал лучшие времена. Но он безопасный. Тихий. И ближе, чем Сивринаж.

— Как давно мы здесь?

— Чуть меньше недели.

Я попыталась что-то сказать, но Райн поднял руки.

— Мы держали тебя под успокоительными лекарствами некоторое время. Поверь мне, это было к лучшему.

Мне не нравилась мысль о том, что воины Райна неделю возили мое бессознательное тело.

Но он словно смог прочитать мои мысли и сказал:

— Не волнуйся. Это был всего лишь я.

Это было похоже на облегчение, хотя я не хотела слишком внимательно изучать причину.

— Где остальные?

— Мише здесь. Кроворожденные в Лахоре с Кетурой и ее стражами, все под контролем.

Лахор. Все вспомнилось с ошеломляющими подробностями. Огонь, и Эвелина, и меч, и…

— Я убила Эвелину, — сказала я, не совсем намереваясь говорить вслух. — Она…

— Подвесила тебя в подвале. Да. Я знаю.

Подвал.

Башня. Меч. Меч и…

Меня одолела паника. Я коснулась своей груди, глаза широко раскрылись.

— Я нашла кое-что в башне. Я нашла…

— Это?

Он потянулся к прикроватной тумбочке и достал тщательно завернутый плоский и круглый предмет размером с его руку. Он раскрыл ткань, показав кулон в виде луны. Когда я видела его в последний раз, он был покрыт кровью Эвелины, но сейчас он был идеально чист.

— Ты полумертвая ползла за ним, когда я тебя нашел. — Он быстро накрыл кулон и положил обратно на стол, поморщившись и потирая руку. — Как только я попытался дотронуться до него, я понял, что это такое.

— Я не знаю, знаю ли я, что это такое. Просто он…

— Особенный.

— Его. Это было его. Более того. Это было… Это связано с тем, что Винсент пытался скрыть.

Эта уверенность пришла ко мне с неожиданно сильным приливом удовлетворения. Я так мало знала о своем отце.

Нахождение хотя бы одного кусочка головоломки казалось триумфальной победой, даже если это приводило лишь к новым вопросам.

— Возможно, — сказал Райн. — Хорошо то, что Септимус об этом не знает. Я рад, что кулон здесь, с нами, а не с ним.

Он выглядел поразительно безразличным. Мои глаза сузились.

— Я удивлена, что он все еще здесь, и что ты не улетел с ним в Сивринаж. Это ведь то, что ты искал, не так ли…

— Ты, черт возьми, умирала, — огрызнулся он. — У меня были дела поважнее, чем игры твоего отца.

Он закрыл рот, как будто только что сказал то, что не собирался.

— Сейчас сгорит, — пробормотал он и поднялся, чтобы пойти помешать что-то в кастрюле на плите.

Дела поважнее.

Он вернулся, неся тарелку с мясом и овощами на пару.

— Вот. Ешь.

— Я не голодна, — сказала я, даже когда мой рот наполнился слюной.

— Это вкусно. Ты захочешь это съесть. Поверь мне.

Высокомерный.

Но у меня заурчало в животе. Я должна была признать, что запах был… невероятным.

Я съела кусочек и почти распласталась на кровати.

Черт бы его побрал.

Я съела еще кусочек, и еще.

— Я был прав? — раздражающе самодовольно сказал Райн.

— Мм, — сказала я, пока закидывала еду в рот.

— Я расцениваю это как: «Вкусно, Райн. Спасибо за еду, приготовленную с любовью, а также за то, что спас мне жизнь.

Шутка. Это была шутка.

Тем не менее, жевание замедлилось. Я убрала тарелку, уже почти наполовину пустую и повернулась к Райну с тяжелым взглядом.

Он, должно быть, подумал, что я сбежала. Это было бы разумным предположением.

— Ты пришел, чтобы найти меня, — сказала я.

Его улыбка погасла.

— Это действительно так удивительно?

— Я думала, ты подумаешь, что я…

— О, я действительно так подумал.

— Но ты все равно пришел за мной. Почему?

Он издал нечто среднее между выдохом и насмешкой.

— Что? — сказала я.

— Я просто… ничего. Просто повернись, чтобы я мог осмотреть твои крылья.

Мои крылья.

От этой мысли кровь отхлынула от моего лица. О, Богиня. Я была настолько дезориентирована, боль была настолько невыносимой, что ужасная реальность того, что случилось с крыльями, еще не дошла до меня.

Они были пробиты гвоздями. Много раз.

Он устроился позади меня.

— Дай мне немного места сзади.

Я повиновалась, морщась, когда наклонилась вперед на кровати, подогнув под себя ноги. Он выдохнул сквозь зубы, и у меня свело живот.

Мои новые крылья — единственный подарок за эти последние ужасные месяцы. Поломанные крылья.

Я выдохнула, приготовившись к ответу:

— Как они выглядят?

— Я рад, что ты убила эту развратную суку. Если бы она была жива, когда я пришел…

Ему не нужно было заканчивать фразу.

У меня пересохло в горле.

— Значит, все плохо?

— Она прибила тебя к гребаной стене.

— Я не смогла их убрать. Я не смогла…

— Это трудно сделать. Труднее, чем призвать их, и почти невозможно, если они повреждены, даже для тех, кто родился с ними. Я должен был убедиться, что научил тебя этому, прежде чем оставить тебя. Это было глупо с моей стороны.

Его голос смягчился, и я вздрогнула от этого.

— Мне не нужна жалость. Скажи мне правду. — Мои слова немного дрогнули, несмотря на все мои усилия. — Они уничтожены, верно?

Повисла тишина.

Ужасная тишина.

Кровать сдвинулась. Райн облокотился на меня, повернув мою голову за подбородок так, что я смотрела ему в лицо.

— Так вот что ты думаешь? Что ты больше никогда не сможешь летать?

Должно быть, выражение моего лица говорило достаточно.

Я ожидала, что выражение его лица смягчится, но вместо этого оно стало более жестким, как будто я оскорбила его.

— Ты создана для неба, Орайя. Никогда не позволяй никому отнять у тебя это. Конечно, ты будешь летать. — Он отпустил меня и вернулся к моей спине. Себе под нос он пробормотал: — Как будто я когда-нибудь допущу, чтобы это случилось.

Мой выдох был прерывистым от облегчения.

— Так они заживут?

— Это займет некоторое время, но они заживут. Они уже выглядят намного лучше, чем были.

Они заживут. Я никогда не слышала двух более прекрасных слов. Райн произнес их так, словно, если бы ему пришлось, он превратил бы их в правду.

Позади меня послышался шорох и звук чего-то отвинчивающегося — может быть, банка? Я попыталась оглянуться через плечо, но безуспешно.

— Что это?

— Лекарства. Ты должна лечиться.

Я не могла повернуться настолько, чтобы увидеть, что держит Райн, по крайней мере, я не могла повернуться без боли, но я заметила слабое свечение на прикроватной тумбочке. Это было хорошее средство, что бы он ни достал.

Наступило долгое, неловкое молчание.

— Ты не возражаешь, если я…? — спросил он.

Прикоснуться ко мне. Он должен был прикоснуться ко мне.

— Я могу позвать Мише, если хочешь, — сказал он, — Ее сейчас нет, но…

— Нет, — отрывисто сказала я. — Все в порядке. В любом случае ты уже делал это.

— Будет больно, наверное.

— Всё хор…

Мое тело напряглось. В глазах замелькали белые пятна.

— Черт, — выдохнула я.

— Подумал, что будет лучше не предупреждать тебя.

Я узнала эти слова. Я изобразила полуулыбку вкупе с гримасой, когда он перешел к другой ране.

— Ты прав, — сказала я. — Теперь я понимаю тебя.

— Да. Но ты хорошо подлатала мне спину. Я верну тебе должок. Обещаю.

В горле встал комок, когда я впервые за несколько месяцев подумала о той ночи — ночи, когда Джесмин несколько часов пытала Райна после нападения на Лунный дворец. Теперь многое в этом воспоминании казалось… другим. Более трудным для понимания.

— Наверное, тебе было тяжело в ту ночь, — сказала я.

— Когда меня зашивали или пытали?

— Когда допрашивали. Ты не сломался.

— Методы Джесмин были… основательными и педантичными. Отточенными до совершенства для своей цели, и эта цель заключалась в получении информации от невольных участников. Я не лгал, — сказал он. — Я не виноват в нападении на Лунный дворец.

Я посмотрела через плечо и бросила на него неприязненный взгляд.

Он рассмеялся.

— Думаю, я заслужил такое выражение лица. Но я зашел слишком далеко, чтобы позволить одной женщине с клинком сбить меня с пути. — Затем после паузы он добавил: — Что ж. То была другая женщина с клинком. Теперь я встретил другую, которая оказалась совсем иной.

Я прикусила губу, когда он сделал еще один своевременный мазок исцеляющего средства, но боль была желанным отвлечением.

— Так оно того стоило? — спросила я. — Стать королем Ночнорожденных.

Его руки остановились. Затем продолжили движение.

— Считается ли это плохим обращением с раненым, если ты одна лежишь в кровати? Пытаешься поставить нас обоих в одинаково неловкое положение?

Я пожала плечами и тут же пожалела об этом, потому что это движение задело мои крылья.

— Хорошо, — сказал он. — Я буду поддерживать интерес нашего разговора, поскольку я знаю, что тебе нужно отвлечься. Стоило ли оно того? Я спас ришанский народ от двух веков порабощения. Я вернул то, что принадлежало мне по праву. Я отомстил тому, кто убил тысячи моих людей. Я даже могу носить корону перед теми уродами, которые когда-то обращались со мной как с рабом.

Он сказал всё, что я ожидала от него услышать. Все, что я знала, было правдой.

— То же самое я бы сказал любому другому, кто спросил бы меня об этом, — сказал он. — Но это спрашивает не кто-то другой. Это ты. И ты заслуживаешь правды.

Он перешел к другой ране. Я едва почувствовала.

Я бы пожалела, если бы позволила ему продолжать. Я знала, что что бы он мне ни сказал, будет больно. Будет тяжело.

И все же я сказала:

— Скажи мне один честный ответ.

— Я не знаю, стоило ли оно того. — Слова прозвучали быстро, с грубым выдохом, как будто слова слишком долго давили на его зубы. — В ту ночь, когда Некулай лишился своего трона, я просто хотел сжечь все дотла. Я никогда не хотел… этого. Такое чувство, что все это проклято. Эта корона. Может быть, единственный способ выжить в качестве правителя этого места — стать таким же, как те, кто были до тебя. И это… это пугает меня. Я убью себя, прежде чем позволю этому случиться, и я надеюсь, что, если я не смогу, ты сделаешь это вместо меня.

Я не ожидала, что он скажет мне признание. Мне пришлось придать легкость своему голосу, когда я сказала:

— Я уже сделала это, помнишь?

Он невесело усмехнулся.

— Я сказал тебе, что ты должна была позволить мне остаться мертвым.

— А что насчет этого? Стоило ли это того?

Еще один вопрос, который, как я сразу поняла, мне не следовало задавать. Еще одна рана, еще один удар боли.

— Умереть, а не убить тебя? — тихо сказал он. — Да. Это стоило бы того. Даже я должен был где-то провести черту. И эта черта — ты, Орайя.

Матерь, я была чертовой мазохисткой. Задавала вопросы, на которые получала ответы, с которыми не знала, что делать.

Он прочистил горло, как бы отгоняя неприятную искренность этих признаний.

— Мне нужно поправить твои крылья. Ты можешь их немного приподнять?

Я попыталась это сделать, но поморщилась. То, что я задумывала как раскрытие, превратилось в неловкое движение, и кровать заскрипела от веса Райна.

— Осторожно, принцесса. Ты собираешься выбить мне глаз.

— Они меня не слушают, — огрызнулась я.

— Ты просто привыкаешь к двум новым, огромным конечностям, прикрепленным к твоей спине. Когда я впервые получил свои, я даже не мог нормально ходить. Все время шатался из стороны в сторону, потому что вес сбивал меня с пути.

Я ничего не могла с собой поделать. Этот образ вызвал у меня небольшой смех.

— Конечно, смейся, — ворчал он. — Скоро мы увидим, на что будет похожа твоя походка. Вот. Не против, если я помогу?

Я поколебалась, но потом кивнула.

— Поначалу трудно понять, как правильно задействовать нужные мышцы. Но… — Нежно, так нежно, его руки переместились на нижнюю сторону моих крыльев, где они сходились со спиной. — Ты скована и напряжена. Если ты расслабишь мышцы, они не отвалятся. Я знаю, что тебе кажется, что так и будет.

Его руки скользнули вверх, оказывая мягкое давление по пути, побуждая крылья раскрыться. Мой инстинкт подсказывал мне, что я должна сама их раскрыть, но Райн сказал:

— Не смей. Я не хочу снова получить удар в глаз. Просто… расслабься.

Еще один удар, по этому тугому узлу мышц. Я дернулась, когда его большой палец провел по моей коже.

Он тут же остановился.

— Больно?

Я не сразу ответила.

— Нет.

Нет. Это была противоположность боли. Неловкость.

— Ты хочешь, чтобы я остановился?

Скажи «да».

Прошло больше месяца с тех пор, как я чувствовала себя в безопасности. И еще больше времени прошло с тех пор, как прикосновение казалось… утешительным.

Я нашла в себе силы ответить:

— Нет.

Он продолжил, медленно, проводя вдоль мышц. Даже через тонкий слой моей рубашки я чувствовала тепло его рук. Шершавость его мозолей.

— Опусти их, — мягко сказал он. — Позволь мне поддержать их вес. Я держу тебя.

Как будто он мог слышать внутреннюю борьбу, которую я вела со своим подсознанием. И медленно, очень медленно, с помощью его рук, находящихся под моими крыльями, мышцы расслабились.

— Вот так, — сказал он. — Не так уж и трудно.

Я молчала, в основном потому, что у меня не было слов, чтобы выразить, как хорошо чувствовать, что кто-то другой несет часть этого бремени. Я не осознавала, насколько оно было тяжелым, пока вес не стал меньше.

Внезапно я обессилела.

Прикосновение Райна переместилось дальше вверх — туда, где конечность уступает место нежной, мягкой коже крыла.

Я напряглась. Он тут же убрал руки.

— Я сделал тебе больно?

Я была так благодарна, что он не видит моего лица. Оно словно горело.

— Нет. Все… все в порядке.

Он колебался. Затем его руки снова опустились на мои легкие и нежные крылья.

— Раскрой их для меня, — сказал он.

Мне даже не пришлось просить свое тело повиноваться. Они просто… раскрылись под этим едва ощутимым прикосновением, как лепестки цветка.

— Прекрасно, — прошептал Райн, проводя кончиками пальцев по мягкой, чувствительной нижней стороне.

На этот раз удовольствие было безошибочным. Оно больше не скрывалось под поверхностью, не было незаметным. Оно было сильным и ощутимым, дрожь пробежала по позвоночнику, по внутренней поверхности бедер, доходя до самой сердцевины. Как его рот когда-то ощущался на моем горле или мочке уха.

Как воплощенное желание, эхом отдающееся во всем моем существе.

Я выдохнула, но дрожь никуда не исчезла.

Прикосновение стало чем-то неизменно жестоким, неизменно болезненным.

Но не это. Это было…

Черт, это было опасно хорошо.

По внезапной неподвижности Райна я поняла, что он понял, что я чувствую.

— Все хорошо? — спросил он низким голосом.

Он спрашивал разрешения. Потому что, как и я, он знал, что это гораздо более коварно, чем боль. Боль была простой. Удовольствие было сложным.

Если бы я сказала ему остановиться, он бы без сомнения это сделал. И если бы я была более сильной, я бы так и поступила.

Я не была сильной. Я была слабой.

— Да, — сказала я. — Не останавливайся.

Он издал тихий звук, который прозвучал непреднамеренно, почти как стон. Его пальцы продолжали свой танец, ногти слегка касались нижней стороны моей кожи, мое тело остро ощущало каждое движение, словно он знал, где находятся все мои нервные окончания и как именно их ласкать.

Мое дыхание становилось все более поверхностным, лицо раскраснелось.

Он задел особенно чувствительное место, и я издала непроизвольный, сдавленный звук — хныканье.

Он мягко засмеялся.

— Здесь, да?

Богиня. Да. Там.

Он задержался на этом месте, кружась вокруг него. Наслаждение прокатилось по всему моему телу, каждый нерв реагировал на эти маленькие прикосновения, желая большего. Умоляя об этом. Я стиснула зубы, сдерживая стон. Я не знала, почему я пыталась. Конечно, он мог слышать биение моего сердца.

Почувствовать запах моего возбуждения.

Когда он провел ногтями по моей коже, стон, вырвавшийся из моего рта, был слишком неожиданным, чтобы его контролировать.

Он тоже издал ответный звук, что-то среднее между рычанием и стоном, и вдруг я прижалась к нему спиной, твердые мышцы его тела прижались к моей спине.

— Я мечтал об этом звуке. — Его рот был так близко к моему горлу. Я чувствовала, как его голос вибрирует на моей плоти, прямо на шраме, который он оставил. — Ты знала об этом?

Его пальцы снова закружились в танце по моим крыльям, и на этот раз я даже не пыталась скрыть стон.

Груди болели, чувствительно прижимаясь к ткани рубашки. Я хотела, чтобы одежда исчезла — моя и его. Я хотела его кожу. Я хотела его дыхание. Матерь, я жаждала этого. Я жаждала этого так сильно, что сейчас я даже не могла ненавидеть себя за то, что так сильно хотела его.

И все же, я не хотела, чтобы все зашло дальше. Это прикосновение, его рот возле моего горла и его тело рядом с моим.

— Когда я вошел в то помещение, — шептал он, — я думал, что ты мертва. Я думал, что потерял тебя, Орайя. Я думал, что потерял тебя.

Его голос был слишком неровным, как открытая рана, потрескавшаяся и кровоточащая. Он коснулся меня там, где я не ожидала. Коснулся более чувствительных мест, чем его руки на моих крыльях.

Он был моим врагом. Он убил бы меня, если бы у него был шанс.

Он был моим врагом.

— Для тебя это было бы облегчением, — сказала я. — Многие проблемы были бы решены.

В этот же миг он стал жестким. Внезапно его рука оказалась у моего лица, наклоняя мою голову назад, чтобы встретиться с его глазами. В них полыхала ярость.

— Прекрати говорить подобные вещи.

— Почему? — прошептала я.

Зная, что я дразню его.

Зная, что снова задаю вопрос, на который не хочу знать ответ.

Он слегка наклонил голову вперед. Наши лица были так близко, что я чувствовала его дыхание, неглубокое и учащенное.

— Потому что я так устал, Орайя.

Его губы коснулись кончика моего носа. Почти поцелуй. Но не совсем.

— Я так устал притворяться. Устал притворяться, что не думаю о тебе каждую ночь. Что я никогда ничего не хотел…

Его горло дрогнуло, и он закрыл глаза, как будто ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Его пальцы снова нашли то место на моих крыльях, прочертив по нему так мучительно медленно, что я испустила дрожащий вздох, который заставил его наклониться чуть ближе, как будто он хотел поймать этот звук на своих губах.

— Я так устал, принцесса, — простонал он. — Так чертовски устал.

Это звучало как мольба, словно он умолял меня дать ответ, найти решение. И я ненавидела тот факт, что поняла это, потому что я тоже это чувствовала.

Это было так утомительно — все время быть такой безрадостной. Чувствовать себя такой злой. Постоянно сопротивляться. Так же утомительно, как носить крылья на спине.

Какая-то часть меня хотела сдаться. Позволить себе почувствовать что-то большее, чем небытие, печаль или гнев. Позволить ему прикоснуться ко мне, попробовать меня на вкус, заполнить меня. Трахать его до тех пор, пока я не буду чувствовать только удовольствие.

Раньше это срабатывало. На какое-то время.

Но с тех пор многое изменилось.

Потому что, когда я закрывала глаза, я не видела приятных образов обнаженного тела Райна, его поцелуев или ласк.

Я все еще видела его окровавленное тело на земле. Я все еще видела, как он убивает моего отца.

Я все еще видела свой клинок в его груди.

Я отстранилась, достаточно, чтобы между нами было расстояние, и увидела, как выражение лица Райна стало серьезным, как зеркало моего собственного понимания, увидела, как реальность просачивается внутрь.

Дымка удовольствия и комфорта начала растворяться. Я уже оплакивала это.

— Я был эгоистом, — сказал он. — В тот день, когда мы были вместе, я был готов позволить тебе использовать меня, чтобы сбежать. Я сделал это, зная, что если ты узнаешь правду о том, почему я был там, ты возненавидишь меня за это. И это… это было неправильно. Я думал, что умру там на арене, и все будет кончено, и ты никогда не узнаешь обо всем. Но…

Было удивительно, как быстро это произошло. Как пламя, окунутое в холодную воду.

Внезапная волна гнева была холодной и всепоглощающей.

— И что, черт возьми, это должно было означать? — сказала я. — Это должно было быть милосердием? Что ты умираешь за меня?

Его лицо изменилось, между бровями появилась складка.

— Я…

— Мне снится, как мой клинок входит в твою грудь каждую гребаную ночь, Райн.

Слишком много эмоций. Не показывай ему это.

Но было слишком поздно. Слова лились из меня, горячие и обжигающие.

— Ты заставил меня убить тебя, — выкрикнула я. — Ты заставил меня сделать то, что ты не смог сделать. Второй раз в жизни я…

Я пыталась сдержать поток этих слов так сильно, что зубами я прикусила язык до крови. Я отвернулась. Но было слишком поздно, чтобы не увидеть, как на лице Райна промелькнуло осознание, когда он коснулся своей груди, прямо там, где ее пронзил мой клинок.

Стыд захлестнул меня.

Я почти…

Матерь, что за дочь, черт возьми, из меня получилась? Что за королева?

— Орайя, — начал Райн, и я вздрогнула, приготовившись к его словам.

Но тут раздался стук в дверь.

Он не шелохнулся. Я чувствовала, как его глаза смотрят мне в спину.

Раздался еще один стук, уже громче.

— Райн? — раздался голос Мише из коридора. — Ты там?

Тишина.

Затем он наконец поднялся. Я не поднимала глаз, хотя слышала, как открылась дверь, и прозвучало яркое приветствие Мише.

— О! Ты очнулась!

Я не могла смотреть на нее. Я не хотела, чтобы она тоже это увидела.

— В чем дело? — Голос Райна был тихим.

Наступило молчание, пока Мише, несомненно, собирала все фрагменты воедино.

— Это от Вейла, — сказала она, в тон ему. — Там появилась… проблема в Сивринаже.

Райн выдохнул, что было бессловесным проклятием.

— Ты был прав — вздохнула она. — Они — чертовы ублюдки.