Пепел и проклятый звездой король

Глава

43

Орайя

Я понятия не имела, куда мы летим.

С весом Райна, тянущим меня вниз, лететь было невозможно, даже если он и пытался помочь, что было безуспешно. Но это, наверное, и к лучшему. Мы быстро снизились, прячась между зданиями Сивринажа, пока я судорожно пыталась удержать нас в воздухе. Мне удалось довести нас до края человеческих кварталов, прежде чем мы рухнули на мощеные улицы.

Райн, несмотря на ранения, как-то быстро поднялся на ноги, хромая вдоль стен разрушающихся кирпичных зданий. Как только я поднялась на ноги, я встала под его руку, чтобы помочь поддержать его.

Я прищурилась на светлеющее безоблачное небо над головой.

— Нам нужно доставить тебя внутрь, — сказала я. — Немедленно.

Я огляделась, ища пустое здание, в котором можно было бы укрыться, но Райн продолжал тащить нас вперед, стиснув челюсти.

— Я знаю, куда мы пойдем, — сказал он.

— Твоя комната? Ты не успеешь. Мы найдем…

— Мы пойдем туда, — огрызнулся он.

Я готова была снова поспорить с ним, но он бросил на меня такой взгляд, стальной и решительный, что у меня закрылся рот.

В эти туманные минуты между ночью и рассветом по обе стороны Сивринажа — вампирской и человеческой — было тихо. Но совсем скоро, как я знала, мы привлечем внимание в людских кварталах находясь под восходящим солнцем. Мы прошли полтора квартала, прежде чем я заметила первые глаза, заглянувшие в окно спальни и поспешно спрятавшиеся при встрече.

— Люди увидят тебя, — пробормотала я. — Мы должны найти место как можно быстрее.

— Нет. — Это слово прозвучало сквозь стиснутые зубы. Райн двигался медленнее, тяжело опираясь на стены и с небольшим успехом цепляясь за отбрасываемые ими тени, но он все равно тащился вперед. — Мы уже близко. Еще один квартал.

Матерь, я не знала, дойдем ли мы так далеко.

Прошла целая вечность, прежде чем показалось здание, и я почувствовала вздох облегчения при виде него. Но к тому времени на его скуле с одной стороны появились темные ожоги, которые медленно распространялись по всему лицу.

Его шаги были такими медленными. Я проваливалась под его тяжестью. Солнце поднималось все выше.

— Мы уже близко, — тихо сказала я. — Еще немного.

Мы были так чертовски близко.

А потом, в нескольких футах от двери, он рухнул.

Я опустилась рядом с ним на колени и потащила его как можно дальше в тень зданий. Каждый сантиметр давался мне с трудом — он был тяжелым, а я была ранена.

— Вставай, — сказала я, пытаясь скрыть свой страх. — Вставай, Райн. Мы так близко.

Он захрипел и попытался встать. Не получилось, он упал спиной на стену.

Что я должна была делать? Я не могла его нести. Солнце быстро наступало. Я попыталась запихнуть его в тень, насколько хватало его громадного тела.

Дверь открылась и закрылась, и мои руки потянулись к мечу.

Я подняла голову и увидела, что над нами стоит крупный полулысый мужчина.

Он показался мне знакомым, но сначала я его не узнала. Потом до меня дошло: тот самый мужчина из многокомнатного дома. Тот самый, который всегда спал за столом.

Мой рот открылся, но я не знала, что сказать — то ли зарычать на него, чтобы он держался подальше, то ли умолять его о помощи. Сегодня мы не маскировались. Мы были такими вполне очевидными вампирами. Настолько очевидными, что мы были беспомощны.

В голове пронеслось миллион вариантов того, как поступил бы человек, столкнувшись с двумя хищниками, оказавшимися в затруднительном положении.

Мужчина заговорил раньше, чем я успела.

— Я не дурак. Я знаю, кто вы.

Он подошел, а когда я заметно вздрогнула, встала между ним и Райном.

Его глаза были… добрее, чем я ожидала.

— Тебе нечего бояться. Никому из вас. — Он протиснулся мимо меня, опустился на колени и схватил Райна за левую руку. — Ты возьми правую, — сказал он.

Он помогал нам.

Богиня, он действительно помогал нам.

Я сделала, как он сказал, поддерживая Райна с правой стороны. Вдвоем с Райном, который из последних сил помогал нам, мы занесли его в жилой дом. Смотритель захлопнул за нами дверь, свободной рукой задернул шторы.

Как только солнце скрылось за горизонтом, Райн облегченно вздохнул.

— Лучше, — выдавил он из себя. — Намного лучше.

— Тсс, — сказала я. Я не хотела, чтобы он тратил свою энергию на слова, когда ему еще нужно было подняться по лестнице.

Но без солнца у него сразу прибавилось сил, и он в основном смог сам подняться по лестнице, даже если ему приходилось опираться на нас для поддержки. Когда мы вошли в комнату, он сразу же опустился на кровать.

Человек стоял в дверях, скрестив руки.

Райн поднял на него взгляд.

— Спасибо.

Но тот лишь пренебрежительно поднял руку.

— Это место изменилось. Не думайте, что люди здесь не знают, почему. — Он посмотрел куда-то между нами. — Я не знаю, что здесь произошло, но это не мое дело. Позвольте мне сказать, что я надеюсь, что все будет продолжаться так же, как и раньше. И если то, что вы оказались здесь, поможет этому случиться… — Он пожал плечами и отступил от двери. — Я ухожу на сегодня и закрываю за собой дверь. Если кто спросит, я ничего не видел.

И с этими словами он закрыл дверь, оставив нас с Райном наедине.

Я взглянула на Райна. Его горло дрогнуло, но потом он взял себя в руки и повернулся ко мне, оглядывая меня с ног до головы. Я держалась за живот. Раны, на которые я в бешенстве не обратила внимания, теперь были гораздо заметнее. Но они не убили бы меня.

Райн встал и, ковыляя, пересек комнату.

Я вскочила на ноги.

— Куда, черт возьми, ты идешь?

— Сиськи Иксы, принцесса. Я всего лишь прошел через комнату. Я в порядке. Просто солнце меня достало.

Это была неправда. Но, по крайней мере, он мог двигаться. Это уже что-то.

Он бросил на меня изумленный взгляд, открывая ящик письменного стола и шаря по нему.

— Сядь и перестань на меня так смотреть, — сказал он.

— Зачем?

Он рассмеялся.

— Неужели это слишком невыполнимый приказ?

Я нехотя села, когда он вернулся и сел рядом со мной. Его дыхание было тяжелым и слегка хрипловатым. На покрывале уже проступила кровь — моя и его.

Он расстегнул лишнюю пуговицу на пиджаке. Он был разорван и испачкан, волосы растрепаны по лицу, рукава засучены до локтей. Мое некогда прекрасное платье было разорвано и пропитано кровью.

Все изысканное, что было в нашем появлении сегодня вечером, было смыто кровопролитием.

— Спасибо, — мягко сказал он. — Спасибо, что пришла за мной.

У меня перехватило горло. Мне не нравилось, когда он так говорил. Это напоминало мне о том, как он благодарил меня после того, как я позволила ему выпить моей крови. Слишком искренне.

— Саймон говорил о тебе так, будто ты… — Я скривила губы. — Как будто ты ничто. Пошел он нахрен.

На губах Райна мелькнула короткая улыбка, немного болезненная, потому что мы оба знали, что моя неприязнь к Саймону была не единственной причиной, по которой я спасла Райна. Но он не стал меня отталкивать.

— У меня для тебя кое-что есть, — сказал он и протянул небольшой, неприметный сверток, завернутый в простую ткань.

Я не стала его брать.

— Это не укусит тебя, — сказал он. — Я уже давно должен тебе свадебный подарок.

— И ты думаешь, что сейчас самое время для подарков?

Уголок его рта сжался.

— Я думаю, что сейчас самое подходящее время для подарков.

Я не знала, почему я все еще колеблюсь. Как будто эта маленькая нотка в его голосе заставила меня подумать, что, что бы это ни было, это будет больно.

Я взяла сверток, положила его на колени и развернула.

Из него выпала потрепанная временем тетрадь и рыхлая стопка пергамента.

Чуть дрожащей рукой я взяла верхний лист бумаги и развернула его, обнаружив нацарапанный выцветшими чернилами портрет — женщина с темными волосами, вглядывающаяся вдаль, с лицом, частично наклоненным от зрителя. Рисунок был старым, чернила размазались, на странице расцвело несколько капель воды. Это напомнило мне другой выцветший чернильный рисунок — на котором был изображен разрушенный горизонт в городе далеко отсюда.

— Кто… кто это? — спросила я.

— Я думаю, — тихо сказал Райн, — это твоя мать.

Какая-то часть меня уже знала это. И все же эти слова вскрыли мою грудь, выпустив волну эмоций, к которым я не была готова.

Это нарисовал Винсент. Это была его рука — я узнала этот стиль рисования.

Винсент нарисовал ее.

Я осторожно отложила портрет. Под ним лежало потускневшее серебряное ожерелье с маленьким черным камнем-брелоком. Я взяла ожерелье в руки и положила камень рядом со своей рукой — рядом с кольцом, которое я носила на мизинце. Идеальное сочетание.

У меня сильно болело в груди. Я положила ожерелье на портрет. Тетрадь осталась лежать на коленях, не раскрытая.

— Как? — Я задыхалась.

Я не могла заставить себя посмотреть на него.

— Постепенно. В замке хранились записи и заметки за сотни лет. Винсент многое записал, но мало что из этого имело смысл.

Это прозвучало верно. Винсент любил писать, но при этом был параноиком в отношении обмена информацией. Какие бы записки он ни оставил, они были бы намеренно расплывчатыми, трудными для понимания кем-либо, кроме него.

— Я взял всё, что относилось к примерно двадцати четырём годам назад, — продолжил Рейн. — Разбирал по чуть-чуть каждый день. Только я. Никто другой не знает.

Матерь, сколько же времени это заняло. Он сам перебирал все эти сотни или тысячи бумаг.

У меня защипало в глазах.

Я подняла еще один лист бумаги. Это было письмо — или неполный фрагмент письма. Это не был почерк Винсента, который я теперь знала наизусть. Он был более грязным и мягким, буквы располагались вертикально и петляли.

— Кто… — Слово было прервано, так что мне пришлось остановиться и начать снова. — Кем она была?

— У меня тоже больше вопросов, чем ответов. Я думаю, ее звали…

— Алана.

Мои пальцы проследили за именем, написанным внизу письма. И в то же время я чувствовала, что оно знакомо мне до мозга костей. Как будто я вспоминала эхо того, как оно было произнесено в маленьком глиняном домике несколько десятилетий назад.

Потом моя рука переместилась на верхнюю часть письма. Там было написано: «Але». Вартана. Восточные районы.

Помоги мне Богиня. Имя. Место. Вартана была небольшим городком к востоку от Сивринажа. Само письмо мало что значило для меня, оно содержало нечто похожее на лечебные заклинания и ритуалы из непонятной мне магии, но — имена.

— Насколько я понял, — сказал Райн, — она жила в замке какое-то время. Не знаю, сколько. Не меньше года, судя по разнице во времени. — Он постучал пальцем по дате внизу порванного письма, затем по более ранней дате на бумаге под ним. Похоже, что это была какая-то запись в дневнике — список ингредиентов. Растения. Некоторые я узнала, а некоторые нет.

— Я думаю, — продолжал он, — она умела пользоваться магией. Она была колдуньей.

Я нахмурила брови.

— Какому же богу она поклонялась? Ниаксии?

Даже задавая вопрос, я знала ответ. Моя мать была человеком. Некоторые люди могли пользоваться магией Ниаксии, но никто из них не стал особенно искусным в ней, уж точно не больше, чем вампиры.

Райн осторожно раздвинул страницы, остановившись перед последним пергаментом. Этот, в отличие от остальных, не был письмом или записью в дневнике. Это была страница, вырванная из книги, — диаграмма фаз луны. Внизу был изображен маленький силуэт символа — десятилапый паук.

— Это символ Акаэджи, — сказал он.

Акаэджа — богиня неизведанного и плетельщица судеб.

Осознание нахлынуло на меня, когда я вспомнила, что Септимус говорил о моем отце. Что он искал кровь бога. Что он использовал провидцев, чтобы помочь ему в этом.

Солнце, черт возьми, забери меня.

Я перевела взгляд на Райна, и он поднял брови в знак молчаливого подтверждения того, что у него возникла та же мысль, что и у меня.

— Что она для него сделала? — спросила я.

— Я не знаю. Хотел бы я знать. Месяцы ушли на поиски, и это все, что у меня есть.

В его голосе звучала досада на самого себя, смущение от того, что он дает мне так мало. И в то же время я чувствовала себя настоящей обжорой от всего, что мне только что дали.

У меня было имя. Богиня, у меня был рисунок с ее лицом.

И у меня было миллион вопросов и миллион возможностей.

Я снова взяла в руки первый пергамент — рисунок. Кончики моих пальцев пробежались по старым чернильным линиям.

Он нарисовал это. Он нарисовал ее.

Почему, Винсент?

Ты любил ее? Ты похитил ее?

Или то, и другое?

Но я не слышала никакого голоса в своей голове. Зачем мне вообще понадобилось придумывать его фальшивую версию, не похожую на тайну, если это все, что он дал мне в жизни?

А может быть, его голос покинул меня, потому что он знал, что я не хочу слышать ничего из того, что он хотел сказать.

У меня заслезились глаза, и дрогнуло горло. Мой большой палец поглаживал пергамент туда-сюда. Присутствие Райна рядом со мной ощущалось слишком близко и в то же время недостаточно близко.

— Она похожа на тебя, — прошептал он.

Что-то в том, как он это сказал, задело меня. Он сказал это с таким восхищением. Как будто не было большего комплимента.

Я проследила каскад темных волос, рассыпавшихся по плечам, прямой угол носа, до жути знакомый задумчивый изгиб рта.

— Я хотел бы дать тебе больше, — тихо сказал он. — Больше, чем имя. Больше, чем несколько клочков бумаги.

— Почему? — Выдохнула я. — Зачем ты это делаешь?

Я знала. В глубине души я уже знала почему.

Райн сделал длинный вдох и медленно выдохнул.

— Потому что ты заслуживаешь гораздо большего, чем то, что дал тебе этот мир. И я знаю, я знаю, что я был частью этого. Я лишил тебя возможности получить ответы на эти вопросы. Этого недостаточно. Я знаю, что это не так. Но…

Его голос угас, немного безнадежно, словно он искал слова, но не мог их найти. И я не могла найти их, кроме болезненной благодарности, которая наполнила мою грудь, стягивая ее. Да, Райн был прав. Он лишил меня возможности смотреть Винсенту в глаза и потребовать ответов.

Но даже это, всего лишь обрывки прошлого, было больше, чем когда-либо давал мне мой отец. Это что-то значило. Значило больше, чем мне хотелось бы.

Я чувствовала на себе пристальный взгляд Райна, хотя и не отводила взгляд от покрывала, стыдясь того, что он может увидеть под этим взглядом.

— Есть еще кое-что, — сказал он.

Раздался слабый шелестящий звук, когда он полез в карман. Затем он положил бархатный мешочек мне на колени. Он был тяжелым для своего размера, изнутри доносился слабый металлический звон, когда он осел.

Деньги.

Мои глаза мгновенно поднялись, чтобы встретить его взгляд. Это была ошибка, потому что грусть на его лице была такой откровенной, такой открытой, что она меня поразила.

— Что… — начала я.

— Золото, — сказал он. — Материал, что имеет гораздо большее значение, чем валюта. Любой человек в любой из человеческих стран возьмет его у тебя. Этого достаточно, чтобы продержаться. Я собирался прислать еще, если тебе понадобится, но…

Я резко встала, уронив бумаги и мешочек с коленей на кровать.

— Я не…

— Просто дай мне, черт возьми, выговориться, Орайя. — Затем, более мягко он произнес: — Просто… пожалуйста. Пожалуйста, позволь мне сказать тебе это.

Я хотела отвести от него взгляд, но не могла. Эти ржаво-красные глаза, блестевшие в свете фонаря, держали меня в плену.

— В устье Литуро, на окраине человеческих районов, тебя сейчас ждет человек. У него есть лодка. Он отвезет тебя на торговые острова у побережья. Там ты сможешь сесть на корабль, идущий в любую точку мира.

Мои губы приоткрылись.

Всё было подготовлено. Мужчина, ожидающий меня. Деньги. Эта записная книжка, упакованная и готовая, ждала меня.

Райн никогда не намеревался связывать мою свободу с поддержкой от Дома Тени.

Он всегда собирался отпустить меня.

— Я… — Я вдохнула, но он стоял, едва сморщившись от боли от своих ран, непоколебимо глядя мне в глаза.

— Уходи, — вздохнул он. — Уезжай куда-нибудь подальше. Уезжай к человеческим народам. Изучай свою магию. Я бы посоветовал тебе стать кем-то невероятным, Орайя, но ты уже стала такой, а это место тебя не заслуживает. И никогда не заслуживало. И уж точно не заслуживаю я.

Я снова открыла рот, но слова Райна произносились быстрее, сильнее, словно он вытаскивал их откуда-то из глубины души.

— Я так и не извинился перед тобой так, как следует. Потому что всё, что ты когда-либо говорила обо мне, было правдой. Потому что ты всегда видела, черт возьми, правду, даже когда мне было стыдно за неё. То, что я сделал тебе, было… было непростительным. — он вырвал это слово, как будто испытывал отвращение к самому себе. Подушечки его пальцев коснулись его груди, там, где мой клинок когда-то пронзил его кожу. Потому что я точно знала, где находился этот шрам. — Так что я не буду просить твоего прощения. Я не буду стоять здесь и говорить тебе, как мне жаль. Какой чертовой пользы это принесет тебе? Я не хочу ничего у тебя просить. Я хочу дать тебе то, что ты должна была иметь давно. Потому что ты…

Казалось, воздух покинул комнату, покинул мое тело, и я стояла, застыв, не дыша, не говоря ни слова, пока он подходил все ближе. Ближе. Мой подбородок вздернулся, чтобы сохранить зрительный контакт.

Матерь, эти глаза. Они были как огонь, сияющие, мокрые от слез, которые так и не вылились.

— Ты — это всё, — выдавил он, прерывистым голосом. — Всё. Уходи, Орайя. Уходи.

Мое горло напряглось. Я сглотнула комок, а моя челюсть сжалась.

Все, о чем я могла думать, что он чертов дурак.

Если бы у него в союзниках был Дом Тени, это было бы одно дело. Но у Райна больше не было союзников. Ни с Кроворожденными. Ни даже с ришанцами. Сейчас он как никогда нуждался в силе, которую я могла ему дать. Это был его единственный шанс вернуться на трон и, конечно, единственный шанс его удержать.

Он нуждался во мне больше, чем когда-либо.

— У тебя нет ничего, кроме меня, — сказала я. — И все же ты позволишь мне уйти?

— У меня нет ничего, кроме тебя, — прошептал он. — Поэтому я отпускаю тебя.

От этих слов у меня закружилась голова, как будто весь мир сместился в сторону, с которой мое тело не знало, что делать. Райн был так близко ко мне, что я чувствовала тепло его тела — ощущение, которое теперь казалось мне таким же знакомым, как моя собственная кожа. И я видела, как работает его челюсть, как напрягаются мышцы, словно объединяясь против первобытной силы, которая умоляла сократить расстояние между нами.

Как я распознала это так легко?

Почему это показалось мне таким знакомым?

Я замолчала на долгий миг.

Тогда я обошла его, взяла с кровати мешочек с монетами и прижала его к груди с такой силой, что он издал удивленный вздох.

— Я чертовски не могу в это поверить, — прорычала я.

На его лице отразилось удивление.

— Все только что стало интереснее, — сказала я, — и ты думаешь, что я просто сбегу? Когда надо сражаться? Когда у этого ублюдка моя корона? — Я приблизилась ещё ближе, даже несмотря на опасность, даже несмотря на то, что наши тела почти слились воедино, я приподняла голову, чтобы удерживать его взгляд, на моем лице была насмешка.

— Пошел ты нахрен, Райн, — прошептала я. — Пошел ты нахрен.

Он долго смотрел на меня, не моргая.

И мы разорвали это молчание одновременно.

Я не знала, кто двинулся первым. Поцелуй был похож на грозу над летней пустыней — на смерч, пронесшийся разом, и уничтоживший жару, настолько всепоглощающий, что ты вдруг не помнишь ничего, кроме дождя.

Он вдруг оказался повсюду.