Глава
1
Орайя
Мой отец жил в смутных мгновениях перед тем, до того, как я каждый день открывала глаза, находясь между бодрствованием и сном.
Я дорожила этими моментами, когда кошмары исчезали и на смену им еще не приходили мрачные тени реальности. Я переворачивалась на шелковых простынях и глубоко вдыхала знакомый запах — розы, ладана, камня и пыли. Я лежала в кровати, в которой спала каждый день на протяжении пятнадцати лет, в комнате, которая всегда была моей, в замке, в котором я выросла, и мой отец, Винсент, Король Ночнорожденных, был жив.
А потом я открывала глаза, и на меня накатывала неизбежная жестокая ясность осознания, и мой отец умирал заново.
Эти секунды между сном и бодрствованием были лучшими за весь день.
Момент, когда память возвращалась ко мне, был самым худшим.
И все же это того стоило. Я спала при любой возможности, чтобы вернуть эти драгоценные секунды. Но время не остановить. Невозможно остановить смерть.
Я старалась не замечать, что с каждым пробуждением этих секунд становилось все меньше.
Сегодня утром я открыла глаза, а мой отец был все еще мертв.
БАХ-БАХ-БАХ.
Кто бы ни стучал в дверь, он делал это как нетерпеливый человек, который занимался этим дольше, чем ему хотелось бы.
Кто бы ни стучал.
Я знала, кто, черт возьми, стучал.
Я не шевелилась.
Я вообще не могла пошевелиться, потому что горе сковало все мои мышцы. Я сжимала челюсти, все сильнее и сильнее, до боли, до надежды, что у меня треснут зубы. Мои кулаки сжимали простыни. Я чувствовала запах дыма — Ночного огня, моей магии, разъедающей простыни.
Меня лишили чего-то ценного. Этих смутных моментов, когда все было как прежде.
Я выскользнула из сна, и в моей голове все еще стоял образ изуродованного тела Винсента, такого же мертвого и изуродованного во сне, как и наяву.
— Проснись, принцесса! — Голос был таким громким, что даже при закрытой двери он пронесся по комнате. — Я знаю твои кошачьи повадки. Думаешь, я не знаю, что ты проснулась? Я бы предпочел, чтобы ты впустила меня, но, если придется, я ворвусь.
Я ненавидела этот голос.
Я ненавидела этот голос.
Мне нужно было еще десять секунд, чтобы посмотреть на него. Еще пять…
БАХ.
БА…
Я откинула одеяло, вскочила с кровати, пересекла комнату несколькими длинными шагами и распахнула дверь.
— Только попробуй постучать в эту дверь, — вздохнула я, — еще один чертов раз.
Мой муж улыбнулся мне, опустив поднятый кулак, которым действительно был готов стукнуть еще один чертов раз.
— Вот и она.
Я ненавидела это лицо.
Я ненавидела эти слова.
И больше всего я ненавидела то, что, когда он произносил их сейчас, я слышала скрытый подтекст беспокойства, видела, как его ухмылка исчезает, когда он осматривает меня с головы до пят, быстро, но тщательно. Его взгляд остановился на моих руках, сжатых в кулаки по бокам, и я поняла, что сжимаю в одной из них ошпаренный клочок шелка.
Я хотела использовать этот клочок, чтобы пригрозить ему, напомнить, что вместо шелка может быть он, если он не будет осторожен. Но что-то в мелькнувшем на его лице беспокойстве и во всем том, что оно заставило меня почувствовать, погасило огонь в моем животе.
Мне нравился гнев. Он был осязаем, силен и заставлял меня чувствовать себя могущественной.
Но я не чувствовала себя сильной, когда мне пришлось признать, что Райн — мужчина, лгавший мне, заперший меня, уничтоживший мое королевство и убивший моего отца — искренне заботился обо мне.
Я не могла даже взглянуть на лицо Райна, не видя его забрызганным кровью моего отца.
Не видя, как он смотрел на меня, словно я была самым дорогим существом на свете, в ту ночь, которую мы провели вместе в постели.
Слишком много эмоций. Я жестоко подавила их, хотя это было физически больно, как будто я глотала лезвия. Проще ничего не чувствовать.
— Что? — спросила я. Вопрос произнесся слабо, а не как словесный удар, каким я хотела его видеть.
Хотела бы я не замечать легкого разочарования на лице Райна. Даже беспокойства.
— Я пришел сказать тебе, чтобы ты собиралась, — сказал он. — У нас гости.
Гости?
Мой желудок скрутило от этой мысли — от мысли стоять перед незнакомыми людьми, чувствуя, как они смотрят на меня, как на зверя в клетке, и при этом изо всех сил стараясь держать себя в руках.
Ты умеешь контролировать свои эмоции, маленькая змейка, — прошептал Винсент мне на ухо. Я научил тебя этому.
Я вздрогнула.
Райн наклонил голову, и между его бровей пролегла глубокая морщина.
— Что?
Черт, как же я это ненавидела. Каждый раз, когда он это замечал.
— Ничего.
Я знала, что Райн мне не верит. Он знал, что я это знаю. Я ненавидела сам факт того, что он знал, что я это знаю.
Я подавила и это, пока эти эмоции не стали просто оцепеневшим гулом на заднем плане, покрытым еще одним слоем льда. Чтобы держать всё это в таком состоянии требовало постоянных усилий, и я была благодарна, что могла сосредоточиться на этом.
Райн выжидающе уставился на меня, но я ничего не сказала.
— Что? — сказал он. — Никаких вопросов?
Я покачала головой.
— Никаких оскорблений? Никаких отказов? Никаких споров?
Ты хочешь, чтобы я спорила? — почти спросила я у него. Но тогда мне пришлось бы увидеть, как на его лице мелькает беспокойство, и признать, что он действительно хочет, чтобы я спорила, и тогда мне тоже пришлось бы испытать эту сложную эмоцию.
Поэтому я просто снова покачала головой.
Он прочистил горло.
— Ладно. Ну что ж. Вот. Это для тебя. — У него в руках был шелковый мешочек, который он протянул мне.
Я ничего не спросила.
— Это платье, — сказал он.
— Хорошо.
— Для встречи.
Встреча. Это звучало важно.
Тебе все равно, напомнила я себе.
Он ждал, что я спрошу, но я не спросила.
— Это единственное, что у меня есть, так что не спорь со мной об этом, если тебе это платье не понравится.
Так жалко и очевидно. Он практически тыкал в меня палкой, чтобы посмотреть, как я отреагирую.
Я открыла мешок и посмотрела вниз, чтобы увидеть груду черного шелка.
У меня сжалось в груди. Шелк, а не кожа. После всего, что было, мысль о том, чтобы пройтись по этому замку в чем-либо, кроме доспехов…
Но я сказала:
— Все в порядке.
Я просто хотела, чтобы он ушел.
Но Райн теперь никогда не уходил от разговора без долгого, томительного взгляда, как будто ему было что сказать, и все это грозило выплеснуться наружу, прежде чем он покинет мою комнату. Каждый, чертов, раз.
— Что? — спросила я нетерпеливо.
Матерь, мне казалось, что у меня один за другим расходятся швы.
— Одевайся, — сказал он наконец, к моему облегчению. — Я вернусь через час.
Когда он ушел, я закрыла дверь и прислонилась к ней, выпустив рваный выдох. Держать себя в руках в течение последних нескольких минут было мучительно. Я не знала, как мне это удастся сделать в присутствии кучки дружков Райна. Намного дольше. В течении гребаных часов.
Я не могу это сделать.
Ты сможешь, — прошептал Винсент мне на ухо. Покажи им, какая ты сильная.
Я зажмурила глаза. Мне хотелось прислушаться к этому голосу.
Но он утих, как и всегда, и мой отец снова был мертв.
Я надела дурацкое платье.
РАЙН НЕРВНИЧАЛ.
Я жалела, что распознавала его так легко. Никто другой, казалось, не видел этого. Да и с чего бы? Его действия были тщательно продуманы. Он воплощал роль короля-завоевателя так же легко, как воплощал роль человека в пабе, и роль кровожадного соперника, и роль моего возлюбленного, и роль моего пленителя.
Но я все равно увидела. Один мускул, напрягшийся под углом его челюсти. Слегка остекленевший, слишком жесткий фокус его взгляда. То, как он все время трогал манжету рукава, словно ему было не по себе в костюме, который он надел.
Когда он вернулся в мою комнату, я уставилась на него, застигнутая врасплох, вопреки самой себе.
На нем был строгий, изящный черный пиджак с синей отделкой и соответствующим поясом через плечо, бросающимся в глаза на фоне серебряных пуговиц и тонкой металлической парчи. Он был до боли похож на другой наряд, который я видела на нем однажды: наряд, который он надел на бал в честь испытания Третьей четверти луны, тот самый, который ему предоставил Лунный дворец. Правда, тогда он оставил волосы неухоженными, а подбородок — заросшим щетиной, как будто все это было сделано с неохотой. Теперь он был чисто выбрит. Волосы были аккуратно уложены и завязаны так, что над шеей виднелся знак Наследника, выглядывающий из-за горловины пиджака. Его крылья были распахнуты, и на их краях и кончиках виднелись ярко-красные полосы. И…
И…
В этот момент у меня так сильно перехватило горло, что я не могла ни глотать, ни дышать.
Вид короны на голове Райна вонзился мне в ребра. Серебряные остроконечные шпили утопали в красно-черных локонах Райна, и контраст этих двух цветов бросался в глаза, поскольку я видела этот металл только на фоне гладких светлых волос моего отца.
В последний раз я видела эту корону, когда она была пропитана кровью и втоптана в песок в Колизее, когда мой отец умирал у меня на руках.
Пришлось ли кому-то копаться в том, что осталось от тела Винсента, чтобы достать эту корону? Неужели какому-то бедному слуге пришлось отмывать его кровь, кожу и волосы от всех этих замысловатых серебряных витков?
Райн оглядел меня с ног до головы.
— Ты хорошо выглядишь, — сказал он.
Когда он в последний раз сказал мне это слово на том балу, у меня по позвоночнику пробежала дрожь — шесть букв, полные скрытых обещаний.
Теперь это прозвучало как ложь.
Мое платье было прекрасно. Просто прекрасно. Простое. Приукрашивающее мои достоинства. Легкое, из тонкого шелка, прилегающее к телу. Должно быть, оно было сшито для меня, ведь оно так хорошо сидело, хотя я понятия не имела, откуда они узнали мои размеры. Оно оставляло мои руки обнаженными, хотя у него был высокий воротник с асимметричной застежкой на пуговицах, уходящей на бок.
Я была втайне благодарна за то, что воротник скрыл мой знак Наследника.
С недавних пор я избегала смотреть в зеркало, когда переодевалась. Отчасти потому, что дерьмово выглядела. Но еще и потому, что я ненавидела смотреть на этот знак. Знак Винсента. Каждая ложь, запечатленная на моей коже красными чернилами. Каждый вопрос, на который я никогда не смогу получить ответ.
Сокрытие знака было, конечно, намеренным. Если меня собирались выставить перед какими-то важными ришанцами, я должна была выглядеть как можно менее угрожающей.
Отлично.
На лице Райна мелькнуло странное выражение.
— Она не застегнута.
Он жестом показал на горло, и я поняла, что он имеет в виду платье — помимо застежек спереди, пуговицы были и сзади, а я успела застегнуть его только наполовину.
— Хочешь, я…
— Нет. — Быстро выпалила я, но в наступившей тишине понял, что у меня нет выбора. — Хорошо, — сказала я через мгновение.
Я повернулась, показывая своему главному врагу оголенную спину. Я с издёвкой подумала, что Винсенту было бы стыдно, что я так поступаю.
Но, Матерь, я бы предпочла кинжал рукам Райна — я бы предпочла чувствовать лезвие, а не кончики его пальцев, слишком нежно касающихся моей кожи.
И какой же дочерью я стала, что, несмотря ни на что, какая-то часть меня жаждала ласковых прикосновений?
Я затаила дыхание и не дышала, пока он не застегнул последнюю пуговицу. Я ждала, что он уберет руки, но он их не убирал. Как будто он думал о том, чтобы сказать что-то еще.
— Мы опаздываем.
Я подпрыгнула при звуке голоса Кейриса. Райн отстранился. Кейрис прислонился к дверному косяку, глаза слегка сузились, он улыбался. Кейрис всегда улыбался, но он также всегда очень, очень внимательно наблюдал за мной. Он хотел моей смерти. Это нормально. Иногда я тоже хотела, чтобы меня убили.
— Верно. — Райн прочистил горло. Потрогал манжету рукава.
Нервничает. Сильно нервничает.
Прежняя версия себя, та, что была погребена под десятками слоев льда, который я поместила между своими эмоциями и поверхностью кожи, была бы любопытной.
Райн оглянулся на меня через плечо, его рот искривился в ухмылке, он заглушил свои эмоции так же, как и я.
— Пойдем, принцесса. Устроим им представление.
С ТЕХ ПОР как я была здесь в последний раз, тронный зал был приведен в порядок: заменена отделка и декор, пол очищен от осколков хиаджских артефактов. Шторы были распахнуты, открывая серебристый силуэт Сивринажа. Здесь было спокойнее, чем несколько недель назад, но вдали изредка вспыхивали маленькие искорки света. Люди Райна взяли под контроль большую часть внутреннего города, но из окна своей спальни я видела столкновения на окраинах Сивринажа. Хиаджи не собирались сдаваться без боя — даже против Дома Крови.
Может быть, под этой ледяной гордостью скрывается что-то. Беспокойство. Я не была уверена. Трудно было сказать.
В центре помоста возвышался трон моего отца — трон Райна. Кейрис и Кетура заняли свои места позади него, у стены, одетые в свои лучшие одежды. Всегда послушные стражники. Я полагала, что тоже буду там, на единственном стуле. Но Райн взглянул на него, покачал головой, а затем подтащил его и поставил рядом с троном.
Кейрис посмотрел на него так, словно он только что сошел с ума.
— Ты уверен в этом? — сказал он, достаточно тихо, чтобы я поняла то, что мне не суждено услышать.
— Конечно, — ответил Райн, повернулся ко мне, затем указал на стул и сел сам, не дав Кейрису возможности возразить. Тем не менее, поджатые губы советника сказали более чем достаточно. Как и вечный испепеляющий взгляд Кетуры.
Если я должна была быть тронута этим проявлением… щедрости, или доброты, или чем там это должно было быть, то я не была тронута. Я сидела и не смотрела на Райна.
Служанка просунула голову через двойные двери и поклонилась, обращаясь к Райну.
— Они здесь, Ваше Высочество.
Райн взглянул на Кейриса.
— Где он, черт возьми, ходит?
Как по команде, в воздухе поплыл аромат дыма сигариллы. Септимус вошел в зал и двумя длинными грациозными шагами поднялся на помост. За ним следовали две его любимые стражницы из дома Крови: Дездемона и Илия, две высокие, гибкие женщины, настолько похожие друг на друга, что я была уверена, что они, должно быть, сестры. Я никогда не слышала, чтобы они говорили.
— Мои извинения, — легкомысленно сказал он.
— Убери это, — проворчал Райн.
Септимус усмехнулся.
— Надеюсь, ты намерен быть более вежливым со своими представителями знати, чем сейчас со мной.
Но он повиновался, потушив сигариллу о собственную ладонь. Запах дыма сменился запахом горящей плоти. Кейрис сморщил нос.
— Очень мило, — сказал он мрачно.
— Король Ночнорожденных попросил меня потушить ее. Было бы невежливо не сделать этого.
Кейрис закатил глаза и выглядел так, будто изо всех сил старался не сказать ничего лишнего.
Райн же просто смотрел через всю комнату на закрытые двойные двери, словно прожигая насквозь то, что находилось за ними. Его лицо было нейтральным. Даже самоуверенным.
Я знала, что так будет лучше.
— Вейл? — спросил Кейрис низким голосом.
— Он должен был быть здесь. Судно, должно быть, задерживается.
— Мм.
Этот звук вполне мог быть проклятием.
Да, Райн очень, очень сильно нервничал.
Но его голос был спокойным и безмятежным, когда он сказал:
— Тогда, я думаю, мы готовы, не так ли? Откройте двери. Впустите их.