Пепел и проклятый звездой король

Глава

4

Райн

— Это, — пробормотал Кейрис, — было дерьмовое шоу.

— А я думаю, что все прошло не так уж и плохо.

Кетура закрыла за нами дверь. Комната была одновременно слишком пустой и такой грязной, что в ней невозможно было думать. Раньше это была библиотека — помещение, где выставлялись очень красивые, очень старые или очень дорогие книги, а обычно всё сразу. Кетура приказала обшарить большую часть замка в поисках информации, ловушек, и какой-то бедный слуга успел уже наполовину снять книги с полок, прежде чем она решила, что именно эта комната — единственная приемлемая база для операций.

Теперь здесь царил сплошной беспорядок — полки с одной стороны были пусты, стопки книг засунуты в угол. Длинный стол в центре комнаты был завален записями, картами, книгами и несколькими выброшенными накануне стеклянными бокалами, на дне которых застыла красная корочка крови.

Винсент находился у власти уже двести лет. Нужно было устранить много беспорядка.

Я был втайне благодарен ему за это.

В ту ночь, когда закончился Кеджари, я прилетел сюда с чувством ужаса в животе. Тревог у меня было более чем достаточно: бессознательное тело Орайи в моих руках, кровь Винсента на моих руках, знак Наследника, горящий на моей спине, и целое чертово королевство на моих плечах. И все же я остановился у дверей этого замка, и воспоминания о прошлом преследовали меня.

Может быть, это делает меня трусом.

Но двести лет довольно долгий срок. Во время правления Винсента это место выглядело совсем иначе. Этого было достаточно, чтобы замаскировать худшие из воспоминаний, возникающих от ночи к ночи. И все же я никак не мог заставить себя посетить некоторые помещения замка.

Я вытащил стул и тяжело опустился, упершись пятками в угол стола. Стул слегка заскрипел под моим весом. Я откинул голову назад и уставился в потолок на серебряные плитки с выгравированными крыльями хиаджей. Уф.

— Что ты собирался делать, если бы Вейл не появился в назначенное время? — спросил Кейрис. — Перебить их всех?

— Неплохая идея, — сказал я. — Так поступил бы великий Некулай Вазарус.

— Ты — не он.

Что-то в его тоне заставило меня вскинуть голову.

Он сказал это так, как будто это плохо.

От этой мысли меня затошнило. По какой-то причине мои мысли вернулись к ночи свадьбы и обещанию, которое я дал Орайе, когда практически умолял ее работать со мной.

Мы разрушим миры, которые поработили нас обоих, и из пепла построим что-то новое.

Я придавал значение каждому слову.

Но Орайя лишь смотрела на меня с ненавистью и отвращением, и, черт возьми, я не мог винить ее за это. И вот теперь я выковыривал кровь из-под ногтей, решая, как лучше сделать себя таким же, как тот человек, который уничтожил меня.

Она всегда видела всю эту чушь насквозь.

К счастью, раздался стук, прервавший этот разговор. Кетура открыла дверь, и Вейл шагнул внутрь. Он сделал паузу и склонил голову передо мной, закрывая за собой дверь.

— Ваше Высочество.

Иногда именно мелочи помогают понять реальность ситуации.

Потрясающее заявление Вейла о верности не помогло. Но этот непринужденный полупоклон, точно такой же, какой он делал Некулаю, заставил меня почувствовать, что я на два века в прошлом, а мой бывший хозяин стоит прямо за моей спиной.

Кетура хотела, чтобы Вейл стал моим генералом. Она была хороша в исполнении, но нам нужен был стратег. И Кейрис настаивал, чтобы это был кто-то из благородных кровей — кто-то, кого уважают все те, кто не уважал меня. Чтобы сделать тебя законным королем, — сказал он.

Законным. У меня было благословение богини и уродливая магическая татуировка, от которой я не мог избавиться. И все же именно Вейл собирался дать мне эту «легетимность».

Мне было трудно забыть. Нет, Вейл никогда не участвовал в разврате так, как это делали другие. Может быть, он считал, что любовники по обоюдному согласию проявляют больше энтузиазма. Может быть, он достаточно проливал крови на службе, и это было не то, чем он хотел бы заниматься ради удовольствия.

Это не делало его святым. И это не означало, что он не смотрел на меня как на раба.

— Я прошу прощения за свое сегодняшнее опоздание, — сказал он. — Бури над морями.

— Ты не можешь управлять ветром. И я уверен, что твоей жене, вероятно, нужно было время, чтобы прийти в себя.

Он моргнул.

— Из-за Обращения, — уточнил я. Затем улыбнулся. — Кстати, поздравляю.

Глаза Вейла посуровели, сверкая, как у сторожевого пса, едва держащегося на привязи.

Неужели он подумал, что я угрожаю ей? Так бы поступил Некулай.

Но нет. Мне просто не понравилось, что Вейл обратил какую-то человеческую женщину и притащил ее сюда. Мне это совсем не понравилось.

— Все прошло как нельзя лучше — сказал он. — Она отдыхает. Ее немного укачало во время путешествия. Я хотел, чтобы она освоилась.

Его выражение лица смягчилось, и этого… этого я не ожидал. Это было странно похоже на настоящую привязанность.

Я не был уверен, стало ли мне от этого легче. Некулай любил Нессанин, свою жену. Но это не спасло ее.

— Что ж. Я рад, что вы добрались. — Я жестом указал на стол и разложенные на нем карты. — Как видишь, у нас есть над чем поработать.

ПОСЛЕ МНОГОЧАСОВОГО РАЗГОВОРА все сошлись на том, что мы находимся в полном дерьме.

Вейл считал глупым, что я согласился на сделку с Септимусом.

Он считал, что это очень глупо, что я сделал это, не обсудив его условия.

И он считал, что было чудовищной глупостью то, что я оставил Орайю в живых.

Я отмахнулся от этой критики так легко, как только мог. Я не мог объяснить, почему я принял эти решения, не раскрывая больше, чем хотел, своих истинных мотивов — мотивов, в которых не было ни капли жестокости, которую они хотели от меня видеть.

Тем не менее, реальность положения наших дел была печальной. Хиаджи не отступали. Они удерживали несколько ключевых городов. Двести лет правления сделали их могущественными. Винсент, даже находясь на пике своего могущества, не отдыхал. Он продолжал наращивать силы и сокращать численность ришан, пока от нас не осталось почти ничего.

Это означало, что наша грубая сила почти полностью зависела от Кроворожденных. И да, эти ублюдки были весьма хороши в своем деле. У них были тела, и они были готовы пожертвовать ими на все. С помощью Кроворожденных нам удалось отбить многие крупнейшие крепости хиаджей.

Но это также означало, что, если Септимус решит отступить, мы окажемся в полной заднице. Ришанских сил просто не хватит чтобы в одиночку противостоять хиаджам.

Вейл не скрывал своего разочарования от сложившейся ситуацией. Пара столетий вдали от вежливого общества сделали его еще более прямолинейным, чем раньше, а это о чем-то говорит. Тем не менее, я должен был признать, что он знает свое дело. В конце встречи он дал список рекомендаций по укреплению наших позиций, а когда мы расходились, он уже выходил вслед за Кетурой со списком вопросов о нашей армии.

Однако Кэйрис остался и после того, как Вейл и Кетура ушли. Я ненавидел, когда стоят над душой. Он и раньше так делал, когда пытался что-то шепнуть кому-то на ухо и создать впечатление, что все это было его идеей.

Я вздохнул.

— Меня не нужно обрабатывать. Просто скажи это.

— Хорошо. Я буду прямолинейным. Все прошло плохо. Мы уже знали, что дворяне тебя ненавидят. Теперь…

— Ничто не мешало им ненавидеть меня. Вообще-то, может быть, стоило подумать об этом как о проверке. Кто из благородных склонился бы по доброй воле?

— Если это была проверка, — сказал Кейрис, — то его никто не прошел.

— Именно. Так что давай просто казним их всех.

Он смотрел на меня долгим, пристальным взглядом, словно пытаясь понять, не шутка ли это.

Это была не шутка. Я молча поднял брови:

— Ну?

— Есть ли у тебя люди, чтобы распределить их по своим позициям? — спросил он.

— Я мог бы найти кого-нибудь.

Он наклонился через стол, сплетя пальцы вместе.

— Кто? Расскажи.

Я ненавидел, когда Кейрис оказывался прав. Он был просто чертовски самодоволен.

— Я просто говорю, что тебе нужно быть осторожным. — Он понизил голос, словно желая избежать любопытных ушей. — Мы и так слишком сильно полагаемся на Кроворожденных.

Хотя это еще мягко сказано, Септимус практически заставил меня перегнуться через свой стол.

— Последнее, что нам нужно, — продолжил он, — это разрушить лояльность тех скудных сил, которые у нас есть. Внешний вид — это все. Что приводит меня к… — Он прочистил горло. — К ней.

Я встал, засунув руки в карманы, и прошелся по комнате.

— Что насчет нее?

Мгновение тишины, в котором ясно говорилось: Ты знаешь что.

Кейрис, казалось, выбирал слова с нетипичной для него тщательностью.

— Она опасна для тебя.

— Она не будет действовать против меня.

— Она одержала победу в Кеджари, Райн.

Моя рука оказалась у груди — прямо там, где кинжал Орайи пронзил меня. Там не было ни шрама, ни следа. И не будет, ведь по желанию Орайи, действие было отменено. Хотя, могу поклясться, иногда я чувствовал его. Сейчас оно пульсировало злобной вибрацией.

Но я скрыл все это, повернувшись к нему с самодовольной ухмылкой.

— Ты же не хочешь сказать, что наличие дочери Винсента на поводке у меня под боком выглядит не очень хорошо.

Я всегда был хорошим имитатором. Я вложил в голос немного жестокости Некулая, как в тот день на арене, когда оправдывался за то, что оставил Орайю в живых, перечисляя все злодеяния.

Выражение лица Кейриса было каменным и неубежденным.

— После того, что он сделал с Нессанин, — добавил я, — ты не думаешь, что мы заслуживаем такого удовлетворения?

Он вздрогнул при упоминании Нессанин. Как я и думал. Прямо как я, когда старые воспоминания заставали меня врасплох.

— Возможно, — признал он после долгого раздумья. — Но сейчас это ничем ей не поможет.

Я сглотнул и отвернулся к стене с книгами, делая вид, что любуюсь безделушками на полках.

Мне не нравилось думать о Нессанин. Но в последние несколько недель я делал это часто. Она была повсюду в этом замке. Все напоминало о ней.

Я не смог помочь Нессанин, когда она была жива. Я не смог помочь ей, когда она умирала. И вот я здесь, использую память о ней, чтобы манипулировать окружающими меня людьми.

Ее использовали всю ее жизнь. Теперь ее использовали и после смерти.

Кейрис хотел, чтобы я стал таким же, как Некулай. Он даже не подозревал, как я близок к исполнению этого желания.

Я вынул руки из карманов. Часть крови Мэртаса все еще оставалась под моими ногтями.

— Разве ты не ненавидишь их? — спросил я.

Я хотел, чтобы вопрос прозвучал более мягко, более непринужденно, нежели чем он прозвучал на самом деле.

Потому что Кейрис тоже был там. Он был еще одним питомцем Некулая.

И вот теперь он сидит здесь и выступает за союз с теми, кто причинил нам невообразимое зло. Это меня искренне поразило.

— Конечно, я их ненавижу, — сказал он. — Но они нам нужны. Пока что. Кто выиграет, если ты убьешь их всех, Септимус уйдет и мы потеряем Дом Ночи? Не мы. Она тоже так говорила, помнишь? — Я повернулся и увидел на его лице мягкую, отстраненную улыбку — редкое для него выражение. — Помни, кто должен выиграть.

Он сказал это ласково, но у меня заскрипели зубы.

Да, я помнил. Даже не сосчитать, сколько раз я подходил к краю, готовый нанести ответный удар. И всякий раз, когда это случалось, Нессанин останавливала меня. Не дай им победить, — умоляла она, глядя на меня большими карими глазами, глубокими и влажными. Кто победит, если он убьет тебя?

— Я помню, — сказал я.

Кейрис покачал головой, на его губах появилась грустная улыбка.

— Мы все были немного влюблены в нее, верно?

Да, мы все были немного влюблены в Нессанин. Я был единственным, кто спал с ней, но все мы любили ее. Как можно было не любить ее, когда она была единственной добротой, которую ты знал? Единственной, кто относился к тебе как к личности, а не как к набору частей тела?

— Так что подумай об этом, — сказал он. — Именно так я и поступаю. Всякий раз, когда я чувствую это, я спрашиваю себя: «Кто победит?»

Он сказал это так, словно это была какая-то великая пословица, какая-то поучительная мудрость.

— Хм, — сказал я, будучи совершенно неубежденным.

В ПОСЛЕДНИЕ ДНИ я действительно мало спал.

В замке было целое крыло, которое являлось резиденцией короля. Я посетил его почти через неделю после захвата замка, откладывая посещение до тех пор, пока это было возможно. Декорации были другими, но многое оставалось прежним.

Я прошел через все комнаты в тишине.

Я остановился в дверном проеме, у вмятины, вырезанной в темном дереве, — вмятины, которая, как я помнил, была сделана головой Кетуры, много веков назад, тогда она была едва заметна под кровью. Я все еще чувствовал следы ее зубов, впившихся в обшивку.

Я остановился у письменного стола Винсента. Все было разобрано, а одежда разбросана по комнате. Верхняя часть была украшена маленькими безделушками, которые, вероятно, стоили больше, чем большинство поместий. Но среди этих сокровищ валялись маленькие состаренные листки бумаги с почерком, который я узнал как почерк Орайи, хотя и с неуклюжими детскими завитушками. Похоже, все они были учебными. Заметки о боевых стойках.

Уголки моего рта натянулись. Конечно, даже будучи маленькой девочкой, Орайя серьезно относилась к учебе. Мило. Чертовски мило.

И затем, так же быстро, улыбка угасла. Потому что, видимо, не я один так думал, раз Винсент хранил эти потрепанные листы бумаг все эти годы.

Нет, я не остался в королевском крыле.

Моя комната была рядом с комнатой Орайи. У обоих было по несколько комнат, но наши спальни разделяла одна стена. Это была плохая привычка, но каждый раз, возвращаясь в комнату, я замирал у этой стены. Сегодняшний вечер не стал исключением.

Когда Орайя плакала, это был ужасающий, яростный звук. Сначала тихий, а потом тишина прерывалась неровным вдохом со всхлипом, как будто она задыхалась, а ее тело требовало воздуха. Это было похоже на звук разрывающейся раны.

Когда я услышал это в первый раз, я придумал предлог, чтобы пойти туда — стучал в дверь и вытащил какую-то хреновую просьбу из своей задницы, когда она открыла. Я даже не помню, что у меня вырвалось.

Давай, сражайся со мной. Позволь мне отвлечь тебя.

Но Орайя выглядела такой опустошенной. Как будто ей было физически больно находиться в моем присутствии в тот момент. Как будто она молила о пощаде.

Теперь я приложил руку к нашей общей стене и, вопреки здравому смыслу, прислушался.

Тишина.

И вот она наступила.

Я сглотнул. Мои пальцы сжались в кулак на парчовых обоях.

Одна стена. Достаточно тонкая, чтобы я мог слышать сквозь нее. С таким же успехом она могла быть железной.

Так что не смей прекращать сражаться, принцесса, сказал я ей в ночь перед последним испытанием. Это разобьет мое проклятое сердце.

И я был так чертовски самодоволен, когда выжал из нее все силы в той последней битве.

Теперь она не сражалась.

Я больше не ходил к ней в комнату. Я следил за тем, чтобы на следующий вечер ей прислали чай от головной боли. Я следил за тем, чтобы у нее было все необходимое. Но сейчас ей нужен был не я.

Я лег в постель, но не заснул. В голове пронеслись слова Нессанин, на этот раз с циничным оттенком, присущим только мне.

Кто победит?

Что ж, Нессанин не знала.

И Орайя тоже.