Пепел и проклятый звездой король

Глава

53

Райн

Я был рад, что мы с Орайей максимально использовали время, проведенное наедине, потому что после этого у нас его уже не было. Все понимали, что время не ждет. Чем быстрее мы нанесем удар, тем больше у нас будет шансов захватить Сивринаж, пока власть Саймона над ним была еще шаткой. Джесмин и Вейл явно ненавидели друг друга, но из них получились удивительно эффективные союзники. Оба теперь понимали, каково это — быть побежденным, и оба понимали иной образ мыслей. Они твердо считали, что сейчас не время для рискованных и хитрых попыток — сейчас время для впечатляющей демонстрации силы. Они настаивали на том, что Саймон и те, кто следовал за ним, поймут только этот язык.

Я ненавидел, когда мне приходилось говорить на этом языке. Но я был не слишком одержим идеей морального превосходства, чтобы не опускаться до их уровня. Нет смысла думать о шансах. Мы с Орайей и раньше побеждали и не в таком — семь раз, фактически, в семи испытаниях. Насколько сложнее может быть это?

Ответ, как оказалось, был гораздо сложнее.

Я был хорошим бойцом, но до последних нескольких месяцев у меня практически не было практики в сражениях — ни участия в них, ни, тем более, руководства ими. А вот Джесмин и Вейл в совершенстве владели безжалостной стратегией ведения войны. Как только мы с Орайей отдали команды, они тут же начали действовать. Сразу же нас захлестнул вихрь подготовки — планы, карты, стратегии, оружие, запасы, списки солдат и схемы верных нам сил. Отправлялись письма. Рисовались карты. Продумывалась тактика.

Мы готовились неделю, а затем выступили в поход, и по пути к нам присоединились бы силы, созванные Джесмин и Вейлом. Мы должны были двигаться быстро, прежде чем армия Саймона успела бы нас настигнуть. Это удобно, ведь у нас не будет времени сомневаться и в самих себе.

Черт возьми, мы с Орайей уже почти год бросаемся наперегонки с невозможными трудностями. Зачем теперь останавливаться? И в каком-то смысле это было странно бодряще — снова делать что-то, что казалось правильным и заслуженным. Делать это рядом с Орайей. От этого многие вещи казались проще.

Мы оба были благодарны за то, что нас отвлекли работой. Возможно, мы не хотели думать о том, что может произойти после битвы — о том, как клан Ришан, клан Хиадж, другие королевства и, черт возьми, даже сама Ниаксия могут отреагировать на перспективу совместного правления Наследников клана Ришан и клана Хиадж. Это звучит нелепо. Я знаю, что все так думали. Как ни странно, только Вейл, похоже, воспринял союз как закон. Все остальные ходили вокруг да около, принимая его, но не скрывая своего скептицизма. Даже Кетура в какой-то момент отозвала меня в сторону, спросив, как всегда прямо:

— Неужели ты думаешь, что она не собирается вонзить клинок тебе в спину, как только получит этот трон?

Может, я и был глупцом, но нет, не был. Орайя упустила столько возможностей убить меня. Если бы она собиралась это сделать, она бы уже сделала это.

А если бы она это сделала… черт, может быть, я это заслужил.

Это проблема будущего Райна. У нынешнего Райна забот хватает с лихвой. Все хотели поговорить с нами. Всем что-то было нужно.

Но больше всего я старался зацепиться за одну личность, которая лучше всех от меня ускользала.

Однажды я поймал ее уже на рассвете, когда она шла к своей маленькой палатке. Я потрепал ее по затылку за бронзовые кудри.

— Ты пойдешь со мной на прогулку.

Мише испуганно обернулась. Ее глаза округлились от удивления, а затем сузились в нечто, напоминающее морщину.

Она вздрогнула, когда увидела меня. Вздрогнула.

— Я должна…

— Мне не нужны никакие отговорки, Мише. — Я указал на тропинку впереди. — Ты идешь. Со мной. Сейчас же.

— Это приказ?

— Что за отношение? Ты слишком много времени проводишь с Орайей.

Никакой улыбки. Никакой ответной шутки. Она просто промолчала.

От беспокойства у меня скрутило живот.

Я протянул руку, чтобы помочь ей подняться.

— Пойдем.

— Разве у тебя нет работы?

— Это может подождать.

Я не убрал руку. Просто смотрел на нее.

Мы с Мише дружили очень, очень долго. Она знала, когда со мной бессмысленно спорить.

Она вздохнула и взяла меня за руку.

— ДЖЕСМИН СКАЗАЛА, что здесь водятся демоны, — сказала Мише. — Нам не стоит заходить слишком далеко.

Мы с Мише пробирались по укромным тропинкам в скалах, вне пределов слышимости от лагерей. Здесь было темно, но не настолько, чтобы зрение не могло различить то, что нужно. А еще лучше то, что здесь было тихо.

Мне не хватало тишины.

Между тем Мише, похоже, было так не по себе, что она практически пыталась ускорить шаг во время нашей прогулки.

Я насмешливо сказал.

— Будто я поверю в то, что ты боишься демонов.

— А почему бы мне не бояться демонов?

— Ну не знаю, Мише. Может быть, потому, что ты сбежала и присоединилась к участию в Кеджари, как будто это был другой день недели.

Это прозвучало гораздо более горько, чем я предполагал. Я думал, что настал тот момент, когда я могу шутить над поступками Мише. Видимо, нет.

Наверное, я был не один такой, потому что вместо того, чтобы ответить мне какой-нибудь умной фразой, она засунула руки в карманы и пошла дальше.

— Это было совсем другое, — пробормотала она.

Я не сразу понял, что она имела в виду. Я шел рядом с ней, опустив глаза к шрамам, видневшимся на месте задравшегося рукава.

Мои губы сжались в тонкую линию. Волна беспокойства прошла через меня.

А вместе с ней и разочарование.

— Мише. — Я остановился и дотронулся до ее плеча. Она перестала идти, но, казалось, не хотела смотреть на меня.

— Что?

— Что значит «что»? Я терплю тебя каждый день на протяжении долбаных десятилетий. Хватит.

— Хватит что?

— Ты избегаешь меня с тех пор, как…

— Я не избегаю тебя.

— Орайя рассказала мне о принце.

Рот Мише на мгновение остался открытым, полувысказанные слова замерли на губах, а затем она закрыла его.

— Хорошо.

Хорошо.

Эта чертова девчонка. Матерь, помоги мне.

— Что? — сказала она. — Ты злишься. Я знаю. Это огромная политическая проблема и…

Я усмехнулся. На самом деле это было смешно, потому что что, черт, еще я должен был сказать?

— Я не злюсь на тебя из-за принца.

— Ну, очевидно, что ты злишься. Так на что же, черт возьми, ты злишься?

— С тобой что-то не так, а ты не хочешь мне сказать, что именно.

Я был более прямолинеен, чем следовало бы. Может быть, я был измотан после нескольких месяцев попыток помочь тому, кто не хотел, чтобы ему помогали. Быть между Мише и Орайей было утомительно.

Мы с ней молча смотрели друг на друга. Глаза у Мише были большие и упрямые. Чаще всего они казались милыми и ласковыми. Люди часто говорили, что глаза Мише — ее самая красивая черта. Но они не видели, как она злится. Тогда они были просто ужасающими.

Она была еще не совсем зла, но я видел ее тень, и это было достаточно плохо.

Как будто она должна была смотреть на меня так. Когда это я ходил за ней по пятам и огрызался за то, что беспокоился о ней.

И я за нее волновался.

— Хватит нести чушь, — сказал я. Но слова прозвучали мягко, так мягко, как я и предполагал. — Расскажи мне, что случилось.

— Я думала, Орайя тебе уже сказала.

Орайя не сказала мне, почему ты избегаешь меня уже неделю, — хотел сказать я. Она не сказала мне, почему тебя поместили в эту комнату, а не в подземелья. Она не сказала мне, почему ты выглядишь такой разбитой.

— Орайя рассказала мне о мертвом принце, — ответил я. — Мне на него наплевать. Я спрашиваю о тебе.

Мише перестала идти, затем обернулась. Злость исчезла с ее лица, оставив после себя что-то детское и противоречивое, что так напомнило мне, как она выглядела, когда я впервые нашел ее, что у меня физически защемило в груди.

— Она тебе не сказала?

— Нужно ли мне сейчас говорить с Орайей, чтобы узнать, что происходит в твоей голове?

Мише не ответила. Вместо этого она прислонилась к стене, сползла по ней и уселась на груду камней, положив голову на руки.

Чувство вины возникло сразу.

Я сел рядом с ней, камни были так низко к земле, что в итоге я нелепо согнулся. Я заглянул ей в лицо между прядями медовых волос.

— Мише, — пробормотал я. — Я…

— Это был он.

Три слова вырвались на одном дыхании. Так быстро они пронеслись вместе, что мне потребовалась минута, чтобы распутать их.

— Он, — повторил я.

Она подняла голову, посмотрела на меня большими глазами, полными ярости и слез, и я все понял.

Все мои разочарования исчезли. Все эмоции, все мысли, все ощущения исчезли, кроме всепоглощающей ярости.

— Он? — повторил я.

Она кивнула.

В моем сознании возник образ Тенерожденного принца. Тенерожденный принц, которого я пригласил в свой замок. Я разговаривал с ним. Смеялся с ним. Кормил его чертовыми деликатесами.

А потом это воспоминание сменилось другим. Мише, какой я нашел ее все эти годы назад. Бледная, худая, обожженная солнцем, с рвотными корками на губах, брошенная в грязь, как выброшенная игрушка.

Когда ее лихорадило, она снова и снова повторяла:

— Что происходит? Что происходит?

Она была так чертовски молода. Практически ребенок. И она была так напугана.

Это было очень давно.

Но я никогда не забывал об этом. Не совсем. Я до сих пор иногда видел ту ее версию, хотя и понимал, что ей было бы неприятно, если бы она об этом узнала. Я видел ее в ночь нападения на Лунный дворец, когда я поднял ее с пола среди Ночного огня. Я видел это каждый раз, когда мельком видел шрамы от ожогов на ее руках. И я увидел это сейчас.

И этот мужчина, этот гребаный монстр, сделал это с ней.

Я улыбался этому уроду.

— Не надо было его убивать, — говорила Мише, хотя я был в такой ярости, что почти не слышал ее. — Это было неосмотрительно, я…

— Что, черт возьми, значит, не надо было его убивать? — Мои кулаки были сжаты так сильно, что тряслись. Наверное, я выглядел нелепо, сгорбившись на этом дурацком маленьком камне и трясясь как сумасшедший. — Я бы сказал, что должен был убить его, но я рад, что это сделала именно ты.

Она опустила глаза, уставившись в землю.

— Я просто сорвалась.

— Почему ты мне не сказала? Как только он вошел в зал, Мише, я…

— Я не знала, — слабо сказала она. — Я не знала, кто он такой. Пока не увидела его лицо. — Она вздрогнула. — Я часто думала о том, как бы мне встретиться с ним снова. Но я боялась, что не смогу вспомнить. Все было нечетко. Мне было так плохо.

Я хорошо это помнил. В тот первый год, после того как Мише пришла в себя, у нее был сильный страх, вызванный паранойей, что любой встретившийся ей мужчина мог быть тем, кто ее Обратил. Она не помнила ни лица, ни имени своего создателя, и, по жестокому стечению обстоятельств, это означало, что он был везде — в каждом прохожем на улице.

— Что ж… — Она мрачно рассмеялась. — Я узнала его. Я сразу его узнала.

Я замолчал. Мне было больно, на самом деле больно, думать о том, что Мише не удалось избежать этого. Я ненавидел Некулая, и больше всего я ненавидел ту врожденную связь, которую я имел с ним как с тем, кто Обратил меня. Он сделал себя центром всего моего мира не только потому, что мое выживание зависело только от него, но и потому, что он буквально создал меня.

Какая-то внутренняя связь — нет, оковы — существовала в этих отношениях для вампиров. Это заставляло тебя чувствовать себя маленьким, грязным и пристыженным.

Я ненавидел то, что Мише знала, что это такое.

— Думаю, и он узнал меня, — сказала она. — Ну. Не совсем. Не думаю, что он меня помнил. Но он… заметил меня. Может быть, он почувствовал на мне свой запах.

И она была в той комнате. Ее подарили ему, вероятно, Саймон или Септимус, которые заметили его интерес к ней — хотели подкупить его, чтобы он остался и стал свидетелем их великого восхождения к власти. А может быть, хотели купить себе союзника.

Я даже не хотел спрашивать. Не хотел заставлять ее заново переживать ответ. Но пришлось.

— Мише, а он…

— Нет, — быстро сказала она. — Нет. Может быть… может быть, он бы сделал это, но…

Но он закончил тем, что меч Мише вонзился ему в сердце.

Хорошо.

И все же это не казалось таким уж большим утешением. Он уже разрушил ее во многих других отношениях.

— Ты должна была сказать мне, — сказала я. — Как только ты узнала.

Она окинула меня скептическим взглядом, немного жалея.

— Он был тебе нужен, Райн.

— Это не имеет значения.

— Это имеет значение. Ты знаешь, что это важно.

— Давай представим, что я завоевал его союз. Тогда что ты собиралась делать? Какой у тебя был план? Просто остаться с ним в замке на Богиня знает сколько времени и страдать? — Мише вздохнула. Внезапно она выглядела такой усталой.

— Может быть, — сказала она. — Я не знаю. Он был бы важен, Райн. Я не ребенок. Ты пытаешься сделать что-то важное. И хотя ты не хочешь меня в этом разубеждать, я знаю, что сама подтолкнула тебя к этому. — Она коснулась места в районе своей груди, издав язвительный смешок. — И я должна мешать этому? Я? Ты пожертвовал собой ради этого. Ты отказался от Орайи, и я знаю, знаю, что это значило для тебя. Ты отдал свою жизнь. Я не собираюсь стоять на пути.

Ты отказался от Орайи.

Эти четыре слова ударили меня в грудь, как стрелы, одна за другой, я не успел перевести дыхание.

Я облажался.

Потому что Мише была права. Я пошел на жертвы во имя власти. Я думал, что мои жертвы были моими собственными, но это было не так. Орайя страдала от бремени их тяжести. Мише понесла бремя их тяжести.

И теперь она думала, искренне верила, что она менее важна, чем это дело.

— Это неважно, — мягко сказал я. — Альянсы. Война. Политика. Это не имеет значения. Ясно?

— Это не…

— Дай мне сказать, — огрызнулся я. — Не смей ни на секунду жалеть об этом, Мише. Дом Тени хочет прийти за нами? Пусть приходят. Оно того стоило.

Я говорил серьезно, хотя мне также не хотелось думать о последствиях. По крайней мере, у нас было немного времени, прежде чем нам придется с этим столкнуться. Насколько было известно Дому Тени, их принц умер, находясь под присмотром Саймона Вазаруса, а не меня. Мы пытались быстро вернуть себе трон. Какие бы дипломатические проблемы это ни вызвало… мы могли приберечь их для следующей войны.

Это завтрашняя головная боль. А не сегодняшняя.

И даже завтра я не смогу заставить себя пожалеть.

— К тому же, — сказал я, — может быть, к тому времени мы все умрем, и это не будет иметь значения.

Улыбка дернулась в уголках ее рта.

— Ты видел, как выглядит наша армия? Похоже на «вполне очевидно», а не на «может быть».

Я насмешливо хмыкнул.

— И это говорит оптимист.

Она рассмеялась. Слабо, но это был смех. Я принял его.

— Извини. Я устала.

Устала. Давно устала. Я сразу понял, что она имела в виду.

Она смотрела в темноту туннелей. Если прислушаться, то можно было услышать звуки лагеря, разносящиеся эхом по коридору. Постоянное напоминание, даже здесь, о том, что грядет.

Я смотрел на ее профиль, такой нехарактерно скорбный.

— Мне жаль, Мише, — тихо сказал я.

Она покачала головой, но я снова сказал:

— Мне жаль, что все это произошло.

Мне жаль, что это случилось с тобой. Мне жаль, что я не смог остановить это. Мне жаль, что тебе пришлось бороться с этим в одиночку. Мне жаль, что я не помог тебе убить этого гребаного ублюдка. Мне жаль, что ты чувствовала, что не можешь сказать мне об этом.

Мне жаль, что я заставил тебя почувствовать, что это не имело бы значения, даже если бы ты это сделала.

Ее лицо смягчилось.

— Все в порядке.

— Нет. Не в порядке. Но будет. — Я сделал паузу, затем добавил: — Может быть. Если нам повезет.

Она тихонько засмеялась, а затем прижалась головой к моему плечу.

— Повезло же нам, — пробормотала она.

Я не был в этом уверен, но чертовски надеялся на это.

У меня было миллион дел, которые нужно было сделать. Но я не был готов уходить. Мы просидели так в молчании еще несколько минут.