Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 2

Уральский рассвет через горы шагнул

И алую скатерть на травы набросил.

Прислушайся! Ветер цветы всколыхнул,

Их звонкие песни оправлены в просинь.

Вот дизель все звуки на миг заглушил,

Приветы горам протрубив у обрыва.

Олень, что лениво у озера пил,

Вдруг вздрогнул и замер — от дальнего

взрыва.

Пчела занялась каждодневным трудом,

Легко на пыльцу золотую ступая,

Омылась клубника медовым дождем,

Роса задрожала, по листьям стекая.

Таясь, как в разведке (смотри не сорви!),

Грибы на окрестность глядят из-под шапки.

И тащит серьезный народ — муравьи —

Бесшумно сосновых иголок охапки.

Поглубже вздохни! Опьяняет озон,

Озерами вдаль облака проплывают.

И гром, раскатившийся за горизонт,

Гостей на Урал издалека сзывает.

О Родина моя! Меня согрей,

Я за тепло твое плачу стократно.

Есть тайные течения морей,

Их волны возвращаются обратно.

Пусть там, вдали от берегов, светло,

Пусть сильные не знают пораженья...

Живое море дышит тяжело

В земном уделе вечного движенья.

И копит слез тяжелую росу,

И нет тоске по берегам запрета.

Я сам впервые понял, что несу

В душе своей, когда увидел это.

Пусть в жизни мне дано волной бежать...

Но в высший час в том дне неизгладимом

Открыло море мне, что умирать

Достойно лишь на берегу родимом.

Кто это вновь, склонясь над электроном,

В двадцатом веке с выводом спешит?

Кто это с убежденьем непреклонным

Суд скорый над поэзией вершит?

Когда стрелою мчится сквозь туманность

В космические дали сын Земли,

Кому взбредет на ум такая странность,

Что времена поэзии прошли?

Прошли — и не найти нам утешенья...

Скажите, кто неверием объят?

Его обгонит век в своем движенье,

Затягивая песни на свой лад...

В любви, в печали сердце будет биться

И будет ждать, что воплотясь в слова

И в музыку, весной вернутся птицы

И зазвенит зеленая трава.

И, движимы мелодией извечной,

Прижмутся облака к груди горы,

И звезды потекут рекою млечной,

И лунный луч прольет свои дары...

Пока снежинки — крошечные солнца —

На землю охладевшую летят,

Пока весенний ветер вдаль несется,

Пока звенит ночами звездопад,

Пока сверкают свадебные платья

Берез, пока с цветов летит пыльца

Над озером, притихшем на закате,—

Поэзии не может быть конца!

Пока пылают губы цветом ягод

И увлажняются долины рек,

Поэзия — ты свежесть, мощь, отвага,

И жить тебе в сердцах за веком век:

Признанием любви из сердца рваться,

Восторгом, грустью проникать в сердца.

Мелодиям — рождаться, продолжаться!..

Поэзии не может быть конца.

Если счастлив,

Не кричи об этом,

Не горлань везде до хрипоты.

Мир твой,

Озаренный резким светом,

Для другого полон темноты.

Коль ты счастлив —

Пусть услышит сердце

Боль других

(И ты ее стерпи!),

Дрожь людей, которым отогреться

Негде в снеговой глухой степи.

Коль ты счастлив — это знает сердце,

Разгляди, что мир устроен так:

Сытый, вспомни о сгоревшем хлебе,

О травой заросшей борозде,

И, когда звезда взойдет на небе,

Вспомни о погаснувшей звезде.

Жизнь не вечно в праздничной одежде,

Вслед за солнцем холод настает.

Ты успей заметить друга прежде,

Чем его метелью заметет.

Дверь не запирай в часы ненастья!

Не забудь в жару полить цветы!

Если ты считаешь, что ты счастлив,—

Не кричи о том до хрипоты...

Все, как было: Дёма, ветер в уши,

Жаворонок в высоте крутой.

Только в грудь все тяжелей и глуше

Бьют года, как волны — чередой.

Я пришел к тебе, как прежде, Дёма,

Как всегда, за песней в тишину.

Но смотрю я нынче по-другому

В быстрину твою и глубину.

Как всегда, торжественному мигу

Предаюсь, склонясь к твоим водам,

И природы праздничную книгу

Медленно читаю, по складам.

Здесь вчера кружился и метался

Листопад — но вон уж синь на дне

Да блестящий лист, что задержался

В тихой и прозрачной глубине.

Здесь покой...

А мне покоя нету...

Я давно безоблачность свою

Растерял, разнес по белу свету

И теперь встревоженный стою.

Дёма, Дёма, как мне жить в покое,

Если бури берег твой крушат,

Травы, что сверкали над тобою,

Черные, померзшие лежат,

И уже ушла невозвратимо

Та пора, когда весенним днем

Я вверял волне, летящей мимо,

Все, что было на сердце моем.

А теперь о вечных мира тайнах

Больше скажет мне тот лист на дне,

Желтый лист, в конце пути случайно

Задержавшийся подобно мне.

Многому нас научили годы —

Не зовет вдогонку встречный взор,

Глубина зовет, в нее сквозь воды,

Наклоняясь, я смотрю в упор.

Дней моих река, поток студеный,

Ясный путь, что мне судьбою дан,

Песнь моя,

мое дыханье,

Дёма,

Книга, что читаю по складам!

То было наяву или во сне?

Печаль поля нагие охватила,

Обрушился на землю черный снег

С неистовой, с остервенелой силой.

То духа ли нечистого рука

Наслала эти мутные метели?

Покрыли землю черные снега

В тревожном сне?

Или на самом деле?

А может, кара за мои грехи —

Тот черный снег, что выпал мне

на долю

Услышать слово б... Но поля тихи...

Мне слова бы!.. Ни хлеба и ни соли...

О где мои застольные друзья?

Где спутники веселые? Не знаю...

Один шагаю без дороги я,

В себя печаль земли своей вбирая.

Но кто за мной торопится? Пока

Не разгляжу в метельной пляске

мглистой...

Кто машет мне рукой издалека?

Кто мне кричит, чтоб я остановился?

Не с ним я познавал добро и зло,

Не с ним прошел я сквозь огонь

и воду,

Не слышал от него я громких слов

И обещаний рядом быть

в невзгодах...

Он только улыбнулся и слегка

Стряхнул летучий снег

с моей одежды...

И вмиг исчезли черные снега,

И стало ясно и светло, как прежде.

И буду помнить, сколько проживу,

Как из норы тихонько выползали

Те, робкие... Во сне иль наяву

То было?.. Кажется, что наяву...

А может быть, во сне? Да нет,

едва ли...

Тишь, простор... Небывалый день!

Пляска марева над хребтами.

По ущельям стекает тень,

Лето тихо плывет над нами.

В лес вхожу. Сочных листьев дрожь!

Родников говорок бедовый...

Дождь прошел!

Ах, медовый дождь,

Удивительный дождь медовый!

И по жилкам тропинок вглубь

Потекли мои думы в чащи...

Мир прекрасен — возьми, пригубь,

Разве он недостоин счастья?

Дождь медовый!

Медовый дождь!

Взор мой слезы туманят густо...

Белый свет в ярких брызгах сплошь,

В звонах, шорохах,

вздохах,

хрустах.

Пчелы мудрые, взлет трубя,

Пояса стянув, взмыли кверху.

Тихий лес, дай войти в тебя,

Окунуться в прохладу веток.

Сколько раз тишину вокруг

Взрыв крушил и земля гудела...

Дятел звонко стучит — тук... тук...

Дятел занят великим делом.

Дятел звонко стучит — тук... тук...

Вторят дятлу стволы и корни:

— Человек, если ты нам друг,

Защити,

дай нам жить спокойно!

Звезды горят над тобой, Салават,

Яркие звезды в небе горят.

Конь твой парит над обрывом крутым,

Мир простирается перед ним.

Стой, о батыр, огляди белый свет.

Путь твой пройдет

сквозь скопление бед...

Волны вздымаются к круче седой,

К той, где орлом он застыл над водой.

Отблеском солнца и неба покрыт —

Камнем бесценным он вечно горит.

Нет, не щадил себя в битве со злом

Наш Салават,

он летел напролом.

В край наш,

тонувший средь крови и слез,

Ветер надежды он бурный принес.

Битвы гремели, кося молодых —

Ивы и ныне все плачут о них...

О Салават! Сквозь время гоня,

Точно живого, ты держишь коня.

О Салават! Ты не камень, ты — плоть,

Дух, что явился беду побороть,

Правдой на гребень горы вознесен,

Смотришь на край свой —

как радостен он!

Смотришь на гордый свой

сильный народ.

Вместе с ним

к счастью стремишься вперед.

О Салават! В синем мареве дня

Мчится твой конь — не удержишь коня!

Цветы мне вслед качают головою,

Ночной туман волос смиряет дрожь.

Все будто говорят мне: что с тобою?

Откуда ты? Куда теперь идешь?

А ну-ка стой, ответь! Играешь в прятки...

В глаза гляди, не прячь в ухмылке рот...

И сплетня, наступая мне на пятки,

Идет за мной, не отстает, идет.

Пускай твердят и судят, как им нужно,

Пускай гадают... Следую судьбе!

От славословья, от неверной дружбы

Я возвращаюсь к самому себе.

Иду. Теперь совсем другой походкой.

От мелочей — прочь! Тесно в их толпе.

От легкой лжи, от правды слишком ходкой

Я возвращаюсь к самому себе.

Растут напевы, в них гудит земное,

Бьют родники в упругих камышах,

Я в чистый мир иду, открытый мною,—

Он, как струна, звенит в моих ушах.

В тоске по белым дням иду сквозь вечер

По узенькой, по тоненькой тропе...

Все радости, всю боль взвалив на плечи,

Я возвращаюсь к самому себе.

Когда надену твой, пехота,

Потертый старенький мундир,

И лучше спорится работа,

И на душе покой и мир.

Когда хожу в мундир одетый,

То кажется порою мне:

Благополучье всей планеты

Я на своей несу спине.

Как долго, кажется, я на войне

Живу от тебя вдали!

Сорок пять судеб доверено мне,

Три километра земли.

Здесь сорок пять друзей боевых

За Родину насмерть стоят.

А сколько верст у нее таких

И сколько таких солдат!

В рассветном мареве

По утрам,

Когда плывут журавли,

В окопах глинистых слышно нам,

Как бьется сердце земли.

Любимая, где ты?

В какой стороне,

В какие ушла края?

Сорок пять судеб доверено мне,

Сорок шестая — твоя.

Мне за тебя до конца отвечать —

Иначе не может быть.

Не смеет оружия в руки брать

Тот,

Кто устал любить.

Чего бы стоила жизнь моя

И весь ее свет и пыл,

Когда бы забыл о Родине я,

Когда бы тебе изменил!

Влюбленная птица уносится вдаль,

Зарею омыв крыло;

Вбирает в себя добротная сталь

Горячих сердец тепло.

Нас сорок пять,

И горит земля,

И нет нам пути назад.

Где ты, где ты, любовь моя,

Сорок шестой солдат?

Так исстари любо походной судьбе:

И хлеб пополам, и тоска.

Здесь каждый знает все о тебе,

И каждому ты близка.

Нас — сорок пять боевых друзей,

Большая семья у нас.

И кто-нибудь о любви своей

Заводит полночный сказ.

И долго, задумавшись, мы сидим

Один на один с тишиной,

И вьется махорочный сизый дым

К бессонной звезде ночной.

И степи алтайские нам видны.

И чей-то волнуют взор

Просторы солнечной Ферганы,

Вершины Кавказских гор...

Лучинка одна —

Светлячка слабей,

Ее огонек — как нить,

Но сорок пять молодых огней

Ветру не погасить.

Одна у нас цель,

Для которой живем,

И путь один, и успех.

Но есть у солдата и отчий дом,

И та, что дороже всех.

Ты так, любимая, мне нужна!

Не зря говорит комбат:

— Считай, что в списке твоем

Она — сорок шестой солдат.

Струятся света розовые волны

Над саркофагом спящего вождя...

Мы обнажаем головы безмолвно,

У ленинского гроба проходя.

Мне на сердце запало здесь когда-то,

Как строгий старец с проседью в усах

Вдруг поклонился юноше-солдату,

Стоявшему у гроба на часах.

Под вечной сенью траурного стяга

В тиши, без слов,

Приветствовал старик

Солдата, что застыл у саркофага,

Чуть вправо отведя граненый штык.

Они, наверно, не знакомы даже,

А может, внук ему парнишка тот,—

Не все равно ли?

Будущее наше

Здесь, как солдат, почетный пост несет.

Пути-дороги озирая смело,

Грядущее у памятной черты

Стоит на страже ленинского дела.

Стоит на страже ленинской мечты!

Там, где нефтью пахнет глина,

Возле вышки буровой,

Одинокий куст рябины

Приподнялся над травой.

Что в нем проку? Только мастер,

Безответный паренек,

Над собою был не властен —

Обойти его не мог.

Как умолкнет вечер звонкий,

Росной влагою омыт,—

Черноглазая девчонка

У рябины той стоит.

Мнет цветастую косынку

И глядит исподтишка,

Как пустынная тропинка

Прочь уводит паренька.

Хоть бы вымолвила слово!

Но стоит она одна

Возле деревца густого,

Молчалива и грустна...

Вот и лето пролетело,

На рябине — сочный цвет;

Бродит в сердце сок тот спелый,

А ему — исхода нет.

Только снится парню ночью,

Будто девичья рука

Гроздь рябины к сердцу хочет

Дотянуть издалека...

Клин уходит журавлиный,

Лес прощается с листвой;

Отцветает куст рябины

Возле вышки буровой...

Кавказские горы не схожи с Уралом:

Здесь камни и те по-иному лежат,

И круче дороги к заснеженным скалам,

И зори позднее, и раньше закат,

И бури бурливей, и уже долины...

Но вот улыбнулся балкарец Керим

И подал мне красные гроздья калины,

Что густо росла над обрывом крутым.

Калина! Краса и примета Урала,

Ласкающий сердце рубиновый цвет,

Какими судьбами ко мне ты попала?

И наша разлука — была или нет?

Не схожи с Уралом Кавказские горы,

Но я забываю невольно о том,

Представив, какие связала просторы

Знакомая веточка кровным родством!