Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 2

Распятый болезнью на постели,

Я лежу

Уже который год.

Слышно мне:

уральские метели

По-над крышей

Водят хоровод.

За стеною

Светлой вешней ранью

Лед ломают первые ручьи.

Там

Спешат на труд,

И на свиданье,

И на подвиг

Сверстники мои.

Отпусти, болезнь, меня

Хоть на день

В город,

В поле,

В гости ли к друзьям!

А быть может, этого не надо —

Радость будет с болью пополам.

В том-то и беда моя и горе,

Что, гордясь родною стороной,

Я нигде

На всем ее просторе

Не увижу сделанного мной.

Не пахал я,

Не косил я травы,

Не ковал железо, весь в поту.

Нет и нет!

Так по какому праву

Мне смотреть на эту красоту?

Мой товарищ,

Ты меня не знаешь,

Не шагали мы плечом к плечу.

Но смотреть на жизнь из хаты с

Быть чужим и лишним

Не хочу!

Может, и поднимет запевала,

Голосом волнующе звеня,

Песнь мою,

Что в день счастливый

Встала

В общую колонну за меня!

Так и сыплет, сыплет с берега

Серебром в лесную тишь.

Сам он маленький и серенький —

В кустах не разглядишь.

Только песня

Во все стороны —

Как звон от родника!

У певца —

Ни фрака черного,

Ни шпор,

Ни хохолка.

Ни хвоста серпом,

Ни мантии,

Что огнем струится с плеч...

Все так просто —

Чтоб внимания

От песни не отвлечь!

На запад отсюда — равнина,

К востоку — другая: Сибирь.

Меж ними отроги раскинул

Гранитный Урал-богатырь.

И первым,

кто с волжских ли плесов,

С Поморья ли шел на восход,

Все время громады утесов

Казались подобьем ворот.

Точеная глыба сорвется

И долго грохочет потом.

Торопятся землепроходцы:

А что там за этим хребтом?

И вдруг постигали в волненье,

Что гордый Урал неспроста

Под тучи вознес, как ступени,

Крутые уступы хребта.

Вознес, чтобы с верхнего камня

Взглянуть им, как смотрит орел,

В просторы лесного Прикамья

И в степь, где играет Тобол.

Взглянуть и связать воедино

И в мыслях, и в сердце своем

И ту, и другую равнину,

Как поясом, этим хребтом.

Сосне этой, может быть, триста,

А может, четыреста лет.

И всех ее сверстниц смолистых

Давно на земле уже нет.

Ее пощадили пожары,

Леса выжигая вокруг.

Но грустно ей было, пожалуй,

Одной выживать, без подруг.

Одна среди тысяч живая,

Над пеплом, над свежей золой

Стояла она, обливаясь

Горючей, как слезы, смолой.

Какая-то старая затесь —

Темнеет узор на коре.

Быть может, прошел рудознатец,

Наверно, еще при Петре.

Теперь по старинной заметке

В тайге ничего не найдешь:

Сосну окружили соседки

Не те, что в былом,— молодежь.

Взбегают на склоны крутые

До самого гребня хребта.

Чего им — они молодые,

Ведь каждой не более ста.

Но затесь старинная эта —

Был ствол глубоко иссечен —

Мне кажется доброй приметой

И зримою связью времен.

Здесь предок свой путь обозначил,

Где сам я сегодня в пути.

И мне он желает удачи,

Уменья искать и найти.

Чтоб принял я утром росистым

Далекого предка привет,

Сосна простояла здесь триста,

А может, четыреста лет.

Мотыльковые летние дни,

Буйство запахов свежего сена...

Отдохни от пыланья мартена,

В перелесках косой позвени!

В копны травы подвядшие сгреб

На поляне лесной, у опушки.

И наткнулся на старый окоп...

Дальний гром прогремел, будто пушки.

Ветер волосы сбросил на лоб,

Брызнул дождиком, будто слезами.

Ты, в былое отброшенный, замер.

По спине — леденящий озноб,

Поле боя дымит пред глазами...

Леса не было,

Не было трав,

И дрозды на ветвях не свистели.

Ты единственным —

Поиском цели

Одержим, к пулемету припав.

Обжигающий зной у лица,

Тяжкий гул накалившейся стали.

А пригоршни чужого свинца

По суглинку все ближе хлестали.

Сколько жить оставалось тебе

На звенящем кремнистом горбе.

Тосковать перед вечной разлукой

По родным, по отцовской избе?

Сколько срока солдатской судьбе,

Твоему пулеметному стуку?..

Но внезапно комбат на КП

Кверху выбросил правую руку.

Поднимая гвардейцев в штыки...

Ты стоишь, к тишине привыкая.

И опять понеслись мотыльки,

Над густым разнотравьем мелькая.

Весь день копилась туча грозовая,

Росла за лесом сизою стеной.

Колосья трепетали, призывая

На нашу ниву

Праздник проливной.

Весь день за лесом глухо рокотало

И приближался гром по временам.

Но все чего-то туче не хватало,

Чтоб через холм перевалиться

К нам.

Пролился дождь на дальние поляны

И вот уходит вдоль заречных сел.

Как будто в гости кто-то долгожданный

Прийти пообещал —

И не пришел.

Ежегодно у этих ворот

Расцветает черемуха белая.

И, когда по весне расцветет,

Сразу праздничной улицу сделает.

Вся в соцветьях стоит кружевных,

В нежных сумерках майского вечера.

Вон собрался к невесте жених.

А в руках — белокрылая веточка.

А другой наломает букет.

Но, хоть много букетов подарено,

Краше этой черемухи нет,

Глянешь издали — белое зарево.

Было б легче в саду, за стеной,

Над глухим лопухом и крапивою,

Но цвести для себя лишь одной

Не захочет такая красивая.

Ведь, наверно, приятнее знать,

Что, дыханьем твоим опьяненные,

До рассвета любимым опять

Дарят белые ветви влюбленные.

Чистый звон — хрустальный голосок —

Музыкой несется по оврагу:

С крутояра падает в поток

Звонкая смеющаяся влага.

Девушка певучую струю

Ловит в загремевшее ведерце,

Лес склонился, кланяясь ручью,

И лучи в ручей кидает солнце...

Шла вода сквозь темень наугад,

День за днем точила твердый камень,

Одолела тысячу преград

И на свет пробилась родниками.

Позади — гранитные пласты,

Позади — завалы меловые.

От больших трудов своих чисты

Радостные воды ключевые.