Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 2

В любой чащобе

лишних нет деревьев,

и если даже вырубить кусты,

то и тогда леса лишатся древней,

естественной и дивной красоты.

Как согревает чье-нибудь участье,

когда лихой беды наступит срок,

так человек

тогда бывает счастлив,

когда он на земле не одинок.

Хватает Волге широты и сини,

но с Камою она еще синей.

И для меня бы

не было России

без маленькой Удмуртии моей.

За речкой Моя вызрела пшеница,

высоким хлебом горизонт закрыт.

Но каждый колос ярко золотится,

как будто в каждом лампочка горит.

Мы с солнцем поднимали поле наше,

трудились от зари до темноты.

И крыльями нам жаворонок машет,

по-птичьи рукоплещет с высоты.

Как трепетны колосья на рассвете!

Волнами ходит золотой простор!

Видать, в пшенице заблудился ветер

и выбраться не может до сих пор.

Чепецкие луга!

Отделкой тонкой,

раскраской щедр ковровый их наряд.

Пестрят ли это платьица девчонок,

цветы ли это яркие пестрят?

В такие дни и солнце с поднебесья

подолгу не уходит на покой.

Какие песни,

ой, какие песни

девчата запевают за рекой.

От всех забот

несут нас ноги сами

на эту ширь без края и конца,

где песни задевают голосами,

как лебеди крылами,

за сердца!!

Пушистый снег идет дорогой древней,

играет с ветерком вперегонки.

И кажется:

озябшие деревья

повязывают белые платки.

Давно листочки откружились чинно,

но, словно дети старых матерей,

алеющие ягоды рябины

не покидают выстывших ветвей.

Когда в дому появится ребенок,

черемуху у дома посади.

Пускай ее побег покамест тонок —

пора ее цветенья впереди.

Под щебет птиц, под ликованье солнца

изменится ее невзрачный вид.

А зимней ночью к твоему оконцу

она дорогу ветру преградит.

Она,

когда, мужая понемногу,

осядут дети в дальней стороне,

их будет звать к родимому порогу

с любовью материнской наравне.

Давным-давно привыкшие к разлуке,

они покинут доброе жилье,

домой вернутся

и протянут руки.

к знакомым с детства ягодам ее.

И вновь дороги вдаль поманят сказкой...

И вновь под небом вечной синевы

черемуха, не щедрая на ласку,

твоей седой коснется головы.

И станет вечерами и спросонок

шептать о том,

что будет впереди...

Когда в дому появится ребенок,

черемуху у дома посади.

Костер прожег ночную темень,

И гордо вился дым над ним,

Но ветер спутал

Искры, тени

И от костра встающий дым.

Он хмуро по полю метался,

И, опрокинувшись во тьму,

Дым перед ветром распластался

И начал кланяться ему.

А поле спит давным-давно

Под одеялом, ветром сброшенным.

В морозы лютые оно

Лежит светло и завороженно.

Спит поле. Сны его добры.

В них летний труд и песни смешаны.

И звукам давешней поры

Так тихо вторит поле снежное.

И видит, милое, во сне

(О как ему под снегом дышится!),

Что красным флагом по весне

Сама заря над ним колышется.

Я к деду приставал с вопросами:

— Скажи, как человеком стать?

Дед отвечал:

— Между березами

Твоей березки не видать...

И вот березку посадил я.

А дед мне снова:

— Человек

Свои развертывает крылья

В избе, построенной навек...

Я дом возвел. Обладил тыном.

— Я стал ли человеком, дед?

— Когда в избе увижу сына,

Тогда и дам тебе ответ...

Сын родился.

— Мой дед суровый,

Твой правнук ждет тебя в избе.

Я — человек?

— Вот это слово

Пусть сын твой скажет о тебе!