Родился в 1936 году на Урале. Окончил вечернюю школу рабочей молодежи, поступил в горно-металлургический техникум. Около десяти лет проработал крановщиком мартеновского цеха на Челябинском металлургическом заводе.
В 1965 году окончил Высшие литературные курсы в Москве при Литературном институте имени А. М. Горького.
Работал в журналах «Волга» и «Молодая гвардия». Работает главным редактором издательства «Современник».
Первая книга стихов «Мечта» вышла в Челябинске в 1960 году. Автор многих стихотворных сборников, среди которых «Я не знаю покоя» (Челябинск, 1962), «Мне Россия сердце подарила» (Челябинск, 1963), «Ручное солнце» (М., «Советский писатель», 1963), «Лирика» (Челябинск, 1966), «Избранная лирика» (М., «Молодая гвардия», 1966), «Разговор с любимой» (Саратов, 1968), «Грустят березы» (М., изд-во «Правда», 1974), «Признание» (М., «Советский писатель», 1974), «Багряные соловьи» (М., «Советская Россия», 1976).
В 1974 году Валентину Сорокину присуждена премия Ленинского комсомола.
Член КПСС с 1965 года.
Поэма
Коллективу 1-го мартеновского цеха Челябинского металлургического завода
Заселяя грешную планету,
Предок наш, мытарства прокляня,
Шел с огнем из тьмы кромешной
К свету,
Прозревал и гибнул от огня.
То рвалась его стезя, то крепла
Не десятилетья,
А века.
Над худым становищем
От пепла
Темные клубились облака.
И не зря в раздолье заоконном
С детских дивных сказок
Перед сном
Жадные хвостатые драконы
Пламенели в сумраке лесном
Буйчивый,
Зверюга непокорный —
Ну попробуй сразу урезонь!
Символ жизни,
Вестник смерти черной,
Бог надежд,
Распальчивый огонь.
Царские указы
Шутовские,
Холмики да косточки людские.
И в курганах под завесой мглы,
Веющей загинувшей пустыней,
В гнездышках сарматовской золы —
Угли, не остывшие доныне...
...Ах, огонь,
Чего
Понатворил,
Ах, огонь,
Кого
Приговорил
К глупой смерти на виду у всех —
Сокола,
Явившегося в цех!
Веки утомленные горят,
А в тупик по стрелкам перегонным
Грузные проносятся вагоны,
Рельсы прогибаются, искрят.
Не избыть, не излечить утраты:
Белые
Больничные халаты,
Санитары,
Шофера,
Врачи,
И лежит мой друг на комьях рудных —
Кашель,
Хрип затяжливый и трудный,
И бригада в трауре — молчит.
Что мы скажем женщине, крестьянке?
Девушке,
Касатке,
Несмеянке?
Ведь она любила и мечтала.
Нет святого чувства у металла;
Захватил,
Замыкал,
Заарканил —
До беды,
До горюшка,
До слез,
В огненном, клубящемся тумане
Юный образ навсегда унес!
...Коля,
Колокольчик,
Николай,
Встань,
Ты слышишь,
Плещет месяц май,
На зеленой лиственной опушке
Вьются в травах бабочки-хлопушки
И щебечут сойки-хохотушки,
Совы озираются пытливо,
Сиротливо
Кланяется
Ива.
Ну а где-то изморосью колкой
Паренька упругого сечет,
И рябит разбуженная Волга,
В Каспий атаманистый течет.
И взмывает,
Радостно заторкав,
Словно чайка,
Легкая моторка,
А над ней,
Лучами окропленный,
Жилистый,
Уклюжий,
Молодой,
Счастьем задохнулся волгаренок —
Куртка нараспашку,
Золотой!
И его улыбчива невеста,
Красотой да ладностью известна,—
Рядом,
Рядом,
Рядом,
Говорю!
Впереди —
Прощанье
И тревога,
И Урал за каменным порогом
Мнет в мартенах
Спелую зарю.
Но внезапно горе постучится
В девичье беспечное окно:
Свято полюбить,
Да разлучиться
Навсегда им будет суждено.
Почему?
Работа есть работа,
До хмельного,
Бешеного пота!
...Щерились, как ящеры со дна,
Колпаки измятые и дула;
Мина или бомба саданула?
Да, война
И мертвая — война!..
Знаю, вы конечно же видали,
Как, сорвавшись с горного плеча,
Медленно парят в миражной дали
Два заматерелых сарыча:
С вызовом,
Охватисто,
Глубоко,
С боковой раскачкой в створах дня,
Птицы
Века
Или дети
Рока
На планете стали и огня.
Бурые — от прочного загара,
Ржавые — от пороха и пуль,
А под ними — мачты и радары,
Иссык-Куль,
Севан
И Чебаркуль!
А за гранью — линию означь —
В них прищуро целится палач,
Но внизу сейчас родной ковыль,
То легенда жуткая,
То быль:
То славяне гасли,
То азийцы,
То вожди являлись,
То убийцы,
То Атиллы,
То Наполеоны,
То пророки,
То хамелеоны,
Фюреры — душители прогресса...
Человек, войну не узаконь!
И ползло железо
На железо,
И огонь катился
На огонь!
По мартену рано, рано, рано —
Так же и резвились, клокоча,
Два чугунолобых тяжких крана,
Закопченных, жженных сарыча.
Перед нами пламя
И за нами —
Во сто крат багрянистей, чем знамя,
Гордое и дерзкое,
Оно
Созидать
И рушить
Рождено.
— Эй!
— Да-ва-ай!
И Николай,
В тельняшке,
В ухарски заломленной фуражке,
Ковш-громаду брал на разворот:
— Бе-ре-гись!
И в коловерти пенной
Млела плавка молнией мгновенной,
Выкрики,
Толкучка
У ворот!
Брови удивленные, крутые,
Озорство блескучее в очах.
...И огонь, похожий на Батыя,
Крутится на гладких кирпичах
И шипит,
Рассерженный и голый,
Вспученно вихляясь и дрожа.
Скифы ли?
Ахейцы ли?
Монголы?
Конница, фырчиста и рыжа?
Но прожектор опытней кинжала
Мрак разрезал:
Снова из печей
Сталь, мерцая, как немое жало,
Тело искрометное разжала
И, взбурлив,
Рекою побежала,
Горячей,
Прыгучей
И бойчей!
И, как птицы, в мертвой тишине
Краны растворялись в вышине.
Ой, остаться вдовушке без сына,
Горькая, озяблая осина
Склонится, скручинится одна,
А по волжским радужным долинам
Скоро,
Скоро
С хором лебединым
Вьюга зарыдает, холодна!
В кутерьме пушистой, снежной бели
Примутся шушукать глухо ели,
Безъязыко по ночам кивать,
И поскачут ветры на просторе
Рассевать по ветхим избам горе,
Лебеденка к лебедихе звать.
Лебеденок —
Тонок,
Тонок,
Тонок,
Одуванчик,
Лапушка,
Опенок,
Сизый, сладкогорлистый и тихий,
Поспеши-ка, милый,
К лебедихе!
Твой отец на Волге
Оступнулся
Под огнем
И больше
Не вернулся...
Почтальон тропу забудет к дому,
Девушка любовь отдаст другому,
Мало ль так случалось на Руси?
Только мать,
Сутулая,
Седая,
Мучаясь,
Безропотно страдая,
Будет с ним, когда ты ни спроси!
Нежный,
Статный,
Умный
Да высокий,
Да в отца-упрямца синеокий,
Как дубок, загинул он, запал,
А по кряжным, скальным перевалам
Динамитом,
Толом,
Аммоналом
Бухает
И ухает
Урал!
И дымят похлеще, чем у Круппа,
Над каскадом вспышек трубы, трубы,
И ползут по рельсовым суставам
С лязганьем и бряканьем составы,
Гычут шахты,
Зыбают мосты,
А вот там,
среди оградок близких,
Рдеют — обелиски, обелиски —
Жесткие, рабочие цветы...
Туляки, минчане, ленинградцы —
Пухом им земля, коли расстаться
С солнышком судьба преднарекла,
Вот такие скорбные дела!
...И огонь, трескучий и колючий,
Витязь, тать, бандюга игровой,
То южжит, то корчится в падучей,
То пройдется в пляске грозовой.
Гневен,
Желт,
В минуту буйства страшен,
Он, когда толпа его звала,
Слизывал макушки барских башен,
Выметал империи дотла.
За дворцами римскими, наглея,
Из рабов выдавливая стон,
Устрашал он
Гений
Галилея,
Набухая кровью, как питон.
День завода — всполох музыкальный,
Город-богатырь индустриальный,
Не служака, не смешной позер,
Доменный,
Спортивный,
Театральный,
Вузовский — за всплесками озер.
Снежная прохлада Таганая.
Тургояк.
И Черемшанки звень.
Смолино,
Миасс!..
И продувная,
Праздная струится дребедень.
За гостей мы честью отвечаем:
Плохо ли встречаем-привечаем?
Мы застольем всех поукачаем!
От плакатов и от флагов жарко.
— Кто идет?
— Она идет!
— Волжанка!
— Прекрати!
— Оратор!
— Цицерон!
— А за ней?
— Волгарь наш?
— Рыцарь?
— Он!..
И его матерая бригада,
Та, что золотене юной рада,
Дескать, это общая награда,
И когда бы по такой на брата —
Нипочем любая бы преграда!
...Гравий
И ольховые сережки.
Балалайки,
Флейты
И гармошки.
Алые трибуны:
И — бурунный,
Взвинченный, басовый, многострунный
Танец, франтоватый карнавал,
Кто его огнем короновал?
Батюшка Урал!
Антракт.
Качели.
Милые, как лилии земли.
Растекались толпы и кучнели,
Лодки застревали на мели.
Плавали по заводям частушки,
В уремё горюнились кукушки,
За пахучей сутемью хвои
Щелкали азартно соловьи.
Зной клубничный,
Предвечерний зной,
Смешанный
С полынью
И сосной.
...Вяловато шебуршали скверы,
Гукали спокойно поезда.
Глянцевели дамбы и карьеры,
К горизонту двигалась звезда.
И цехов немые караваны
Таяли, ныряя и кренясь...
Дымные усатые султаны
И восторг — осознанная связь
С городом, за межами Европы,
На закорках Азии самой.
И проспект.
И он — Челябинск мой! —
Мрамор
И железо
Высшей пробы!
Елки.
Липы.
Камень.
И гранит —
Гулы Революции хранит!
А левей Орленок {9}
Образцово
Приподнялся,
Воин и лихач:
Смерть отвергнул!
Мечется пунцово
Клок огня октябрьского —
Кумач...
Торжества смущается девчонка,
Хитрая саратовская челка,
Платье,
Поясок
Да каблучки.
Ох уж мне ребята, чудачки,
В каждом жесте мнится им значенье,
И острят до умопомраченья,
Аж свобода хуже заточенья:
— Пара?
— Пара!
— Супостат!
— Клянись!
— Чё тянуть резину-то?
— Женись!
— Али мы не приглянемся сватьям?
— Али коллектив наш не речист?
— Пир с обедом пополам закатим!
— Всунется под крышу моралист!
Но уже заботами объяты,
Синею очерчены каймой,
Кликают студентку перекаты:
— Ждем домой!
— Беспечная!
— Домой!
Вот он, вот он, в щупальцах паучьих,
С хоботом облупленным, могучим,
Конусно расплюснутый, ползучий,
Огненным возмездием проучен,
Выдюживший тысячи атак,
На куски поразваленный танк.
Это он, броню надев, как робу,
В сорок первом выревел:
— Идем!
Залпами
Измолотил
Европу,
Шрамы — знаки доблести — на нем.
Это он с берлинского парада
Пропечатал след до Сталинграда,
В порохе,
В золе,
В бреду погонь.
И у Волги
Матушки реки
Вскинулся по-барсьи на дыбки:
Брюхо русский распорол огонь!
Это он в снега вкопал бойца,
Мужа,
Семьянина
И отца.
Двадцать лет в себе он прятал мину
Харканет ее огонь
По сыну!
Бульканье печное.
Просвист шины,
И — моторный рыкающий лай.
Через смерч
И на огонь машину
Под «ура» выводит Николай.
И роится под кабиной крана
Окаль нестихающим бураном,
Машут от завалки до завалки
Кровяной раскраски полушалки.
Он скантует глыбу
И расправит,
И огонь-обжору
Не растравит,
Ненависть
В надежду
Переплавит!..
Цепи.
Кепи.
Шляпы.
Рукавицы.
— Нянчай бронированного фрица!
— Отглумился!
— Сволочь!
— Отрыгал!
— Спесь ему перекует Урал!
Свастика шевелится и тает...
Но жесточе бури гулевой
Заметалась
Замять
Золотая,
Закрывая парня с головой.
Голоса:
— Огонь!
— Огонь!
— Держите!
Поначалу падал и вставал,
А потом, как в переспелом жите,
Он в пролете пьяно бушевал.
И, храпя,
Из-под печей летели
Разъяренней гривачей
Метели!
Мчал пожар по эстакадам твердым,
Будто вновь языческие орды,
Грязная, суглинистая гнусь
Ринулась на маковую Русь,
А она взмятежилась, бела,
Грянули взахлеб колокола:
— Бом!
— Бом!
— Бом!
Стрела!
Кистень!
И меч!
Сколько дум ни пестуй, ни меси я —
Собирайся боль моя, Россия,
Веси от полона уберечь!
Смерти — смерть!
Огню — огонь!
И право
Наше — укрощать задор кровавый,
Ведь не ради светского успеха
И дурного умиленья жен
Прометей путиловского цеха
У дверей эпохи водружен!
...Жертву
Взрыв себе не выбирает —
Без вины
Мальчишка умирает!
Мы — основа Родины, трудяги,
В нас не затухал огонь отваги:
В ведро ли,
В мороз ли,
В непогоду —
Тротуары тянутся к заводу.
Воробьи нас осыпают звоном,
И, листву роняя по газонам,
Хохлятся приветливо сады,
До чего
Заманчивы,
Росисты,
До чего
Свежи они и чисты —
Выскочили вроде из воды!
Бронзовость и правда в наших лицах,
Перевиты мускулами руки,
Нам финтить с народом не годится,
И хандрить нам некогда от скуки.
Мы в цехах,
Гремящих и коптящих,
Своенравный,
Прыткий,
Настоящий,
Премии раззяве не сулящий,
Льем металл в утробные ковши
За сознанье,
Не за барыши!..
Судим за просчеты мы без спуску
На чины,
На возраст
И нагрузку.
Здравствуй!
И успех
И маета —
Наша огневая прямота!
А когда Урал напропалую
Раздарит кварталам фонари,
Мы девчат вниманием балуем
До бессонья,—
Дьявол побери!..
У станка,
В сражениях,
На марше —
Барабан истории, трезвонь! —
Мы не лжем,
И нас, безвестных даже,
Лаврами
Увенчивал огонь!..
Ах, огонь, решивший воевать,
Ты ль его не мог бы миновать?
Приторно,
Обидно,
Неприютно:
Креп,
Венки,
Торжественная речь,
Чей-то вздох, растерзанный и смутный:
— Не сумели парня остеречь!..
По весне зазывней шум березы,
Мягче травы,
Рощи веселей,
Дождевые бисерные слезы
На льняных ресницах ковылей.
По весне болтают перепелки,
Дятлы разбазарили долдонь,
И секунды не вздремнет в поселке
Чуткая, лукавая гармонь.
По весне от свадьбы голубиной
На тесовых крышах воркотня,
Что ни стежка — выманит к любимой
На зачине,
На убытье ль дня
Где на Волге,
Плёсистой
Реке,
Осетренок спит
На плавнике,
Глупый окунь
Разевает пасть,
И по волнам
Забурлила щука,
Серая
Зубастая ищука,
Не совей,
Коль хочешь не пропасть!
По весне рубинят маки густо,
Но еще непостижимей — чувства,
Романтичной
Зрелости
Огонь,
Вещего томления примета,
Все мы,
Все мы
Ощущали это:
Лето —
От заката
До рассвета,
Мята — от восхода
До заката,
Память,
Годы лучшие не тронь!
По весне,
По весенке-весне
Ясень оженился на сосне,
А в медвежьем,
Пасмурном углу
Вяз-толстяк улещивал ветлу.
Куст калины преклоняет крону,
Стук капели крупной по коре,
Вороному
Ворону
Ворона
Ворожит
Ворчливо
Во дворе!
Коля,
Колокольчик,
Николай,
И январь ухабистый,
И — май!..
Принимай подарок от Вселенной,
Несравненный,
Знобчивый,
Бесценный,
Не теряйся, слаще обнимай,
Луг распахнут — так и понимай!
И мечта в лирическом салюте...
Кофточка,
Раскрытая душа.
Не мешайте,
Птицы,
Шорох,
Люди,—
Он ее ласкает, не дыша.
Челка — в челку.
И глаза — в глаза.
Дребезжит в осоках стрекоза,
А кулик пищит на всю округу:
Дескать, сам видал я —
Наповал
Озорной мартеновец
Подругу у ручья
Вчера зацеловал!
...Скипетры,
Престольные червонцы —
Кипчаки,
Ливонцы
И тевтонцы,
Половцы,
Хазарцы
И японцы —
В кладовухе бытия на донце...
Цех.
Поля.
Щербатых гор изгиб.
Нет, не умер друг и не погиб.
Просто на могиле спозаранку
Розовая выросла саранка,
Просто защемила у виска
Преданная
Девичья
Тоска...
Два огня,
Два мира,
Две идеи:
От ракет по небу вензеля!
Кружится в пространстве, золотея,
На костер похожая земля —
Плод
Трагичный,
Яблоко
На древе
В грозном галактическом саду?
Сириус,
Юпитер...
Лют и древен
Путь огня, начавшийся в аду,
Как ему, настырцу, ни грози я,
Кречетом взмывает из боев.
...И Урал,
И Волга,
И Россия —
В просверках огней и соловьев!
Стой, огонь,
Зачем тебе такое
Безразличье к нашему пути:
У одних юлишь ты
Под рукою,
У других сидишь ты
Взаперти,
Доверяешь силушку свою
Мстителю,
Владыке,
Холую!
У кого блаженствуешь в камине,
А у нас изводишься в груди.
Разве не останется в помине
Имя друга?
Время, погоди,—
Он бесстрашно
На твою ладонь
Бросил сердце —
Вечности огонь!..
1961-1970