Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 2

Запахло поджаристым хлебом

Сегодня в квартире моей,

Рекою в кувшинках и небом,

И горькой полынью степей,

Черемухой, высохшим сеном,

Упавшей лозой в водоем...

И я не пойму перемены,

Случившейся в доме моем.

И память мою охватило

Тоской по деревне опять:

В мою городскую квартиру

Сегодня приехала мать.

Как из сказки, пришла непрошеная,

Принесла рассвет голубой...

Сколько было с тобой хорошего,

Сколько грустного было с тобой!

Ты стоишь, прямая и ласковая;

Всю, до родинки каждой любя,

Все гляжу на тебя, как на сказку, я,

Как на сказку, гляжу на тебя.

Сказка давняя, сказка древняя,

До сих пор не забытая мной,

Где летят журавли над деревнями,

Гуси-лебеди — над водой.

В их последнем, осеннем трепете —

Чья-то музыка, чей-то лик...

Гуси-лебеди, гуси-лебеди,

Лебединый прощальный крик.

У причала чайка прокричала

И упала за седую ель.

Где же ты берешь свое начало

Белая, как чайка, Ак-Идель?

На ветру, на сквозняке простыли

Тоненькие веточки берез.

Где же ты, река моя простая,

Свой исток серебряный берешь?

Облака проходят бело-белые,

Но белей, чем эти облака, Ак-Идель,

Или по-русски Белая,—

Светлая, как девушка, река.

Наклонилась нежно над протокой,

Чтоб напиться,

Тонкая ветла.

Значит, очень светлые истоки

У тебя,

Коль ты сама светла.

В меня пчела вонзила жало,

Жужжа, взметнулись два крыла.

Но нет, пчела в траву упала,

Наказанная, умерла.

Как плохо, что у нас бывает

Среди людей, наоборот:

Ужаленный не выживает,

А вот ужаливший — живет.

Выйду в поле по тропинке длинной,

Разгоню ненужную печаль.

В синем небе стая журавлиная —

Словно треугольная печать.

Облюбую первую поляну,

Жниву рыжей бородатой ржи,

Над которой весело и пьяно

Мечутся последние стрижи.

И бегут машины,

На развилках

Сеном раструсившимся пыля.

Гладко, как солдатские затылки,

Выбриты пшеничные поля.

Рассекая дымчатую озимь

Строчками проселочных дорог.

Пишет наступающая осень

Пройденному лету некролог.

Розовыми листьями — по кочкам,

Утренней росой — по борозде,

И последний грач

Мелькает точкой

На конце рассказа о страде.

Какая б ни стряслась над ним беда,

Оно не блекло, не теряло алость.

Нет, знамя не склонялось никогда,

Ни перед кем покорно не склонялось.

Лишь пред погибшим

За него

В бою

Оно склоняет голову свою.