Пожиратели миров. 10 том

Глава 241

Вновь этапы, вновь бойни на арене, в которых я одержал верх.

Всё повторялось раз за разом, от свистка и до вспышки света, когда срабатывала защитная техника. И на этот промежуток арена погружалась в хаос: на ней бушевали воздушные ураганы, лёд заставлял замерзать пот на лице и облака электрических разрядов пронизывали воздух. Иногда доходило до того, что было не видно даже противника, который попросту пропадал в поднятой пыли и стихиях.

За это время я встретил все типы дара: электрический, ледяной, воздушный, огненный, даже дар земли, который встречался достаточно редко. И самым сложным для меня оказался отнюдь не этот противник, а точнее — противница с электрическим даром, а парень, который имел дар воздуха.

Обычно считается, что именно дар электричества самый опасный в дуэли, так как он способен парализовать, разрушать атаки и техники. Последнее было особо актуально, когда надо пробиться через технику.

Но там я попросту задавил девушку силой, заставив сначала немного выдохнуться, а потом уйти в оборону, где и зажал. Однако воздух — он менял правила игры. Когда тебя вот-вот отшлифует песком, как из пескоструйного аппарата, а дымовые завесы попросту не сходят с арены, сражаться гораздо сложнее. Того глядишь, через поднятые пылевые бури тебе в лицо прилетит направленный поток воздуха, который будет подобен копью.

И тем не менее я победил во всех сражениях. Одержал верх, где-то воспользовавшись тактикой, а где-то нагло продавливая собственной силой.

Каждый раз, когда я возвращался на площадку для объявления победителей, людей становилось значительно меньше, вскоре нас было всего восемь человек. Так как выданную одежду запрещалось менять, да и никто не собирался, так как она служила своего рода символом боевых побед, все мы выглядели очень потрёпанными. А ещё уставшими, хмурыми и целеустремлёнными.

Здесь остались лишь самые-самые. Я окидываю взглядом присутствующих. Они все как на подбор с выражением людей, готовых на всё ради победы. В глазах нет и намёка на страх или неуверенность. И среди них всех выделяется больше всех Тиа Ло.

Она единственная крутит головой, будто не понимая, что происходит, и когда мы встречаемся взглядом, неуверенно улыбается и кивает мне. Я отвечаю кивком, приветствуя девушку, и на какое-то мгновение мне кажется, она становится даже немного счастливее. Этой Тие явно неуютно среди такого общества, где я себя чувствую, наоборот, как дома.

И признаться честно, я с замиранием сердца слушаю, когда объявляют следующие пары. Мне везёт, я попадаю в пару какому-то мужчине, когда женщина, одна из трёх оставшихся представительниц прекрасного пола, оказывается соперницей Тии.

Я вижу, как она выдыхает, слегка напряжённо и может даже обречённо, после чего бросает быстрый взгляд на девчонку и твёрдым шагом покидает площадку. Да, о Тии уже все наслышаны. Ни для кого теперь не секрет, что она попросту задавливает своими силами. И с лёгким стыдом я признаюсь себе, что мне бы тоже не хотелось попасть с ней в пару, пока я не дойду до финала, где это будет уже неизбежно.

— Ты отлично справился, — Катэрия обнимает меня, целуя в щёку в то время, как дети вешаются на мои ноги. Это для них уже традиция так меня встречать. Но после она с серьёзным взглядом смотрит мне в глаза. — Так, кто в следующем этапе против тебя?

— Не она.

Собственно, сейчас Марианетту и Катэрию волновало только это — не Тиа Ло ли у меня в соперниках. Создаётся впечатление, что они не сильно верят в мою победу.

— Это хорошо, — она вновь обняла меня и потянула в сторону гостиного дома. — Тогда идём, отмоем тебя.

— И как твой последний противник? — поинтересовалась Марианетта, шагая рядом, когда мы отошли от арены. — Сильно заставил тебя попотеть?

— Честно признаться, так же, как и с прошлым.

— Бахвалишься, — улыбнулась она.

— Нет, просто в какой-то момент между ними будто исчезла разница в силе. Если в начале я буквально чувствовал, что каждый следующий противник становится всё сильнее, то сейчас они будто одни и те же.

— Сильно устал? — спросила Катэрия. — Сражения через каждые сутки — это выматывает.

— А ещё ожидание, — произнесла Финисия. — Мне кажется, это ещё хуже, каждый день ждать следующего. Выматывает.

Да, для солдата нет ничего хуже, чем ожидание — здесь она очень точно подметила. Однако для меня это привычно. Мне это не нравится, однако за столько лет это стало настолько привычно, что ты учишься как-то не замечать это. Ожидание важного штурма, тяжёлые бои, когда ты ждёшь новой волны врагов Империи, операция, где ты сутки ждёшь того самого окна, чтобы проскочить…

У меня богатый опыт ждать.

Можно было сказать спасибо Катэрии, которая принимала на себя удар двух непосед. Ко мне они подходили, лишь когда я сам этого хотел, а так ими занималась она, иногда при поддержке Марианетты.

Что касается меня, я или спал, или обдумывал наши дальнейшие планы.

Оставалось лишь разобраться с сектой, и на этом всё будет кончено. Я не знаю, есть ли ещё в этом мире приспешники демонов, однако ресурсы дома позволяли мониторить обстановку, чтобы обнаружить другие секты, которые могли существовать в этом мире. Иначе говоря, взять на себя работу инквизиторов.

Однако не в этом заключался главный вопрос.

Что делать с Империей? Понятно, что призвать её сюда. Тень говорил, что есть способ это сделать, и мы даже примерно представляем, где может храниться то самое оружие, которое сможет открыть коридор между Империей и этим миром.

Просто чем ближе мы подходили к завершению, тем больше я сомневался. Я знаю, что правильно, но что-то внутри гложило, и когда я оглядывался на Катэрию и детей, это начинало гложить ещё больше. Какое-то беспокойство, какая-то неуверенность в том, что я делаю.

Может потому, что я прекрасно понимал, к чему это всё приведёт? Что едва здесь появится Империя, как такое важное место застроят военными базами основных и самых сильных орденов, что смогут удержать любого врага от вторжения сюда? Или что из этого мира будут массово выкачивать на войну всех псирайдеров: заберут всех детей, чтобы отправить их в центры военной подготовки. Взрослых и стариков ждёт та же участь, но при проверке инквизиторов, которую пройдут не все.

Да и людей часть отправят в Имперскую гвардию, а часть, если не сгонят на какой-нибудь остров этого мира, полностью выселят на территорию Империи на какую-нибудь планету работать на бесконечных заводах, чтобы оставить здесь лишь военные объекты.

Я мог с огромной уверенностью сказать, что этого не избежит никто. И при взгляде на тех, кого я мог назвать семьёй, эти перспективы перед глазами становились отчётливее.

Мы говорили, что спасём от демонов этот мир, если призовём Империю, что она всех защитит, но нужно ли ему такое спасение? Я был её мечом и щитом, поэтому знаю это всё изнутри. Этот мир разорят, вытащат всё, что можно вытащить, и он станет ещё одной частью Империи, ничем не отличающейся от остальных.

Не лечим ли мы царапину тем, что отрезаем ногу? Я верен Империи, однако… я знаю, как она действует.

Чего говорить об этом мире — я в самом себе не мог разобраться. Я чувствовал себя здесь лишним, чувствовал себя ненужным, человеком, который не понимает, что он здесь вообще делает. И да, я скучал по войне, по этому адреналину, холодному рассудку, когда вёл в бой своих людей.

Часть меня хотела вернуться туда, на ту войну, потому что я там был как свой, где была моя жизнь, которую я знал и в которой разбирался. Окунуться вновь в эту кровь и ужас, отбирая жизни врагов. Мне этого, как бы странно ни звучало, не хватало. И в то же время другая часть не очень-то и стремилась покинуть этот мир. При всех минусах, при всей скуке и ненужности, что-то упорно заставляло меня хотеть здесь остаться.

— О чём мечтаешь? — поинтересовалась Катэрия, подкравшись сзади, когда я смотрел в окно, пытаясь понять, что со мной происходит.

— Ни о чём.

— Да? У тебя такое лицо, будто ты хоронишь любимую кошку.

— Думаю.

— О предстоящем бое?

— Нет, просто думаю, — ответил я. — Что делать дальше?

— Фраза «жить дальше» тебя явно не устраивает, как я понимаю.

— Устраивает, но…

— Но что? Ты не можешь жить, чтобы не преследовать какую-то цель? — поинтересовалась Катэрия без каких-либо претензий. — А как насчёт того, чтобы сделать наш дом самым сильным в государстве Тринианском? Или, вон, вырастить двух дочерей и сделать из них нормальных людей? Да разве целей для жизни не хватает?

— Я не совсем о том думаю.

— Ну тогда помочь я тебе советом не смогу, — пожала она плечами. — Хотя знаешь, когда я покинула ряды охотников, тоже не могла представить, что делать дальше. Дети, покинутый дом… просто не знала, куда себя деть. А потом как пошло-поехало, и стало совсем не до этого. Иногда надо просто втянуться.

— Втянуться? — переспросил я.

— Да, втянуться. Сначала кажется, что вот, я всё сделала, куда двигаться дальше. А потом то встреча, то бал, то Дора заболела, то у Мары голова в перилах застряла, пелёнки, подгузники, и там вообще уже не до мыслей, куда двигаться дальше.

— А у Мары застряла голова в перилах? — удивился я.

— Было дело. Это ты ещё не знаешь, как она нашла незакрытую вентиляцию из-за ремонта, и мы потом её оттуда вытаскивали. Совсем не скучно, говорю тебе.

— Ужас…

— Не то слово. Я чуть с ума не сошла. Пришлось ломать стены, которые только-только после ремонта были, — Катэрия усмехнулась. — До сих пор вспоминаю, как полезла за ней и сама застряла на несколько часов.

— Может у неё это семейное? — предположил я.

— Так, это на что ты намекаешь? — упёрла она руки в бока.

— Это предположение.

— Предположение, понимаете ли… Ты помылся? Всё? Давай в кровать. Насколько помню, у тебя ещё были какие-то важные дела завтра.

Катэрия очень забавно выглядит, когда сердится или дуется: щёки начинают надуваться и краснеть, но ей я этого говорить не стал.

Важные дела, о которых говорила Катэрия, заключались во встрече с одним любителем детей. Пусть и с определёнными трудностями, но нам удалось как отследить, так и составить определённый маршрут его следования, и он неизменно останавливался на обед в рабочие дни в одном из ресторанов.

Меня не волновали причины выбора места, единственное, что было важно — встретиться с ним с глазу на глаз и заставить сотрудничать. С последним могли возникнуть проблемы, если он откажется из-за уверенности в собственной безнаказанности благодаря статусу и связям или из-за страха, что с ним могут сделать. Про верность я даже не заикался, у таких ублюдков верность как проститутка — сегодня с одним, завтра с другим. И если так обернётся, то придётся решить с ним вопрос и искать другой способ найти место встречи секты.

Я сидел за одним из столиков, откуда открывался вид на зал, заказав себе кружку чая и какую-то маленькую булочку с начинкой из ягод, которая по цене выглядела так, будто я собирался купить весь ресторан.

Место было простым, но богатым, без лишних убранств или кричащего статуса. Глаза не резал, тошноты от переизбытка безвкусной дороговизны не вызывал. Зал был преимущественно белым, от стен до мебели. Окна располагались с одной стороны, но во всю стену, благодаря чему здесь было светло и без какого-либо искусственного освещения. Прямо напротив них располагался сад, из-за чего казалось, что ресторан находится не где-то в городе, а сразу в лесу. Прямо под окнами был даже маленький пруд с рыбами.

Посетителей здесь было немного, однако к обеду столики постепенно заполнялись. Я наблюдал за каждым входящим. Женщины, мужчины, некоторые с детьми. По одежде сразу видно, что или аристократы, или бизнесмены.

И среди них я взглядом поймал нужное лицо.

Я знал, как он выглядит Бопковски по фотографиям, которые так шокировали Марианетту и Катэрию. Без бороды, стройный, в очках, уже не молодой, но и не старик. Он вошёл через главные двери, где его прямо с порога провели к одному из столиков. Мужчина тут же спрятался за меню, не обратив на меня никакого внимания.

Дождавшись, когда он сделает заказ, чтобы больше никто нас не отвлекал, я молча поднялся со своего места и направился в его сторону.

Он заметил меня уже на полпути. Заметил и узнал — как бы он ни пытался выглядеть невозмутимым, я отлично видел, как на его лице промелькнули страх и неуверенность. В какой-то момент он даже собирался встать и быстро уйти, но передумал.

Я молча подошёл к столику, после чего бросил на стол папку, которая заставила зазвенеть посуду на столе, и демонстративно сел напротив. Он едва заметно вздрогнул. Некоторые люди обернулись на нас, однако почти сразу вернулись к собственному обеду.

— Ты знаешь, кто я, — негромко произнёс я.

— Прошу прощения, но я вас не знаю, — извиняющееся улыбнулся он.

— Знаешь. Но пока не знаешь, зачем я за тобой пришёл.

— Должно быть, вы меня с кем-то спутали, молодой человек. И я бы попросил покинуть этот столик, пока я не позвал охрану.

Пока он говорил, я спокойно открыл папку, достал пару снимков и бросил ему под нос.

— Вызывай.

Он поменялся в лице. Исчезла вежливость, исчезла эта наигранная улыбка ничего не понимающего человека, когда его взгляд упал на фотографии. Остался лишь страх, который стал сильнее. А к нему прибавилось и напряжение, с каким он взял две фотографии, чтобы получше их рассмотреть.

— Знакомое лицо, не так ли? — поинтересовался я.

Я видел, как он напряжённо думает, после чего бросает фотографии обратно ко мне.

— Я не знаю, что это и откуда ты взял, — отрезал этот кусок демонического говна, подняв голос, вновь привлекая к нам внимание. — А теперь убирайся отсюда.

— Я уберусь, но тогда эти снимки завтра увидит всё государство, — предупредил я.

— В это никто не поверит, Грант. Жалкие подделки, чтобы подставить меня, не более, — попытался он перейти в атаку, злобно улыбнувшись. Даже имя моё вспомнил. — Но ты можешь оставить их себе на память, чтобы представлять, что я буду делать с твоей женой и дочурками, когда за ними придут мои люди. И поверь, я хорошо проведу время, в отличие от них.

Я слушал его со скучающим лицом, всем видом показывая, что на меня это никакого впечатление не произвело. А вот он боялся. Боялся и пытался запугать меня самым нелепым способом.

— Ты закончил? — спросил я. — Значит, будет так. Когда я выйду, эти снимки отправятся не куда-то, а к государю на руки. Он, естественно, их проверит. И естественно, они окажутся настоящими. И ты выйти не успеешь отсюда, как тебя отправят в забытую всеми камеру к тем, кто не любит, когда с детьми такое делают. Или может быть иначе. Эти снимки останутся тайной, и ты сохранишь свою жалкую шкуру с положением, в отличие от всех, до кого я доберусь позже.

В этот момент ему принесли кофе, и я без зазрения совести взял его у этого ублюдка из-под носа.

— Думай, пока я допиваю, но могу гарантировать, что ты даже не успеешь выйти, как тебя уже схватят.

Он пыжился, тужился и краснел, будто ему было плохо, каждый раз бросая взгляд на папку, которая лежала перед ним. Это был приговор. Смертный приговор, и от такого его не спасут ни связи, ни статус, ни деньги. С таким попросту никто не захочет связываться, чтобы помочь ему, когда это станет достоянием общественности. И, быть может, всплыви это у продажного полицейского, можно было бы договориться, однако не в том случае, когда они попадут к государю.

— Чего ты хочешь? — процедил он.

— Я знаю, что ты и твой босс, глава дома Марко, состоите в секте, в которую входит и сам Ристингаузер. Вы проводите встречи, чтобы обсудить дальнейший план действий. Я хочу знать, где находится это место.

— Я не состою ни в какой секте.

— Тогда тебе придётся в неё вступить и выяснить, где они встречаются, — безапелляционным тоном произнёс я. — Сделаешь это, и сможешь пережить их всех, живя дальше, будто ничего и не было.

— Каковы гарантии? — сразу спросил он. — Гарантии, что ты не убьёшь меня или не отдашь эти снимки кому-либо?

— Моё слово, — пожал я плечами.

Он кусал губу чуть ли не в кровь, глядя на папку. Этот идиот боялся, я видел по его глазам. Боялся и тех, кто ему это точно с рук не спустит, и тюрьмы или чего похуже, если его секрет станет достоянием общественности. Но у таких существ всегда своя собственная шкура стоит на первом месте, поэтому я ни капельки не сомневался, что он ответит согласием.

— Хорошо… — пробормотал он. — Но ты должен будешь убить их всех.

Как я и говорил. Верность у таких людей как проститутка.

— Где? — спросил я.

— За городом в двадцати километрах есть старое поместье, которое раньше принадлежало уничтоженному дому Бруно. Само поместье сгорело, остались лишь руины, однако под ним есть небольшой подземный комплекс. В нём.

— Что за подземный комплекс? — спросил я.

— Самый обычный, двухэтажный. Такой строят знатные дома, чтобы было где укрыться в случае необходимости.

— Что там?

— Ничего особенного. Первый этаж — главный коридор и боковые комнаты. Второй этаж — это круглый зал собраний, комнаты для проживания и большой прямоугольный зал, похожий на бальный.

— И что там?

— Где? — не понял он.

— Во втором зале, что похож на бальный, — пояснил я.

— Там проводятся обряды, поклонения и так далее. Я был там всего несколько раз.

— Что за обряды там проводят?

— Молятся, приносят в жертву животных и изредка людей, но я никогда в этом не участвовал, — тут же добавил он.

Ага, как же, гнилая тварь… а говорил, что не в секте.

Но я всё равно продолжил опрашивать его, несмотря на всё омерзение, что он у меня вызывал. Мне нужны были подробности, мне нужно было знать, где вход, какая там защита, какие помещения, подъезды к этому месту и так далее, но самое главное…

— Когда в следующий раз там все соберутся?

— Я не знаю. Нам говорят перед самой встречей, — ответил он.

— Когда была последняя?

— Где-то… перед турниром. Ристингаузер приказал всем собраться по срочному делу.

— И что вы там обсуждали? — спросил я.

— Тебя, — посмотрел он на меня со злостью и страхом. — То, что ты сжёг завод и кое-что вместе с ним. Что с тобой слишком много проблем, и надо как-то решать этот вопрос, так как ты нанёс достаточно сильный удар по нам, разрушив многолетнюю подготовку.

— И как же со мной хотят разобраться? — подался я вперёд.

— Он не сказал. Приказал тебя не трогать и не обращать на тебя внимания. Упомянул, что следует великому плану.

— Что за план?

— Он не говорил. Просто план, который известен его хозяину и ему самому. Все остальные делают исключительно то, что он скажет. И если мы поможем ему, то нас всех щедро вознаградят.

Знал бы он, как видят боги хаоса щедрое вознаграждение…

— Поможете с чем именно? Какова цель? К чему он стремится? — надавил я.

— Я не знаю. Никто не знает, — ответил он даже слегка визгливо. — Ристингаузер говорит, что делать, и мы делаем. Если надо похитить кого-то — похищаем. Если надо построить — строим. Если надо повлиять где-то на кого-то — мы влияем. Он обещал, что если мы поможем ему, то можем рассчитывать в будущем на то, что нас всех очень щедро вознаградят, и мы получим свою долю власти.

Я видел только одну причину, почему меня сказали не трогать, хотя я очень сильно ударил по ним — есть что-то другое, что-то более важное, чем они занимаются. Куда более важное, чем разрушенный портал, на который они потратили столько сил и времени.

Скорее всего, речь идёт о том самом великом плане, которым они занимаются. Вопрос лишь в том, в чём заключается его цель? Свержение власти? Как-то… мелковато для хаоса, однако займи они место государя, и достичь цели будет гораздо проще. Однако это лишь проходная цель. Судя по названию, должно быть что-то более грандиозное. Настолько, что они готовы закрыть глаза на разрушенный портал.

И что у меня в голове не укладывалось, так это что меня приказали не трогать. Почему? С какой целью? Решили, что конфликт со мной принесёт ещё больше проблем? Или что если меня не трогать, я сам успокоюсь?

— Почему меня сказали не трогать? — спросил я.

— Я не знаю. Нам не говорят. Мы только делаем, что скажут, и… там участвуем в разных обрядах, когда скажут. Всё!

Не всё, и я очень хочу знать, что ещё, однако я слишком засиделся у всех на виду рядом с ним. Для такого разговора нужно более укромное место, чем ресторан, где ты у всех на виду.

Я поднялся со стула, бросив ему телефон.

— Я буду звонить на него, и ты будешь на мои звонки отвечать, — бросил взгляд на папку. — Можешь оставить её себе, любоваться своими похождениями. Но помни, это копия, и у меня есть оригинал, который станет твоим концом.

С этими словами я вышел из ресторана. Этот Бопковски так и сидел перед папкой, не пошевелившись, даже когда ему принесли заказ.

Всё прошло очень гладко, и можно было порадоваться, что он оказался такой тварью. Теперь оставалось дождаться того момента, когда они вновь все соберутся, и тогда я смогу лично спросить, в чём заключается этот великий план.