Повесть о суровом друге

4

С нетерпением дожидался я Ваську и, когда он пришел с работы, поманил его в самый уединенный угол за сараем и с жаром поведал о таинственной встрече в Богодуховской балке. В ответ Васька загадочно усмехнулся, пытливо взглянул на меня, как бы раздумывая: сказать или нет? Наконец не спеша стащил с головы шапку, порылся в ней и вынул какую-то бумажку.

— Тс-с, тише, — произнес он шепотом и подал мне листок.

Я развернул. Это была какая-то картинка. Она изображала высокую гору, состоявшую из людей и похожую на шахтный террикон.

На самой вершине на тронах сидели царь и царица, около них надпись: «Мы царствуем над вами». Под царем и царицей на широком кругу, похожем на карусель, стояли богачи в дорогих одеждах. Здесь была другая надпись: «Мы правим вами». Еще ниже, тоже на кругу, стояли священники, монахи и всякие богослужители. Надпись около них была мне непонятна: «Мы морочим вас». Под духовенством, на еще более широком кругу, выстроились жандармы, полицейские, генералы. Сбоку надпись: «Мы стреляем в вас». Под военными опять шел круг. Там стоял заваленный всевозможными закусками и винами стол, за которым расселись барыни, купцы, фабриканты. Здесь было написано: «Мы едим за вас».

Васька посмотрел на меня:

— Понял? Они едят за нас.

— А мы что?

— А мы голодные ходим…

Я взглянул на листовку. Под теми господами, которые ели за нас, был еще круг. И на нем, согнувшись под тяжестью господ, стояли рабочие и разный бедный люд. Здесь тоже были надписи: «Мы кормим вас», «Мы работаем на вас». Бедняки, державшие на своих плечах эту карусель, эту уйму богачей, совсем обессилели, многие упали, и только один вырвался из-под круга. Он поднял красный флаг с надписью: «Жить в свободе или умереть в борьбе!»

— Вась, что это такое?

— Афишка против царя.

— Что ты хочешь с ней делать?

Вместо ответа Васька поднял ржавый гвоздь и, отобрав у меня афишку, выколол глаза царю.

— Вот что буду делать, — проговорил он со злостью и хотел порвать ее, но я вовремя остановил его:

— Постой, не надо, лучше мы Сеньке-колбаснику на забор прилепим!

— Царю бы подкинуть, — сказал Васька.

— Давай! И напишем сбоку: «Царь — собака».

Мы уселись на лавочке и стали шептаться, обдумывая, как подкинуть царю афишку.

Вдруг мы заметили, как во тьме какой-то человек подкрался к землянке, постучал в окно и, подождав, пока отзовутся, негромко спросил:

— Сапожник Анисим здесь живет?

Мы притаились. Из землянки послышался голос Анисима Ивановича:

— Здесь, что надо?

— Поклон от Павла, пришел за сапогами, — проговорил неизвестный.

— Готовы сапоги, заходи, — ответил Анисим Иванович.

Не замечая нас, человек прошел мимо. Скрипнула калитка, и стало тихо. Мне показалось, что я узнал человека из Богодуховской балки.

Сказать об этом Ваське я не успел. На улице снова послышались шаги. Еще один человек подошел к домику, и разговор про какого-то Павла и про сапоги повторился. Когда и этот скрылся в темноте, Васька шепнул мне:

— Сиди тихо, это подпольщики.

Я удивился: зачем подпольщики идут в землянку к Анисиму Ивановичу, если там и пола-то нет — одна земля, подмазанная глиной с кизяком?

Скоро через дорогу к землянке прошел мой отец, за ним однорукий механик Сиротка. Потом показался во тьме высокий рабочий-китаец. А когда с гармошкой на плече явился гость с Пастуховки, я понял, что в землянке сошлись рабочие. Не терпелось поглядеть, что они там делают, и я потянул Ваську в землянку.

Едва мы вошли, Анисим Иванович выпроводил нас, но я успел заметить того, с кудлатой черной бородкой. Понравился он мне: глаза хитрущие, а зубы белые и веселые, как у цыгана.

— Вам тут, хлопцы, делать нечего, — сказал мой отец, подталкивая нас в спины, — Ленька, ты марш спать, а Вася…

Отец о чем-то пошептался с ним, и Васька вышел. Я узнал потом, что отец велел ему покараулить возле хаты. Если появится городовой, нужно запеть громко: «Во субботу, день ненастный…»

Ни о каком сне не могло быть речи.

— Вась, можно, я с тобой подежурю?

— Смотри только, чтобы тихо…

Мы притаились у забора и стали наблюдать.

— Вась, а кто этот, с бородкой?

— Подпольщик из Луганска. Он знаешь какой смелый? Против царя идет.

Против царя! Вот кого я с Васькой охраняю! Значит, я тоже иду против царя. Если бы рыжий Илюха узнал, он бы помер от зависти.

На землю спустилась ночь, но мне не было страшно. Даже хотелось, чтобы поскорее пришел городовой и мы с Васькой запели во весь голос: «Во субботу, день ненастный…» Я напрягал зрение, вглядывался в темноту, но никого нигде не было.

Прошло много времени, я озяб, но не уходить же домой, если до смерти хочется послушать, о чем говорят в землянке!

— Вась, а Вась, у вас в окошке дырка есть, — шепнул я.

— Знаю.

— Стекло подушкой заткнуто…

— Ну и что? Это я заткнул, чтобы не дуло.

— Понимаю… Только я хотел сказать, что подушка вытаскивается…

Понял ли меня Васька или ему самому хотелось послушать подпольщиков, — он погрозил мне: дескать, молчи, — и мы подкрались к окну. Опустившись на колени, Васька осторожно приоткрыл край подушки, и мы стали слушать.

Говорил человек с бородкой — я узнал его по голосу.

— …Над нами стоит свора паразитов: попов, буржуев, жандармов. Тюрьмы переполнены. Под пулями царя гибнет народ. Стон стоит над Россией, товарищи! Центральный Комитет Российской социал-демократической рабочей партии большевиков призывает нас к борьбе. Надо разбить вдребезги старый мир. Ничто не поможет — ни слезы, ни протесты. Только наши мозолистые руки, вооруженные пока обушками, добудут себе свободу…

Мы переглянулись и отошли от окошка.

— Слыхал? — шепотом спросил Васька.

Я кивнул.

— Вот гад ползучий!

— Кто?

— Царь, кто же еще? Россия стонет, а он водку пьет и в рабочих стреляет.

Россия стонет… А в ночной степи так тихо, не слышно ни звука.

Мы опять прильнули к окошку. Теперь говорил мой отец:

— Мы куем оружие, товарищи. Сорок сабель и сотня пик сложены в надежном месте. Поднимайтесь смелее, товарищи шахтеры, за вами встанет весь народ…