Вот и настала с в о б о д а! Не зря мы с Васькой боролись против царя: отцарствовался император, так ему и надо!
Интересно, когда свобода: говори, что хочешь, делай, что душа пожелает, — хоть кричи, хоть танцуй, хоть становись на голову и ходи вверх ногами. Городовой не схватит за шиворот, нет нигде городовых, разбежались, голубчики.
Ребята на нашей улице выдумали новую игру — в свержение царя. Кто-нибудь взбирался на крышу сарая или на забор, и его стаскивали за шею веревкой. Веселая игра! Только царем никто не хотел быть, особенно после того как чуть не задушили Тоньку. Она вызвалась быть царем и поспорила, что ее никто не скинет. Взобравшись на тачку, она вцепилась в нее так, что глаза от натуги вытаращила, — попробуй скинь ее! Ребята бросили веревку шут с ней, с этой Тонькой, еще задушишь, и отвечай за нее.
Свобода! Даже богачи нацепили красные банты и ходили самодовольные.
Свобода! Васька сказал, что теперь никто не будет приказывать, а только голосовать. Если нужно что-нибудь решить, спроси: «Кто «за»?» Несогласный может поднять руку против. Это и есть свобода.
Ходили слухи, будто в Петрограде вместо царя стало какое-то Временное правительство. А у нас в городе — Совет рабочих и крестьянских депутатов. Моего отца выбрали главным, теперь он назывался «председатель»!
Колбасник Цыбуля, отец Сеньки, стал комиссаром Временного правительства в городе. Сенька хвастался, будто его отец выше моего и что он может арестовать кого угодно. Чудак. За моего отца все рабочие: шахтеры, кузнецы, литейщики, сталевары, а за его отца кто? Хромой Гучков, косой Милюков да еще Родзянко — борода лопатой. Видали мы таких правителей!
Хорошо стало, только хлеба не было, а мука на базаре так вздорожала, что за фунт плати аршин денег. Появились такие деньги — керенки. Их не считали, а мерили на аршин. Только у нас и таких не было.
Трудно стало, да не помирать же! И многие жители подались по селам менять вещи на хлеб. Собрались и мы с мамкой. Вечером перетрясли в сундуке всю одежду. Отобрали отцовский пиджак, материно венчальное платье, две катушки ниток (одна целая, а другая начатая). Пришлось захватить чугунный утюг, две тарелки, ножницы и платок. Вещи сложили в мешок, завязали тесемкой и рано утречком собрались в дорогу.
Отец строго-настрого приказал мне беречь мать, жалеть ее в дороге. Я и сам понимал — слава богу, не маленький.
Васька провожал нас до самой Богодуховской балки. Всю дорогу он нес мешок. Мать далеко отстала, и мы, поджидая ее, присели у дороги.
Под большим секретом Васька сказал мне, что на днях механик Сиротка, шахтер Петя с Пастуховки и дядя Мося повезут в подарок петроградским рабочим три вагона угля, а обратно вернутся с винтовками.
Мне не хотелось расставаться с Васькой, и я опять стал звать его с собой. Он отказывался, и тогда я пустился на хитрость.
— Давай голосовать! Кто за то, чтобы ты пошел с нами? — сказал я и высоко поднял руку.
— А кто против? — спросил Васька, усмехаясь, и тоже поднял руку.
— Так неправильно. Я голосовал «за».
— Чудак, разве бы я не пошел? — отозвался Васька. — Не могу я мамку с батей оставить. Ты сам долго не ходи, вертайся поскорей.
— Я скоро. Мы только хлеба наберем — и до дому. Я и для тебя принесу!
Васька ничего не ответил на это. Он помолчал и сказал:
— Расскажешь потом, как ходили.
— Ладно.
— Смотри не заблудись там!
— Не бойся.
— Пока будешь ходить, я тут с колбасником разделаюсь, шибко задаваться стал. Они против твоего отца задираются.
— Кто?
— Да разные меньшевики и этот колбасник Цыбуля. Не хотят рабочим подчиняться. Ничего, скоро дядя Сиротка привезет из Петрограда винтовочки, тогда мы этому Цыбуле покажем. Правда?
— Ага.
— А еще я тебе скажу знаешь что? Скоро Ленин приедет.
Ленин! Сколько раз уже слышал я о Ленине и от отца и от рабочих, говорили, что он очень добрый человек, что его все рабочие любят, но кто такой Ленин, я не знал. Спросить у Васьки было стыдно: подумает, что я совсем ничего не знаю. А где еще узнать, как не у Васьки?
— Вась, а Вась, а кто такой Ленин?
— Ленин?.. Командир всех рабочих, самый главный революционер. Главней его никого нема. Его сам царь боялся!
— А откуда приедет Ленин?
— Из Сибири. Его туда в цепях под конвоем сослали.
— Кто сослал?
— Царь, конечно.
— Царь же его боялся!
Васька криво усмехнулся:
— Ты думаешь, царь сам его в кандалы заковал? Он близко боялся подойти. Попросил городовых, а сам сховался за угол и кричал оттуда: «Заковать крепче! Глядите, чтобы не вырвался!»
Мы весело смеялись над царем: ну и трус, вроде Сеньки Цыбули.
Подошла мать. Васька подсобил ей поднять на плечо мешок.
— В добрый час, тетя Груня. Поскорее вертайтесь.
Я долго глядел, как Васька уходил по степи к городу, потом не выдержал, снял картуз и закричал:
— Вась-ка-а-а!
Он остановился и тоже помахал мне издали шапкой. Что поделаешь, приходится расставаться…
Я догнал ушедшую вперед мать, взял у нее мешок, и мы зашагали дальше. Что-то радостное было на душе, а что, я и сам не знал. Потом вспомнил: Ленин скоро приедет.
Я поправил на плече мешок и почти бегом пустился вперед: пусть мать видит, какой я сильный.