Я возвращался домой, когда уже начинало темнеть. На грязной улице, невдалеке от нашей землянки, меня кто-то тихо окликнул по имени.
Я оглянулся и увидел Ваську. Он лежал в высокой лебеде, виднелась только белобрысая голова.
— Немцы ушли? — спросил он.
— Ушли.
Васька горячо зашептал мне на ухо:
— Хочешь секретного человека увидеть? Я его заховал. — Васька взглянул на меня лукаво и спросил: — Знаешь, кто это?
— Кто?
— Не скажу, сам увидишь.
— Скажи, Вась.
— Тсс, тише.
Узенькую улочку, заросшую сурепкой и лопухами, заполнил бледный свет луны. Васька бесшумно двигался мимо забора, за ним кралась его тень.
Мы прошли в мой двор. Через крышу летней кухни влезли на чердак. Сквозь отверстие в черепице просеивались тоненькие матовые струйки, густые, как дождь. Мы остановились у входа. Жуткая тишина таилась по углам. Чудилось, что в темноте ворочается что-то лохматое, когтистое. Но рядом стоял Васька, с ним я не боялся ничего.
— Дядь, — сказал он в темноту.
Молчание.
— Не бойся, это я, — повторил Васька и прошел по чердаку дальше.
В яркой полосе лунного света, падавшего сквозь дыру в крыше, показалось чье-то лицо и снова скрылось.
— А-а, белобрысый, — отозвался из темноты голос. — А это кто с тобой?
— А ты не узнаешь? Это же Ленька…
— Так, так… Ну а сам ты кто, как тебя дразнят?
Васька рассмеялся.
— Да ты же меня знаешь. И я тебя тоже… Ты…
— Погоди, погоди, — перебил Ваську басовитый голос, как будто боялся, что Васька назовет его по имени. — Как ты меня можешь знать, если я сам не знаю, кто я.
Васька продолжал смеяться:
— Ты дядя Митяй, товарищ Арсентьев.
«Вот тебе и раз: неужели это в самом деле дядя Митяй?» — думал я.
— Меня не обманешь, — говорил Васька, — ты дядя Митяй, только сейчас ты секретный человек, красный.
— Скажешь еще… Какой я красный? Штаны черные, тужурка тоже.
Просто не верилось, что это дядя Митяй. Ведь я своими глазами видел, как он на днях вместе с Сироткой уходил из города. Откуда же ему здесь взяться? Наверное, мы ошибались.
— Если ты не красный, — не уступал Васька, — тогда почему немцы за тобой гнались?
— Это интересное дело. Если хотите, расскажу.
— Расскажи.
Он ощупью нашел нас во тьме и положил руки на наши плечи.
— Тогда слушайте: дело было вечером, делать было нечего, жарили картошку, ударили Антошку. Антошка закричал: «Ой!» Прибежал на крик городовой: «В чем дело?» Дело было вечером, делать было нечего…
Мы рассмеялись, а дядя Митяй спросил:
— Интересно?
— Интересно.
Он придвинулся к нам и зашептал:
— Вот что, хлопцы, если меня знаете — молчок. А теперь слушайте: тут недалеко живет безногий сапожник Анисим Иванович Руднев…
— Ну вот, я же говорил… — перебил его Васька. — Безногий — мой отец, а я Васька… Что ты, забыл меня? — В голосе Васьки прозвучала обида. — Вот на мне и сейчас та гимнастерка, которую, помнишь, в школе выдали. А это Ленька Устинов, его отца в коксовых печах казаки сожгли…
Я почувствовал, как дядя Митяй привлек меня к себе и спросил ласково:
— Значит, это ты, Леня? Ах ты, малец мой хороший. Растешь?
— Расту, дядя Митяй, — ответил я. — У меня тоже штаны ватные целые, а жилетку я дяде Анисиму отдал.
— Ну, хлопцы, поговорим после, — заторопился дядя Митяй, — а сейчас бегите к отцу и скажите, что я ночью приду.
По дороге домой Васька все время удивлялся:
— Вот кого мы спасли! Теперь нехай трусятся немцы.
— Почему?
— Знаем почему…
В тот же вечер, лежа на сундуке рядом с Васькой, я ждал, когда придет дядя Митяй. Наконец под окном послышались осторожные шаги.
Васька вскочил и, не зажигая каганца, открыл дверь. Кто-то вошел. Васька занавесил окно.
Я слышал, как дядя Митяй тихо говорил Анисиму Ивановичу:
— Ревком ушел еще ночью, а мы с Мосей задержались, ну а… дальше знаешь. Хорошо, что твой сынишка подоспел, а то бы и мне болтаться на веревке. Ну, ладно, вот что, война с немцами идет по всей Украине. Под Харьковом бьются с немцами наши донбассовцы. Там Артем. В Луганске формируется пятая армия… У меня письмо Ленина. Надо бы свет зажечь.
— Вася, где там каганец? — сказал Анисим Иванович.
Васька зажег каганец.
Дядя Митяй оторвал подкладку пиджака и достал лист бумаги. Тихим голосом он стал читать:
— «…2) Всем Советам и революционным организациям вменяется в обязанность защищать каждую позицию до последней капли крови. 3) Железнодорожные организации и связанные с ними Советы обязаны всеми силами воспрепятствовать врагу воспользоваться аппаратом путей сообщения; при отступлении уничтожать пути, взрывать и сжигать железнодорожные здания; весь подвижной состав — вагоны и паровозы — немедленно направлять на восток в глубь страны. 4) Все хлебные и вообще продовольственные запасы, а равно всякое ценное имущество, которым грозит опасность попасть в руки врага, должны подвергаться безусловному уничтожению; наблюдение за этим возлагается на местные Советы под личную ответственность их председателей. 5) Рабочие и крестьяне Петрограда, Киева и всех городов, местечек, сел и деревень по линии нового фронта должны мобилизовать батальон для рытья окопов под руководством военных специалистов. 6) В эти батальоны должны быть включены все работоспособные члены буржуазного класса, мужчины и женщины, под надзором красногвардейцев; сопротивляющихся расстреливать!..
Социалистическое отечество в опасности! Да здравствует социалистическое отечество!..»
Дядя Митяй свернул бумагу.
Помолчали.
— Немцы здорово вооружены, — сказал дядя Митяй. — Мне поручено организовать здесь отряд. Винтовок у нас сколько?
Анисим Иванович ответил очень тихо. Мы с Васькой тоже перешли на шепот.
— Слыхал? — тихонько сказал он. — Будем жечь все подряд, чтобы врагу не досталось.
— Вась, а чего германцы пришли до нас? Ведь солдаты в окопах замирялись, помнишь плакат?
— Помню, да толку мало. Во всем виноват ихний кайзер Вильгельм. Он, когда узнал, что его солдаты с нашими братаются, позвал их к себе и строго так спрашивает: «Вы зачем братались с русскими солдатами?» — «Воевать не хотим, в русских братьев стрелять не будем». — «Ага, не хотите стрелять? А в тюрьму хотите? Берите сейчас же винтовки, и марш на войну, и чтобы всю Россию мне завоевать, иначе всех повешу!» Ну что тут будешь делать? Ясное дело — надо идти. Вот и пришли и гетмана Скоропадского привезли…
— Кто это?
— А я почем знаю? Буржуй, наверное. Наполовину немец, наполовину русский. Если прямо смотреть — вроде гайдамак, а повернешь сбоку — немец.
— Эх, не везет нам…