Повесть о суровом друге

5

На главной улице многолюдными толпами собирался народ. Возле забора столпилось особенно много зевак. Какой-то господин в шляпе и в очках громко читал вслух, а остальные слушали. Я просунул голову между чьими-то локтями и увидел огромную, выше моего роста, афишу:

ВЫСОЧАЙШИЙ МАНИФЕСТ

Божiею милостiю

Мы, Николай Вторый,

Император Всероссийский, царь польскiй,

великiй князь финляндскiй

и прочая, и прочая, и прочая…

Объявляем всем нашим верноподданным…

Я обернулся, чтобы посмотреть, здесь ли Васька. Он был рядом. Тут же стоял, опираясь на костыль, Уча и слушал, открыв рот.

Барин в очках продолжал читать:

— «В эти… дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение… и, в согласии с Государственной думой, признали Мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть…»

Я смотрел на открытый рот Учи и не мог понять, что происходит. А голос читавшего отчетливо и громко раздавался в тишине:

— «Не желая расстаться с любимым сыном Нашим, Мы передаем наследие Наше брату Нашему великому князю Михаилу Александровичу, благославляя его на вступление на престол государства Российского…

На подлинном собственной Его Императорского Величества рукою написано: «Н и к о л а й». Скрепил министр Императорского двора генерал-адъютант граф Фредерике… 2 марта 1917 г., 15 часов, г. Псков».

— Слава тебе, господи! Дали по шапке царю Миколе, — с облегчением проговорил старый рабочий.

— Баба с воза — кобыле легче.

Я не понимал: не то убили царя, не то кто-то дал ему по шапке.

Уча повернулся ко мне, выкатил глаза и, передразнивая царя, прокартавил:

— «Мы, Николай Вторый»!..

— Господа! — торжественно проговорил барин в шляпе. — Ведь это же Республика! — И он пошел по улице, размахивая руками и радостно объявляя всем: — Россия — Республика! Свобода!

Он столкнулся с приставом и полез было целоваться, но пристав был сердит, куда-то спешил и целоваться не стал.

Вихрем промчалась по улице пролетка, а в ней стояла барыня в меховой шубе и, держась одной рукой за сиденье, чтобы не упасть, визгливо кричала:

— Свобода! Свобода!

Прибежал кто-то из мальчишек и впопыхах объявил:

— Бегите скорее на площадь! Там царя скидывают!

То, что мы увидели на площади, невозможно было передать. Я смотрел и не верил своим глазам: у чугунного царя на голове был надет набекрень мой драный картуз. Я узнал его по половине козырька, которая болталась, закрывая царю левый глаз.

Народ вокруг хохотал. Старушки крестились:

— Господи, да разве можно так с царем-батюшкой?

— Антихрист пришел на землю! Антихрист!..

Какой-то парень принес пожарную лестницу, взобрался на памятник, прямо на плечи царю, и стал закреплять у него на шее веревку. Свободный конец он бросил вниз, там ухватились за него и с криком: «Раз, два взяли!» — хотели стащить царя, но сделать это было нелегко. Чугунный царь даже не пошатнулся и словно посмеивался из-под половинки козырька, дескать: «Слаба у вас гаечка скинуть меня».

На счастье, ехал мимо на бричке с волами дед-селянин. Рабочие остановили его, выпрягли волов и привели их на площадь. Смех толпы перекатывался из края в край. Веревку, привязанную к шее царя, прикрепили другим концом к упряжке, все разом закричали, засвистели. Волы дернули, и царь покачнулся. «Давай, давай, родненькие! — кричали рабочие, подбадривая волов. — Еще разок!» Поднатужились волы, рванули еще раз, и царь стал валиться набок. Народ расступился, и памятник грохнулся оземь, подняв облако пыли.

Первым кинулся к царю Васька. В один миг вскарабкался на императора, за ним полезли ребятишки, и все стали плясать на чугунной голове царя.

Тут я вспомнил о своем картузе и хотел найти его, полез в толпу и чуть не столкнулся с отцом. Не видя меня, он влез на каменную подставку, где только что стоял царь, и, подняв руку, потряс в воздухе бумагой:

— Товарищи! Срочная депеша из Петрограда! — И он стал громко читать: — «Манифест Российской социал-демократической рабочей партии. Ко всем гражданам России.

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Граждане!

Твердыни русского царизма пали. Благоденствие царской шайки, построенное на костях народа, рухнуло. Столица в руках восставшего народа. Части революционных войск стали на сторону восставших…

Временное революционное правительство должно взять на себя создание временных законов, защищающих все права и вольности народа, конфискацию монастырских, помещичьих, кабинетских и удельных земель, и передать их народу, введение восьмичасового рабочего дня и созыв Учредительного собрания…

Вперед! Возврата нет! Беспощадная борьба! Под Красное знамя революции!»

Люди радостно шумели. Мой отец, стремясь перекричать всех, напрягал голос:

— Да здравствует вождь мирового пролетариата товарищ Ленин!

— Ура-а-а! — перекатывались по площади радостные крики, и опять вверх полетели шапки, затрепетали развернутые красные флаги…

Так скинули в нашем городе царя. Картуз свой я нашел. Он был весь затоптан и перепачкан в грязи, но, так как у меня другого не было, я отряхнул его и надел.

Не велика важность — картуз. Зато царя скинули!