Прежде чем увянут листья

10

На следующий день Юргена уже с утра дважды вызывают к телефону. Вначале звонит Лило Риттер. Она интересуется, как идет служба и что он делает вечером. Потом сообщает, что директор одобрил идею заслушать в школе доклад Юргена об армейской жизни и поручил ей предварительно переговорить с лейтенантом на эту тему. Так что до вечера. Он найдет ее в доме номер 17 по Вальдштрассе, что на окраине поселка.

Юрген озадачен, у него вертятся на языке вопросы, но Лило не желает ничего слушать и вешает трубку.

А полчаса спустя звонит Ингрид Фрайкамп.

— Вы уже переговорили со своим командиром? — спрашивает она. — В среду, в девятнадцать часов, репетиция. Она состоится в школе, в классе 10 «Б».

— Нет, я еще не получил разрешения.

— Но я надеюсь, у вас найдется время, товарищ лейтенант. Или нет?

— Найдется, найдется. Я все устрою. Вы довольны?

В ответ Ингрид смеется:

— Так в девятнадцать часов, класс 10 «Б». Там все и решим. Будет очень жаль, если вы не получите разрешения.

В обед Юрген заходит к капитану Мюльхайму.

Капитан явно не в восторге от идеи, которую ему излагает лейтенант. Когда Юрген умолкает, капитан подходит к окну:

— Не слишком ли много для начала? Вам не кажется?

— Я не напрашивался, товарищ капитан. Наоборот, мне предложили…

— И все же, товарищ лейтенант, давайте поговорим откровенно. Садитесь и отвечайте на мои вопросы.

Юрген присаживается. Он пытается придать своим ответам деловитость и объективность, но крайне смущается, когда Мюльхайм, изменив тему, интересуется, как дела во взводе, со всеми ли солдатами он успел познакомиться.

— Не со всеми, но с большинством. Понимаете, за два дня просто невозможно поговорить с каждым.

Капитан согласно кивает.

— Что вы думаете о Майерсе? — спрашивает он.

Что же думает Юрген о Майерсе? И почему капитан спрашивает не о Барлахе и не о Рошале? О них Юрген мог бы рассказать гораздо больше.

— Мне кажется, — решается лейтенант, — сержант Майерс способный командир отделения. Только…

— Что «только»?

— Он требует к себе особого внимания.

— Во внимании нуждаются все, — отвечает капитан. — В моем — рота, в вашем — взвод. Точнее, не только взвод, но и совет ротного клуба. Я внесу предложение избрать вас его председателем. Мне кажется, что среди нескольких десятков солдат наверняка найдутся человек десять, которые умеют петь и для которых это будет в удовольствие. Дело только за тем, чтобы нашелся человек, который бы взял это в свои руки. Что скажете?

Юрген смеется:

— Не много ли для начала, товарищ капитан?

Но Мюльхайм шутливого тона не принимает:

— В данном случае — нет. Рассматривайте это как долг. Вы не свободный художник, а офицер!

Юрген вскакивает:

— В таком случае разрешите быть свободным?

Теперь уже улыбается Мюльхайм. Он тоже встает, подходит вплотную к Юргену:

— Ваша задача — сплотить взвод. Если что-то не будет получаться, обращайтесь ко мне в любое время.

Юрген с готовностью пожимает протянутую капитаном руку и думает, что определенного мнения о нем он так и не составил.

Домик, в котором живет Лило Риттер, окружен небольшим садом, где среди камней, хвойных деревьев и травы расцветают весенние цветы. Юрген звонит. На звонок выходит пожилая женщина, щуплая, сгорбленная, во всем темном. Такой встречи лейтенант не ожидал.

— Я хотел бы… — заикается он.

— Знаю, знаю, — говорит старуха в нос, и Юргену кажется, что в ее голосе звучит горечь.

А вот появляется и Лило. Вежливо, но настойчиво она оттирает старуху в комнату и приглашает Юргена войти. На ней юбка и пуловер. От нее снова исходит дурманящий запах духов. Она держится так уверенно, что Юрген смущается.

В комнате полумрак. Занавески на окнах задернуты и пропускают ровно столько света, чтобы можно было различить кое-какие предметы: кровать, шкафы, кресла, стол, на котором стоят стаканы и несколько бутылок пива.

— Садитесь, — приглашает Лило, принимая от Юргена фуражку. — Вас встретила моя свекровь.

— Вы замужем? — вновь удивляется Юрген.

— Мой муж умер.

— Простите, я не знал.

— Прошло уже десять лет. И случилось это, когда после свадьбы и года не минуло. Он был единственным сыном у свекрови. Она до сих пор не может свыкнуться с его смертью. А вот я свыклась. Прошу вас…

Она разливает пиво, присаживается напротив Юргена. Лейтенант никак не может преодолеть смущения и начинает говорить о предстоящем докладе. Они уточняют детали, и Лило не скрывает, как она довольна, что деловая часть быстро заканчивается.

Она поднимает стакан, смотрит Юргену в глаза:

— Я могла бы предложить вам вино или шампанское, но вы, кажется, предпочитаете пиво. На здоровье!

Лейтенант улыбается и делает глоток.

Несколько позже Лило приносит бутылку вина. Юрген замечает по этикетке, что оно довольно дорогое, и протестующе поднимает руки:

— Ну зачем вы…

Лило разливает вино, подсаживается к лейтенанту и заговорщицким тоном предлагает:

— Такое вино приятно пить на брудершафт. Так выпьем?

Лейтенант мнется, смущается, но Лило этого будто не замечает:

— Все здесь называют меня Лило. И ваш капитан тоже. Никому и в голову не приходит называть меня, например, фрау Риттер или как-нибудь иначе… А родители звали меня Лизелоттой.

Юрген еще не чувствует опьянения, хотя мысли его уже не такие четкие.

— Красивое имя, ничего не скажешь. Выпьем по этому поводу, — предлагает лейтенант.

Они поднимают бокалы, и Юрген касается ее губ, осторожно, вроде бы мимолетно, но Лило продолжает сидеть, подавшись к нему всем телом. Веки ее плотно сомкнуты, а рот приоткрыт.

— Ты… красивая, — шепчет Юрген.

— Тогда возьми меня! — отвечает она.

Сомнения, добрые намерения мгновенно улетучиваются. Внутреннее сопротивление, которое еще секунду назад удерживало лейтенанта, уступает желанию. Он поднимает Лило на руки, и она прижимается головой к его груди.

Позже, когда за окнами начинает смеркаться, она приподнимается на постели:

— Ты молчишь. Может, ты уже сожалеешь о том, что произошло?

И в словах ее, и в тоне Юрген улавливает иронию. А у него такая сумятица в мыслях, что для иронии не остается места. Ему не хочется смотреть ей в глаза.

— Безумие все это, настоящее безумие! Ведь мы и видим-то друг друга второй раз…

Лило встает с постели, подходит к окну:

— А сколько раз нужно встречаться, прежде чем близость перестанет быть безумием? Ты можешь мне ответить на этот вопрос?

Юрген вскакивает с постели. До Лило всего несколько шагов, ему хочется преодолеть их одним прыжком и ударить ее. Но он наталкивается на ее взгляд, и его агрессивность мигом стихает.

— У меня есть девушка, и я люблю ее, — говорит он. — Скоро свадьба. Если повезет, мне дадут здесь квартиру, и я перевезу жену сюда. Понимаешь ты это?

В ее ответе сквозит и ирония, и боль.

— Конечно, понимаю. Такие, как ты, недолго остаются в холостяках. Не бойся, никто ничего не узнает…

— Дело не в этом, — понуро возражает Юрген.

— Что, совесть заела? — спрашивает она и становится серьезной. — А что, собственно, произошло? Тебя убыло? Или, может, меня убыло? Или мы кого-то обидели? У нас был час любви, и мне наплевать, если кто-то считает это грехом.

Юрген берет ее за руку:

— Ты сочинила эту теорию в свое оправдание. Другим она не подходит.

Лило рывком высвобождает руку и бросает ему в лицо громко и насмешливо:

— Лишь иногда, не так ли? Когда случается то, что случилось сегодня с нами. Или для тех, кто в такие моменты начинает ныть о совести!

— Я не о том, — мрачно возражает Юрген. — Мне, пожалуй, лучше уйти.

Лило молчит и, только когда он уже у двери, просит:

— Нам не следует расставаться вот так. Останься хоть ненадолго. Еще светло, и соседи заметят, что ты был у меня.

— Не в этом дело.

— Конечно, не в этом… Присядь, я сварю кофе.

В конце концов Юрген остается. Он пьет крепкий и ароматный кофе и слушает Лило.

— Каждый строит крышу по-своему, — говорит она. — Без крыши нет дома, ну а если она уже есть, то человек должен чувствовать себя под ней хозяином.

— Но если под ней живут двое, то она должна устраивать их обоих, — убежденно возражает Юрген.

Лило не отвечает, долго молчит, а потом снова взрывается:

— О совести говорят! А у других ее много? К слову сказать, мне тут все косточки перемыли. Но я же не развалина и долго еще не буду старухой. Ты думаешь, я прячусь только потому, что некоторым не нравится мое стремление чувствовать себя женщиной, а не только коллегой и секретаршей?

— Выходи замуж.

— Замуж? Здесь? — Лило громко смеется.

— А что тебя здесь удерживает?

— Многое, — отвечает она. — И потом, если хочешь выпить стакан молока, вовсе не обязательно покупать корову.

Юрген не знает, смеяться ему или обидеться. Наконец он кисло улыбается:

— Так я для тебя стакан молока…

— А я для тебя что-то вроде миндальных орешков.

— Нет, конечно же нет.

— Раз так, давай договоримся, — становится сразу серьезной Лило, — ты не мучаешь себя угрызениями совести. Будем встречаться, будем улыбаться друг другу, интересоваться, как идут дела. А я буду жить надеждой, что когда-нибудь ты снова споешь для меня, только для меня…

Юрген всматривается в нее:

— Что ты за человек? Только что сравнивала меня со стаканом молока, а теперь эти речи… Хотел бы я знать, о чем ты сейчас думаешь?

— Хорошо, что ты об этом не догадываешься, все равно бы не понял. А сейчас — иди!

Юрген чувствует облегчение, хотя ее «иди» больно ранит. На пороге он прощается с Лило и украдкой осматривается: кажется, никто не подглядывает в окна. Улица пустынна — значит, некому пошушукаться, обернуться в его сторону и ехидно ухмыльнуться.

Юрген минует проходную и спешит в свою комнату.