Прежде чем увянут листья

25

Юрген обсуждает с Глезером и командирами отделений задания на следующую неделю.

— Вы отдаете себе отчет в том, что половине наших ребят вскоре предстоит выйти на охрану государственной границы? — спрашивает он.

Командиры молча кивают.

— А мы до сих пор не выполнили поставленных перед нами задач. Я не хочу, чтобы мы оказались в положении футбольной команды, которая лишь в последние минуты матча осознает, что игра проиграна. Мы сделали многое, но далеко не все. Через несколько месяцев наши солдаты встретятся на государственной границе с коварным и жестоким врагом. Мы должны ускорить их подготовку, иначе время начнет работать против нас.

То, что со временем надо идти в ногу, чувствует и Уве Мосс, не получивший увольнительной. Злой, обиженный, он носится туда-сюда, на вопросы отвечает с раздражением, сторонится товарищей. Но в его переживаниях есть и нечто позитивное, что заставляет других основательнее, чем обычно, поразмыслить над случившимся. Выходит, Мосс мобилизует солдат на достижение более высоких показателей в боевой и политической подготовке. Сам он хочет доказать Рошалю, что способен на многое. В кроссе на три километра по лесистой местности с полной выкладкой он оставляет позади всех и ставит рекорд роты. Принимая поздравления от капитана Ригера, Мосс улыбается и бросает на друзей победоносные взгляды. Он бьет все рекорды по отрытию индивидуального окопа — заканчивает работу, когда его товарищи еще только снимают дерн. Похвалу Юргена он выслушивает молча, выдают его разве что сияющие торжеством глаза.

И полосу препятствий Мосс преодолевает стремительно. Когда же Рошаль обращается к нему с поздравлениями, он говорит ему:

— Для меня это в порядке вещей, товарищ сержант. Я еще и не на такое способен.

Рошаль смотрит на солдата с удивлением и начинает понимать, что происходит в душе у парня.

— Мне никогда не надоест хвалить вас, рядовой Мосс, если вы будете того заслуживать. Только, к сожалению, это случается нечасто.

Но особенно тяжко Моссу, когда остальные солдаты уходят в увольнение. Он бродит по казарме, с тоской смотрит в окно, меряет широкими шагами казарменный двор, присаживается на врытую в укромном уголке скамейку, закуривает…

На следующий после танцев вечер, когда Пегги забирала свой велосипед, Мосс договорился с ней о встрече — ведь не мог же он знать, что его лишат увольнительной. И вот теперь ему остается только гадать, что думает о нем Пегги и чем занимается. К тому же Мосс терзается ревностью, поскольку ему неизвестны намерения того парня, которого Рыжий назвал поросенком.

Сначала Мосс садится писать Пегги письмо, однако из этой затеи ничего не выходит, и он в гневе швыряет в угол карандаш и рвет пополам листок бумаги. Но вот дневальный открывает дверь казармы, кричит:

— Рядовой Мосс, на выход! — и Уве тотчас догадывается, что его спрашивает Пегги.

Мосс бежит по двору и уже издали замечает ее. Пегги стоит перед КПП, на ней то самое белое платье, в котором она была на танцах…

Дежурный не хочет выпускать Мосса.

— Ну позволь выйти на пять минут, — умоляет его Мосс, — у меня дело чрезвычайной важности.

— Что же это за дело такое? — спрашивает тот.

— Речь идет о свадьбе, — привирает Мосс. — Эта девушка — моя будущая жена, честное слово, товарищ сержант!

Дежурный испытующе оглядывает солдата и наконец сдается:

— Ладно, проходи. Даю тебе десять минут. Если к этому времени не вернешься, я объявлю тебя дезертиром и пошлю за тобой солдат. Понял?

— Так точно, товарищ сержант!

— У меня тут были кое-какие дела, вот я и решила заехать посмотреть, чем ты занимаешься, — говорит девушка Моссу, после того как они обмениваются рукопожатием.

— Только не ври, Веснушка. Ты приехала специально ради меня.

— Ну а если и так, это что, плохо?

— Очень плохо, — заявляет Мосс и берет из ее рук руль велосипеда. — Давай-ка отойдем в сторонку, а то мои товарищи носы себе раздавят об оконные стекла, разглядывая нас…

— В воскресенье я тоже чуть не раздавила нос, высматривая тебя, а ты так и не пришел. Ходил на танцы в какое-нибудь другое место?

Мосс хватает девушку за руку:

— Ну конечно, я танцевал в другом месте — рыл лопатой окоп. Знаешь, курносая, какое это веселое занятие?

— А я ждала тебя весь вечер, — вздыхает она.

Он опускает голову и честно признается ей во всем.

— Но в следующее воскресенье я обязательно приду, если ты захочешь повидаться. Все будет хорошо, Веснушка… Кстати, Рыжий не рассказывал, почему тебе пришлось тогда так долго ждать меня в танцевальном зале?

— Рассказывал, — кивает она.

И в тот же миг Уве охватывает ревность, он недоверчиво спрашивает:

— А что это за тип? И как это надо понимать, что я охочусь на его участке… что ты…

Девушка хохочет:

— Да ведь он все выдумал. Я третья или четвертая, о которой он сочиняет подобные небылицы. А тебя они волнуют?

— Может, и волнуют… Если этот сочинитель попадется мне, я шкуру с него спущу…

— И опять получишь взыскание, — укоряет она. — Он просто дурак, поверь мне. И забудь о нем напрочь.

Десять минут истекли — дежурный подходит к шлагбауму.

— Мне пора возвращаться в казарму, Веснушка. Итак, до воскресенья.

Она кивает.

— В четыре часа у танцевального зала ресторанчика «Голубика».

— Договорились… И там, в зале, я скажу тебе что-то очень важное…

— Ладно, скажешь.

— Это очень-очень важно, то, о чем я хочу тебе сказать…

Пегги хохочет:

— Тогда подумай хорошенько еще раз, прежде чем говорить. Привет!

Мосс бежит по дорожке, проложенной через рощу позади казарм, и, когда входит в помещение, весь окружающий мир представляется ему в самом радужном свете.