Юрген, конечно, догадывается, что Ингрид ждет его, но идти к ней еще раз, к тому же вечером, не решается. В девятнадцать десять раздается сигнал тревоги, а четверть часа спустя рота на машинах покидает городок.
Солнце прячется за перистыми облаками. Когда его лучи прорываются сквозь них, ландшафт накрывают причудливые тени. Машины оставляют за собой шлейфы пыли, и ветер сносит их в поле. Разложив на коленях карту, Юрген изучает маршрут. Рота совершает моторизованный марш-бросок, в конце которого предстоит провести разведку района сосредоточения и занять его. А ночью будут проведены пограничные учения.
Боевые учения проводятся и во время марша: следование в противогазах, спешивание, поражение воздушных и наземных целей. Все это элементы начальной военной подготовки, овладеть которыми в совершенстве должен каждый молодой солдат. Прыгая с автомашин на ходу, некоторые из них еще недостаточно расторопны. Особенно рядовой Цвайкант. Он падает и набивает себе огромный синяк, который отливает всеми цветами радуги.
Дается новая вводная: самолеты «противника» атакуют колонну на бреющем полете. Это означает, что надо мгновенно покинуть машины и найти укрытие.
Цвайканта команда застает в тот самый момент, когда он снимает каску, чтобы вытереть с головы и с лица пот. Он нахлобучивает каску и прыгает с машины, но при этом цепляется каблуком за борт. Тело его неестественно прогибается, каска с грохотом скачет по булыжнику, а сам Цвайкант летит наискосок через дорогу и обхватывает руками молодой бук.
— Вот это класс! — кричит Мосс, в восторге хлопая себя по ляжкам. — Ты еще никогда не развивал такую скорость, Светильник. У тебя сзади что, ракета?
— Включил четвертую скорость и забыл, где тормоза, — отпускает шутку другой солдат.
Юрген выпрыгивает из кабины:
— Что происходит? Что за смех? Все в укрытие!
Солдаты мгновенно исчезают за кустами и деревьями, на дороге остается лишь Цвайкант. Он потирает лоб и ищет глазами свою каску.
— Рядовой Цвайкант, в укрытие! — командует лейтенант.
— Минуточку, — отвечает Философ. — Где же моя каска? Теоретически она не могла далеко укатиться.
В этот момент раздается сигнал отбоя. Цвайкант находит каску в канаве.
— Что за представление вы тут устроили? — отчитывает его лейтенант.
Философ морщит лоб и невозмутимо отвечает:
— С вашего разрешения, представления я не устраивал. Позвольте мне осветить этот вопрос. Причина моего, если так можно выразиться, неконтролируемого бега состоит в действии основного закона Ньютона и закона инерции, вернее, одной из его разновидностей. Он гласит: если сумма всех воздействующих на тело сил составляет ноль, то оно находится в состоянии покоя или прямолинейного движения. В данном случае оно привело меня к этому буку. Я даже предположить не мог, что прыжок с этой до смешного малой высоты придаст мне такое ускорение.
Юрген едва сдерживает смех. Он кивает на огромный синяк Цвайканта и советует:
— Подержите под холодной водой или приложите сырую луковицу. А в следующий раз, если вам снова захочется поэкспериментировать с законами Ньютона, советую снимать каску перед прыжком… В машину!
Солдаты занимают свои места.
— Счастье, Светильник, что на твоем пути попалось дерево, — ехидничает Мосс, — иначе бы ты до сих пор продолжал свое прямолинейное движение.
До района сосредоточения уже недалеко. Солдатам предстоит отработать его разведку, занятие и охранение. Стемнело. На небе между облаками проглядывает луна, кое-где мерцают звезды. Барлах работает добросовестно. Сейчас он показывает солдатам, как следует ставить палатку, как укрываться от дождя, как маскироваться.
Взвод назначается в охранение. Юрген отдает приказ, и командиры ведут свои отделения к границам района сосредоточения. Лейтенант и Глезер идут сзади. Неожиданно перед ними вырастает Мюльхайм. Они даже не слышали, как он подошел. Юрген хочет догнать свой взвод, но капитан удерживает его. Он приказывает передать командование Глезеру. Капитан и лейтенант присаживаются.
— Ну, как успехи? Уже привыкли?
Юрген отвечает сдержанно: он еще не может понять, зачем пришел капитан, к тому же столь неожиданно.
— Как обстоят дела с певческой группой?
— Понемногу продвигаются, но нужно время.
— Вы меня неправильно поняли. Я имею в виду нашу певческую группу, солдатскую. Или вы забыли о ней?
Нет, Юрген не забыл, но не отнесся серьезно к предложению капитана. Он смущается и ищет оправдания:
— Пока группа разучит хотя бы одну песню, выйдет срок службы, и солдаты разъедутся.
— Значит, вы даже не попытались? — прерывает его капитан.
— Я спрашивал в нашем взводе, но никто не проявил желания. А желание и способности — залог успеха. Если они у кого-то есть, пусть поет в школьном хоре. Мне кажется, было бы неплохо, если бы солдаты и члены Союза свободной немецкой молодежи пели вместе.
Капитан молчит, а потом спрашивает:
— Когда будет готов план работы ротного клуба?
— Если ничего не случится, к концу недели.
Мюльхайм согласно кивает и ошарашивает Юргена своим следующим вопросом: не знакома ли ему журналистка Эш? Она добилась разрешения штаба на посещение роты, чтобы по заданию редакции написать репортаж о жизни и боевой учебе в Борнхютте. Послезавтра приезжает.
Юрген совсем сбит с толку:
— Эш… Марион… Она моя… Мы хотим пожениться… вскоре… Неужели она приезжает?
— Да, — подтверждает капитан, и Юргену кажется, что он улыбается. — Вот теперь мне ясно, почему она настаивала именно на Борнхютте.
— Нам хотелось бы сюда перебраться… Вот она и едет, чтобы посмотреть, как здесь живут, — продолжает Юрген и чувствует, как радость переполняет его.
— У меня приказ позаботиться о гостье, — говорит капитан. — Вы должны помочь мне. На день приезда передайте взвод старшине Глезеру.
— Есть!
Мюльхайм делает несколько шагов, потом возвращается, тихо говорит:
— И еще, вам надо наладить отношения с Глезером. Два члена партии, а сцепились, как школьники. Вы должны работать рука об руку, а не соперничать.
— Верно, но…
— Никаких «но». Займитесь взводом!
— Есть!
Сержант Рошаль направляется со своим отделением к месту, которое ему выделено для занятий. Отделение выходит к опушке леса. Здесь предстоит организовать «охрану государственной границы». Сразу за лесом расстилаются поля. Хлеба поднялись уже по колено. В нескольких сотнях метров расположено село. Его присутствие выдают мерцающие в темноте многочисленные огни.
Рошаль выставляет пограничные посты, объявляет им приказ на «охрану государственной границы» и уводит оставшуюся часть отделения вдоль опушки на юг.
Цвайкант и Мосс маскируются под огромной пихтой, размашистые ветви которой почти достигают земли. Философ назначен старшим. Позже старшим станет Мосс.
— Как твой синяк? — шепотом спрашивает Мосс.
— Побаливает.
— Да, сразу он не пройдет. Одного моего приятеля угораздило врезаться головой в металлическую дверь, так синяк четыре недели держался. Вначале он был красным, потом синим, а под конец стал совсем зеленым, как у тебя под правым глазом.
— Все это пустяки, — отзывается Цвайкант. — Интенсивность окраски синяка зависит от силы удара и многих других факторов… Но меня куда больше мучает жажда. Наверное, это от рыбы, что давали на ужин.
Мосс соглашается:
— У меня еще в машине начало пучить живот. И пить хочется… Вот бы сейчас чего-нибудь холодненького…
— За чем же дело стало? Вон, у самой окраины села пивная…
Мосс слегка приподнимается:
— Пивная? Где? Дай-ка бинокль!
Цвайкант передает ему бинокль. Мосс смотрит в него и вздыхает:
— До чего привлекательно! Как родник в пустыне… Как думаешь, сколько до нее?
— Метров четыреста, не больше.
— Я пробегаю километр за четыре минуты, — прикидывает Мосс. — Плюс минута на покупку. — И обращается к Цвайканту: — Светильник, я мигом.
— Что ты задумал?
— Я мигом. Принесу чего-нибудь попить.
Философ не без издевки замечает:
— Если бы я не знал, как ты обычно шутишь… Не дразни меня!
Мосс, поднимаясь, шепчет:
— Если появится Рошаль, скажи ему, что я на минутку отлучился. Но он так быстро не вернется. Ему еще надо остальных расставить.
Цвайкант не успевает и слова сказать, как Мосс бесшумно исчезает. Философ вскакивает, беспомощно размахивая руками, потом смотрит на часы и занимает место в укрытии.
Уве Мосс несется огромными прыжками. Вот уже хорошо различимы лица собравшихся на террасе пивной. Подбежав к освещенной огнями площадке, он останавливается. В самом деле, не пробираться же к стойке при оружии и в каске. С губ Мосса срывается проклятие, он осматривается по сторонам. В задней части дома кто-то насвистывает знакомую мелодию. Возле окна кухни делает бутерброды девушка. Больше никого не видно. На девушке белая куртка, волосы спрятаны под косынку, из-под которой выбивается несколько светлых локонов. У нее курносый носик и слегка вздернутая верхняя губа. Мосс видит ее пока в профиль. Прижавшись к стеклу, он подхватывает мелодию.
Незнакомка вскакивает, она испугана и возмущена одновременно:
— Нечего здесь шататься! Посмотри, вход рядом!
Мосс не так-то прост:
— А почему вы мне говорите «ты»? Перед вами генерал… Слушай, подойди-ка…
— Хм, генерал… Что тебе надо?
— Принеси бару бутылок пива. Мне входить в таком виде не положено.
— У нас нет пива в бутылках.
— Тогда пару бутылок лимонада.
— А если я этого не сделаю?
— Принеси, и я поцелую тебя.
Девушка смеется:
— Только об этом я и мечтала!
Мосс понимает, что нужно торопиться.
— Договорились, я не буду тебя целовать, если ты принесешь лимонад.
— Хитришь, дружок! Да ладно, принесу.
Девушка приносит две бутылки и передает их Моссу через окно. Вынимая деньги, он успевает заметить, что девушка довольно красива, а слегка раскосые глаза с черными сверкающими зрачками придают ей своеобразное очарование.
— Да ты красавица! — невольно вырывается у Мосса. — Красавица с веснушками.
— Еще раз скажешь о веснушках, и ничего не получишь…
— А мне нравятся веснушки, честное слово! — говорит Мосс, забирая бутылки. — Поверь мне, девушка без веснушек все равно что вечер без звезд. Отныне я буду звать тебя Веснушкой. Ну, всего хорошего.
Мосс собирается уйти, но в последний момент спохватывается:
— Чуть было не забыл. Как тебя зовут и где ты живешь?
— А тебе какое дело?
— Если мы намерены встречаться, то я должен знать, где ты живешь и как тебя зовут. Не так ли?
— Встречаться? Еще и пяти минут не прошло, а уже встречаться! Не думаешь ли ты, что я влюбилась в тебя с первого взгляда?
— Кому-то надо сделать первый шаг. И потом, все имеет свое начало и конец. А вдруг я не случайно встретился на твоем пути? Так как?
— Может быть. Смотри, как бы не подвела тебя твоя философия, генерал… А живу я в Кительсбахе, Дорф-штрассе, 10. Но, пожалуйста, не воображай.
— В воскресенье, в четыре, подходит? В Кительсбахе, на окраине?
Она мило надувает губки:
— Может быть…
Он вздыхает:
— Рискуешь упустить свое счастье, если не придешь. А теперь не хочешь меня поцеловать?
— С ума сошел! После такого начала тебе очень долго придется меня ждать.
Мосс в ответ смеется:
— Всего хорошего, Веснушка! До воскресенья.
Он смотрит на часы, и ему становится не по себе: прошло уже более десяти минут и по крайней мере две минуты он затратит на обратный путь. Лес едва просматривается в отдалении. Мосс срывается с места… Бежит он не так быстро, как хотелось бы: мешают бутылки и автомат, который тоже приходится поддерживать, чтобы он не бил по спине.
Вот и лес. Мосс сгибается и преодолевает последние метры шагом, стараясь не шуметь. Бутылки он засовывает в карманы. Куда же дальше? Направо или налево?
— Ау, Светильник! — негромко окликает он и тут же слышит совсем рядом:
— Я здесь.
Мосс облегченно вздыхает.
— Посмотри, что я достал, — хвастает он, делает несколько шагов и натыкается на старшину. Тот стоит прислонившись спиной к дереву и скрестив на груди руки.
Мосс вытягивается по стойке «смирно» и бормочет что-то несвязное: мол, сбился в темноте с дороги.
Глезер выслушивает его объяснения с деланным безразличием и так же безразлично спрашивает:
— Наверное, не очень-то приятно оправляться в лесу? Кажется, вот-вот кто-то укусит тебя за зад… А теперь — в чем дело?
— Я достал попить. Жажда замучила, хуже тоски по родному дому…
— Пиво?
— Что вы, товарищ старшина!
— Немедленно на место! — ворчит Глезер. — Кто старший на посту?
— Светильник… Рядовой Цвайкант.
— Ну, он у меня получит!
— Почему он? Бегал-то за питьем я.
— Марш на место! — приказывает старшина. — И горе вам, если еще хоть раз у вас появится подобное желание.
Мосс щелкает каблуками, поворачивается кругом и, положившись на интуицию, сворачивает налево. Метров через сто он находит Цвайканта.
Философ явно заждался.
— Дрянь дело! — говорит Мосс, доставая из карманов бутылки. — Меня застукал Глезер.
— Он знает, где ты был?
— А как же? Ты что, за дурака его принимаешь?
— Да, неприятно. А несколько минут назад здесь был Рошаль, спрашивал о тебе.
— Только этого не хватало! Вот это влип!
— Да уж. Так как реагировал Глезер?
— Довольно кисло. Сказал, что ты у него получишь… Что будем делать?
— Пить лимонад. У тебя есть открывалка?
— А потом?
— Поживем — увидим. Будь здоров!
— Будь! — без энтузиазма отвечает Мосс. — Мне бы твое спокойствие.
— Не помню ни одного случая ни из древней, ни из новейшей истории, когда страх и другие подобные человеческие чувства хоть на йоту изменяли бы ход событий, — произносит Философ.
В другой ситуации Мосс, может, и оценил бы шутку, но сейчас он лишь печально склоняет голову:
— И все же нет худа без добра. В ресторанчике я встретил свою жену.
— Что-что? Кого ты встретил?
— Свою жену, — повторяет Мосс. — Она станет ею. Я чувствую это всеми фибрами…
— Вот как?! Обычно это чувствуют сердцем.
Хорошее настроение Юргена мгновенно улетучивается, когда незадолго до полуночи он узнает от Глезера о служебном проступке рядового Мосса. Так всегда бывает, когда надеешься на лучшее.
— За самовольное оставление поста следует строго наказать, товарищ Глезер.
— Как и за невыполнение обязанностей старшего поста, — добавляет старшина. — Чокнулись, что ли, они оба? Простите… Я хотел сказать, сошли с ума…
— Что вы предлагаете? Дисциплинарное взыскание?
— Я бы предпочел, с вашего разрешения, обсудить их проступок на общем собрании взвода. Так сказать, коллективное воспитание.
— Согласен. — Юрген пытается разглядеть в темноте лицо Глезера и после паузы тихо добавляет: — Не мешало бы нам как-нибудь встретиться за кружкой пива и потолковать, а то все служба да служба.
— За мной дело не станет, — отвечает старшина.
— Хорошо. Я пошел к Рошалю.
На собрании командир взвода и командиры отделений старались, как могли, вскрыть недостойное поведение провинившихся, пагубные последствия, к которым оно приводит, но серьезного разговора все же не получилось. Цвайкант и Мосс заметили настроение товарищей и разыграли роль кающихся грешников. Философ произнес целую речь, осветив «психологические и идеологические стороны своего проступка», а Мосс прямо заявил: мол, свалял дурака, о чем тут долго рассуждать? Дайте по шапке, и дело с концом.
Дважды Юрген и командиры отделений пытались направить обсуждение в нужное русло, но в тот вечер на взвод словно легкомыслие напало. Задолго до окончания собрания один из солдат предложил ограничиться порицанием. На том и порешили.
Юрген вглядывается в лица — большинство солдат довольны исходом. Только Рошаль неодобрительно покачивает головой, лицо же Майерса ничего не выражает.
У выхода Юрген задерживает сержанта Рошаля:
— Вы не согласны с решением?
— Не согласен. В общем, сегодня мы стреляли мимо цели. Никакого коллективного воспитания не получилось. Провели дежурное мероприятие, не более. Мне кажется, ни один из них не осознал всю тяжесть своего проступка.
— Вы считаете, их следовало наказать в дисциплинарном порядке?
— Речь не о мере наказания. По-видимому, мы ошиблись в самом подходе…
Возвратившись в комнату, Рошаль спрашивает:
— Ну как, довольны?
Вагнер говорит, что нет, остальные отмалчиваются.
— Если разрешите, я попытаюсь осветить этот вопрос, — начинает Цвайкант.
— Нет, не разрешу! Я не собираюсь оспаривать мнение коллектива… Но запомните: если подобное повторится, тогда уже я сам освещу этот вопрос. Освещу в соответствии с Дисциплинарным уставом. А теперь спокойной ночи.