37

Первый день нового учебного года выдался жаркий. Все вокруг пронизано ласковым теплом уходящего лета.

Лило Риттер в школе больше не работает, хотя в приемной все напоминает о бывшей хозяйке: скатерка ручной работы, покрывающая круглый стол, ваза, в которой с весны до осени неизменно стоял букет цветов, две литографии и подсвечник между ними — искусная кузнечная работа, подарок, преподнесенный несколько лет назад одним из ее поклонников.

Герман Шперлинг представляет школьному коллективу новую секретаршу. Ее темные волосы зачесаны назад и перевязаны скромной ленточкой.

— Наш новый добрый гений — фрау Фрейд. А вас, товарищ Фрайкамп, я прошу задержаться еще на минуту.

Они проходят в кабинет директора, и Ингрид задает вопрос:

— Лило больше не зайдет сюда хотя бы раз?

— Нет. Таково ее желание, и с ним надо считаться. Но я пригласил вас не для того, чтобы обсуждать эту тему. Садитесь. У вас опять какие-то осложнения?

— А почему вы спрашиваете?

— Потому что люди останавливают меня на улице и заговаривают об этом.

— Какие люди?

Герман Шперлинг поднимает голову:

— Не надо так, товарищ Фрайкамп! Между нами не такие отношения, чтобы говорить в подобном тоне.

— Хорошо. И все-таки, что за люди расспрашивают вас о моих делах?

— Разные, Ингрид. Одни относятся к случившемуся как к обычному факту, другие же злорадствуют в предвкушении очередного деревенского скандала. Ты знаешь родителей своих учеников, поэтому тебе нетрудно угадать, кто как реагирует.

— Послушать вас, так в деревне других проблем нет, кроме моей.

— Ну, хорошо, пусть я немного преувеличиваю, но ведь из добрых побуждений. Не думайте, что директору школы приятно, когда к нему пристают с подобными расспросами.

— И все-таки, кто именно спрашивает?

— Этого я вам не скажу, потому что вы способны тут же потребовать от него ответа за его слова. Вот почему я еще раз спрашиваю: вы уладили свои дела?

— Я не скрыла от вас, что люблю его, — тихо отвечает она. — Но взаимность не определяется чувствами только одного человека. Да и в чем, собственно, дело? Я взрослая женщина и никому не позволю решать за меня, кого мне любить. Слышите? Никому. И потом, разве у нас все еще действуют средневековые порядки? А вам не приходит в голову, что я сама страдаю от такого положения?

— Приходит, но и людей понять можно. Мы имеем дело с детьми, поэтому нашей личной жизни уделяется гораздо большее внимание, чем в каких-либо других сферах деятельности. Вы ведь утверждали, что авторитет и уважение можно завоевать только высокими личными качествами и безукоризненным поведением. Или полагаете, что к вам подходят с иными мерками?

Ингрид встает и направляется к двери:

— Я все сказала, Герман. Тем, кто расспрашивает вас обо мне, отвечайте, что я люблю его. А все остальное — мое дело. Если вы считаете, что такая позиция несовместима с нашей профессиональной этикой, скажите мне об этом прямо. А сейчас я должна готовиться к уроку.


Вечером к Ингрид заходит Ирена Холлер:

— У тебя есть время? Я должна рассказать тебе что-то… Через две недели я уже буду работать продавщицей в магазине и учиться на курсах повышения квалификации работников торговли. А если все у меня пойдет хорошо, то со временем я смогу стать заведующей отделом…

Гостья рассказывает о своих планах долго и подробно. Она рада, что наконец-то займется настоящим делом, только пусть директор не воображает, будто она из тех, к кому можно подкатиться. А еще она хочет кое-что доказать Юппу Холлеру и своему мужу, да и несколько сот марок в месяц сбрасывать со счетов не стоит…

Ингрид слушает Ирену рассеянно. Она все время ждет, не раздадутся ли за дверью шаги Юргена. Но его все нет. Когда Ирена Холлер уходит, за окнами уже темно.

Загрузка...