Прячься от меня, Дорогая

Глава 30

Гидесса

Глядя на человека, прикованного к стене, мой мозг пытается понять, что происходит. Глаза Рэя расширяются от узнавания, и он борется со сковывающими его цепями. Я делаю шаг к нему, но рука Каина на моем плече останавливает меня.

— Почему? — Спрашиваю я, мой голос полон замешательства. — Почему он здесь?

Авель поворачивается ко мне лицом, а его неоново-зеленая маска зловеще светится.

— Рэй был очень плохим мальчиком, — просто говорит он почти небрежным тоном.

— Мы подумали, что это может стать уроком для тебя, дорогая девочка, но также считай, что это подношение, — говорит Каин.

— Подношение? — Повторяю я, все еще пытаясь постичь их извращенную логику. — Я не какая-то там богиня.

— Нет, но ты наша королева, — говорит Авель с мрачным смешком. — И мы будем поклоняться тебе как таковой.

Хватка Каина на моем плече немного усиливается.

— Да, подношение, — говорит он спокойным и контролируемым голосом. — Но сначала: если бы ты могла задать один вопрос убийцам, которых ты ищешь, что это был бы за вопрос?

Я моргаю, сбитая с толку внезапной сменой темы разговора. Мой мозг лихорадочно соображает, пытаясь придумать самый важный вопрос среди этого хаоса.

— Почему они это делают? — Наконец спрашиваю я. — Что побуждает их убивать?

Каин наклоняет голову в знак согласия, обдумывая мой вопрос.

— Хороший вопрос, — говорит он задумчивым голосом. — Это распространенная дилемма, верно? Природа против воспитания? Все хотят понять, что заставляет убийцу делать то, что он делает. Рождаются ли они с этим инстинктом или есть что-то, что заставило их сделать первый шаг, что заставило их сорваться.

Он делает паузу, глядя на Рэя.

— Возьмем, к примеру, Рэя. Он — пример воспитания, и я поясню это через минуту. Но мы трое, то, что мы делаем, то, кем мы являемся, — это определенно дело рук природы. Мы родились такими, это заложено в нашей ДНК.

Авель смеется — короткий горький звук, эхом отражающийся от стен пещеры.

— Мы выиграли в генетическую лотерею, — говорит он, и его тон сочится сарказмом.

Каин хмыкает в знак согласия, прежде чем продолжить.

— Но если говорить о наших нынешних серийных убийцах, убивающих туристок, то, поскольку они по определению теперь серийные убийцы, их причинами могут быть как одно, так и другое. В их генетике, безусловно, есть что-то злое, но было и событие, которое повлияло на них и в значительной степени объяснило, почему они убили тех туристов.

Я смотрю на Каина, пытаясь осознать весь вес его слов.

— И что же это было за событие? — Спрашиваю я, потому что мое любопытство берет верх надо мной.

— Главное событие, — вставляет Авель чересчур жизнерадостно. — Смерть.

Отсюда я почти слышу, как Каин скрипит зубами.

— Да, смерть, — продолжает Каин уже более размеренным тоном. — У наших убийц была встреча со смертью, опыт, близкий к летальному исходу. Это заставило их лицом к лицу столкнуться с собственной смертностью, и с того момента они стали одержимы ею. Они хотят знать, что видят другие, что они испытывают в этот последний момент.

У меня по спине пробегает холодок.

— Значит, они убивают, чтобы постичь смерть, — говорю я больше себе, чем кому-либо другому.

— Совершенно верно, — говорит Каин. — Их собственного опыта было недостаточно. Им нужно увидеть его отражение в глазах других, почувствовать страх, осознание, принятие.

— Но откуда вы все это знаете? — Спрашиваю я, все еще пытаясь осознать чудовищность ситуации.

Авель подходит ближе, нежно заправляя прядь волос мне за ухо.

— Даже у улиц на этом острове есть уши и глаза, — объясняет он.

Я хмурюсь, осознавая последствия. В прибрежной зоне должны быть камеры, наблюдающие за всем и вся. Я вздыхаю и бросаю на них обоих смиренный взгляд.

— Полагаю, вы не захотите предоставить мне эти записи?

— Не-а, — смеется Авель.

Внутри меня нарастает разочарование, но я знаю, что спор с ними ни к чему меня не приведет. Я потираю виски, уже чувствуя, как начинает болеть голова.

— Что ж, тогда, если вы не собираетесь просто сказать мне, кто же убийцы, может, вернемся к человеку, висящему на стене этой пещеры? — Я указываю туда, где Рэй все еще смотрит на нас широко раскрытыми глазами.

— Определенно, — говорит Каин, возвращаясь к предыдущей теме. — Как я уже говорил, Рэй — это пример воспитания. Но у него было событие, которое можно считать спусковым крючком.

— Ладно, я клюну. Что послужило для него спусковым крючком? — Спрашиваю я.

— Брошенность, — говорит Авель, и его тон неуловимо меняется, как будто у него есть личный опыт в этом вопросе.

Я с любопытством смотрю на него, отмечая перемену в его поведении.

— Его отец умер, когда он был маленьким, — продолжает Каин, — а мать покинула остров и переехала на юг вскоре после того, как он стал взрослым и открыл свой бизнес, так что он не смог переехать. Я уверен, что все было бы хорошо, пока от него не ушла жена. Это и послужило толчком.

Я хмурюсь от слов Каина.

— Но здесь не было других убийств. Я проверила это в рамках своего расследования.

Авель усмехается, и Каин бросает на него короткий взгляд, прежде чем снова переключить свое внимание на меня.

— Ты забываешь, что Рэй питает особую ненависть к городским девушкам. Помнишь дела, которые ты расследовала, но так и не раскрыла, случайные передозировки в клубах?

Я потратила месяцы на расследование серии смертей женщин, а капитан отстранил меня от дела, когда я слишком эмоционально вложилась в попытку восстановить справедливость. Трудно было смотреть на фотографии женщин, которых изнасиловали, а затем ввели им достаточное количество наркотиков, чтобы убить их.

Новый следователь по этому делу объявил, что дело замяли, когда убийца остановился, но я чувствовала, что это не так, что он просто стал лучше заметать следы.

Мои глаза чуть не вылезают из орбит, когда я понимаю, что он имеет в виду. Ярость наполняет меня, почти ослепляя. Не раздумывая, я делаю несколько шагов туда, где находится Рэй, пока Каин и Авель не хватают меня за руки.

— Осторожно, — говорит Авель, указывая на землю, где в песке и камнях есть впадины и колодцы, образующие лужи воды. — Мне нравится, когда ты мокрая, но давай оставим это на потом, хорошо?

— Обычно мы не убиваем на собственном заднем дворе, но Рэй решил обратить свое внимание не на ту городскую девушку, — говорит Каин, и тон его мрачнеет.

Авель наклоняется ближе к моему уху, и его голос понижается до шепота.

— Тебя, — говорит он, прежде чем повернуться и подойти ближе к Рэю. На этот раз я замечаю, что его шаги проходят мимо колодцев с водой с привычной легкостью.

— Вы часто пользуетесь этой пещерой? — Спрашиваю я, гадая, сколько раз они здесь убивали.

— Ты удивишься, узнав, сколько на этом острове укромных уголков. Но этот — самый особенный, — говорит Каин.

— Почему? — С любопытством спрашиваю я.

Авель, теперь стоящий у другой стены, отвечает, не оборачиваясь.

— Потому что скоро начнется прилив и смоет все улики.

Я не должна спрашивать, и так знаю, что он собирается сказать, но мне нужно, чтобы он это произнес. В глубине души я хочу, чтобы он это сказал.

— Какие улики? — Наконец задаю я вопрос, а мой голос едва громче шепота.

— Кровь, следы, ДНК, все, — говорит Каин почти небрежно. — Прилив поднимается, и вместе с ним исчезают все следы нашей деятельности. Это идеальная команда природы по уборке.

Авель поворачивается ко мне лицом, и предмет в его руках заставляет мое сердце учащенно биться, но не от страха.

— Ты еще не веришь нам, Гидесса? Мы убьем любого, кто подумает, что может к тебе прикоснуться. Ножи мы оставляем для спальни. Когда мы избавляемся от таких, как Рэй, мы предпочитаем заявить о себе, — говорит он, вертя в руках обмотанную колючей проволокой биту.

Мои губы приоткрываются на вдохе. Почему это самая горячая, самая собственническая вещь, которую я когда-либо слышала? И почему она так чертовски заводит?

Каин отпускает мою руку и сам направляется туда, где Авель протягивает ему вторую биту, также обмотанную колючей проволокой. Взяв ее у брата, он направляется туда, где прикован Рэй. Он на мгновение останавливается, наклоняя голову, как будто наслаждается исходящим от него страхом.

— Я бы вытащил кляп, но мы не хотели бы, чтобы какой-нибудь турист пришел узнать, из-за чего все эти крики, — говорит он.

Авель смеется, и звук слегка прерывистый.

— Чертовски жаль.

Каин поднимает оружие, поправляя хват и готовясь замахнуться битой на Рэя.

— Подожди. — Слово вырывается у меня прежде, чем я успеваю осознанно подумать о нем. Я несколько раз чуть не делаю неверный шаг по пути туда, где они стоят. Когда я подхожу достаточно близко, Авель демонстративно опускается передо мной на колени и поднимает биту, словно преподносит мне меч.

— Моя королева, — говорит он, и мне приходится подавить смех.

Я беру биту и верчу ее в руке, ощущая ее вес. Каин отходит в сторону, и внезапно я оказываюсь перед Рэем, недоумевая, что я делаю. Но в глубине души я знаю, что тьма внутри меня знает, что делать, что я хочу сделать.

Впервые в жизни я медленно ослабляю тугие путы, которыми держу ее в своем сознании. Я почти чувствую момент, когда все меняется. Границы между добром и злом размываются, и чувство несправедливости берет верх. Я позволяю ему наполнять мои вены, когда делаю вдох.

Авель подходит ко мне сзади, его маска касается моей щеки, когда он шепчет мне на ухо, и его голос понижается до соблазнительного шепота.

— Ты знаешь, что хочешь этого, маленькая тень. Только представь, как это будет приятно — наконец-то добиться справедливости для всех этих женщин. Ты когда-нибудь использовала свой красивый нож, чтобы вскрыть кого-нибудь?

У меня перехватывает дыхание, а сердце бешено колотится в груди. Появляется воспоминание, до которого просто невозможно дотянуться, но оно снова исчезает, когда Авель проводит рукой по мой руке, держащей биту. Он регулирует мою хватку, пока я не готова замахнуться, поворачивает мое тело так, чтобы я расположилась именно так, как он хочет.

— Это красивое и смертоносное оружие, как и женщина, которая им владеет. Мне нравится наблюдать, как легко оно разрезает слои плоти, как быстро кровь вытекает из ран. — Мягкая ласка на моей щеке заставляет меня на мгновение закрыть глаза, задаваясь вопросом, действительно ли я могу это сделать.

— Но с тобой все по-другому, моя дорогая девочка. Я мог бы часами наблюдать за тем, как багровые бусинки растекаются по твоей бледной коже. Я бы с удовольствием проследил языком путь каждой капли крови, — продолжает он, и в его голосе звучит мрачное обещание, от которого у меня перехватывает дыхание в ответ на образы, которые он рисует в моем сознании. Я почти могу представить его язык на мне. Я бы с радостью пролила миллион капель крови, если бы он проследил каждую.

С осознанием этого исчезают любые сомнения в том, смогу я это сделать или нет.

Его руки продолжают касаться меня, пока он вносит крошечные коррективы в то, как я стою, каждое движение заставляет мое тело откликаться, становясь горячим и нуждающимся. Я практически задыхаюсь от желания к нему и чувствую, как сильно он тоже нуждается во мне.

— Бита не так сложна, как нож, она не создана для удовольствия. Она создана для боли, для того, чтобы отрывать плоть от костей. Нет ничего элегантного в том ущербе, который можно нанести кому-то с помощью такого оружия. Но тьма внутри вас требует насилия, она питается им, ей нужно причинять боль тем, кто причиняет боль другим. Прими эту часть себя, Гидесса, стань нашей темной королевой.

Глядя Рэю в глаза, я вижу ужас. Но что заставляет меня крепче сжать кулаки, так это то, что я без сомнения вижу, что он сделал именно то, в чем обвиняли его Каин и Авель.

Без колебаний я замахиваюсь битой. Теперь пути назад нет.