Ртуть

ГЛАВА 14.

МЕЛКИЙ ШРИФТ

Волосы цвета меди.

Раздражающе идеальный рот.

Родинка в форме сердца на подбородке.

Это точно был Кэррион.

Кингфишер взглянул на него и пожал плечами.

— Я искал твою кровь. Она привела меня прямо к нему. Я спросил его, кто он такой. Он сказал, что он Хейден Фейн. Следовательно, я привел к тебе Хейдена Фейна.

— Ты прижал его к стене и приставил меч к его горлу, когда спрашивал? — поинтересовалась я.

— Нет. Я схватил его в шейный захват. Я даже не доставал меч. Во всяком случае, не тогда.

— Неудивительно, что он соврал тебе, кто он такой! Наверное, он принял тебя за сборщика долгов или одного из людей Мадры!

— Сборщика долгов? — Фишер разозлился. — Слушай. Позволь мне спросить тебя кое о чем. Ты помнишь, где находится портал в Зилварене?

— Во дворце Мадры.

— Верно. И как ты думаешь, что ждало меня там, когда я вышел из него?

— Не знаю.

— Пятьдесят обученных стражей и отряд лучников, вооруженных стрелами с железными наконечниками. Мне пришлось с боем выбираться оттуда, пересечь эту выжженную, кишащую болезнями дыру, в которую ты так отчаянно стремишься попасть, найти твоего брата, затем протащить его через весь город, вернуться во дворец Мадры, в тот проклятый зал, и погрузиться снова во ртуть, меньше чем через час. У меня не было времени допрашивать этого придурка! Так этот подойдет или нет?

— Нет! Не подойдет! Наша сделка…

— Наша сделка остается в силе, — отрезал Кингфишер, наклоняясь, чтобы поднять Кэрриона. Он перекинул безжизненного контрабандиста через плечо, словно тот ничего не весил. Фишер смотрел на меня с силой тысячи солнц. — Я ненавижу это гребаное место, но я пошел туда ради тебя. Меня семь раз ударили ножом в разные части тела. Ради тебя. Этот урод сказал, что он Хейден. Его кровь сказала, что он Хейден. Я сделал то, что обещал. Теперь двигайся. Мы убираемся отсюда к чертям собачьим.

— Я не собираюсь возвращаться в свои комнаты…

— Мы не вернемся в твои комнаты. Сначала я найду целителя. Потом я найду Рена, и тогда мы уберемся отсюда подальше.

Большую часть своей юности Фишер провел в Зимнем дворце. Он знал это место как свои пять пальцев. Он открывал потайные двери и шагал по скрытым коридорам, преодолевая невероятное количество лестниц и игнорируя мои мольбы сбавить темп. Я хотела упереться каблуками и отказаться двигаться, но тело не слушалось. Он сказал мне идти за ним, и я пошла, хотя сердце колотилось, как поршень, и мне казалось, что я в любой момент могу потерять сознание. У меня не было выбора. Оникс безутешно визжал, все это время делая сальто в сумке.

Наконец Фишер остановился, преодолев, по моим прикидкам, двадцать три лестничных пролета, и опустил Кэрриона на холодный камень у моих ног.

— Оставайся здесь. Жди меня, пока я не вернусь. Не издавай ни звука.

Я обрушила на него поток нецензурных ругательств, но они не слетели с моих губ. Как он и приказал, я не издала ни звука. Что, черт возьми, он со мной сделал? Почему мое тело больше не принадлежало мне?

Я рыдала, пока ждала. Я кричала Кэрриону, чтобы он очнулся и что-нибудь предпринял, но оказалось, что контрабандист был так же несносен в бессознательном состоянии, как и в бодрствующем. Идиот ни разу не шелохнулся.

Прошел час, Ониксу стало скучно, и он уснул. Когда Фишер снова появился в потайном проходе, разрывы на его рубашке исчезли, как и вся кровь, которой он был покрыт. Он выглядел как новенький, нес под мышкой что-то длинное и тонкое, завернутое в нечто, похожее на занавеску.

— Я не смог найти Рена. Я оставил ему записку, — сообщил он мне, подхватывая Кэрриона. Без дальнейших пояснений он отправился вниз по лестнице.

Я ничего не сказала.

Я не пошевелилась.

Он понял, что я не иду за ним, только когда завернул за угол и скрылся из виду.

— Давай, малышка Оша! — позвал он. — Не отставай. Ты можешь снова говорить, но не жалуйся.

Я спускалась по лестнице, кипя от злости, с яростью глядя на затылок Фишера.

Мы спускались бесконечно долго. У меня кружилась голова и горели бедра, когда он вывел меня из дворца, пересек крытый двор и вошел в темное, продуваемое сквозняками здание с широкими дверями, открытыми с обеих сторон. По обе стороны от нас, слева и справа, тянулись стойла. Над дверями некоторых стойл огромные лошади вскидывали головы и ржали, испуганные нашим внезапным появлением.

— Ни за что, — сказала я.

Кингфишер бросил Кэрриона на мокрый пол конюшни и, перешагнув через его тело, направился к открытой двери справа от нас, которая вела не в стойло, а в подсобное помещение для корма и хранения инвентаря.

— Дай угадаю. Ты не любишь лошадей? — сказал он.

— Да, я не люблю лошадей. Я не нравлюсь лошадям. Мы взаимно недолюбливаем друг друга.

Фишер снял седло с вешалки на стене и, прошел мимо меня.

— Тебе придется пройти через это.

Я последовала за ним, перешагнув через Кэрриона, когда Кингфишер вошел в одно из стойл.

— Так не пойдет! Я не могу просто взять и пройти через это!

— Конечно, можешь. Держи задницу в седле. Рот — на замке. Все просто.

— Фишер!

Мужчина осторожно опустил седло, которое нес, на спину чудовищной черной лошади и быстро затянул подпругу.

— Это не переговоры. Ты дала клятву на крови, человек. Ты связана ею, а значит, поедешь со мной.

— Я поклялась, что помогу феям Ивелии выяснить, как использовать ртуть…

Он ткнул в меня пальцем.

— Вспомни как следует. Что я сказал тебе, когда спросил, согласна ли ты с договором?

— Ты сказал, что доставишь сюда моего брата, а взамен я помогу создать реликвии для Ивелии!

Кингфишер протиснулся мимо меня, вышел из стойла и направился обратно в подсобку.

— Дословно, я сказал следующее: «Я пытаюсь найти твоего брата. Ты помогаешь мне во всем, о чем я тебя попрошу, и делаешь все, что тебе говорят. Ты согласна на этот договор?». На что ты ответила: «Да! Боги, я понимаю! Я согласна. Давай уже!»

— Но мы оба знаем, что я имела в виду! Я не собиралась отправляться с тобой неизвестно куда посреди ночи!

— Жаль, что ты не очень внимательна, малышка Оша, но для фей то, на что ты намереваешься согласиться, и то, на что ты соглашаешься на самом деле, — две разные вещи. Ты согласилась помогать мне в любом деле, о котором я тебя попрошу, и делать все, что тебе прикажут. Ты скрепила эту сделку кровью. А теперь я велю тебе найти лошадь и оседлать ее как можно скорее, пока мой психованный отчим не пронюхал, что мы затеваем, и не убил нас на месте.

— Ты, черт возьми, обманул меня!

— Нет, — отрезал он. — Я преподал тебе ценный урок, который сослужит тебе хорошую службу до конца твоей очень короткой человеческой жизни в этом королевстве. Всегда обращай внимание на мелкий шрифт. Дьявол кроется в деталях. А теперь иди.

С тех пор как я очнулась в Ивелии, я видела мир снаружи только через окна. Часть меня подозревала, что город за стенами дворца и лес, простирающийся до самых гор, — иллюзия.

Но это было не так.

Я немного растерялась, когда Кингфишер приказал мне выйти из сарая. Сначала, ведя лошадь, которую он оседлал для меня, я беспокоилась в основном о больших квадратных зубах животного, но потом, запрокинув голову и вглядываясь в бескрайнюю темноту, я впервые ощутила прикосновение снега к своим щекам. По-настоящему почувствовала. Видеть его изнутри было одно, а вот снаружи…

Вся моя жизнь определялась потребностью в воде. Я видела, как люди сражались за глоток. Умирали от ее нехватки. Рвали друг друга на части, лгали, предавали и воровали ради нее. Вечная жажда преследовала Зилварен. Она была пульсом города. Неважно, кем ты был и куда направлялся, ты чувствовал ритм этого сердцебиения, как удары молота по наковальне. Она жила в твоей крови. Солнце палило так жарко, что земля под ногами превращалась в жидкое стекло, а тело слабело с каждым вдохом. С момента пробуждения и до момента отхода ко сну каждую ночь ты жил словно с обратным отсчетом.

Вода.

Вода.

Вода.

Вода.

Нужно было быть готовым умереть ради нее, чтобы выжить.

В Ивелии она просто лилась с неба.

Мне хотелось кричать.

На короткое время толстый слой облаков над головой разошелся, и я увидела полуночное небо: несколько ярких белых огней мерцали в черноте. Я не хотела спрашивать, но от этого зрелища у меня перехватило дыхание. Мне нужно было знать.

— Что это? — Прошептала я.

Фишер обошел свою лошадь и тоже посмотрел на небо.

— Звезды, — сухо ответил он. — Их миллиарды. Больше, чем может постичь любой разум. Солнца, подобные тем двум, что висят в небе Зилварена.

— Но они так далеко. — Мой голос передавал мое благоговение.

— Ртуть делает их ближе. С ее помощью мы можем путешествовать в миры, которые вращаются вокруг этих звезд. — Он произнес это так просто. Как будто не он только что открыл мне истину, что Зилварен не спрятан где-то за мистической дверью. Мой дом был там, наверху. Среди звезд. Я смотрела на мерцающие огоньки, гадая, не мои ли это солнца. Тучи снова сдвинулись, заслонив небо, и в груди у меня заныло от горя.

— Садись, — скомандовал Кингфишер, кивнув на мою лошадь. Он был темноволосым призраком, сотканным из теней, и я могла разглядеть только его бледные руки и лицо, когда он прикреплял две большие сумки к седлу своей лошади.

— Мы не можем уехать. Мы должны дождаться Рена. — Мои слова потерялись в облаке тумана. Кингфишер обошел свою лошадь, и зверь переместил свой вес, подняв заднюю ногу для удара. Это был гигант, его шерсть была черной, как грех, а в глазах светилось безумие, которое могло бы соперничать с безумием Кингфишера. Когда Фишер раздраженно рыкнул, лошадь зафыркала и выдохнула, запрокинув голову, видимо, передумав бить его.

— Он догонит нас по дороге. У нас есть оговоренное место встречи для подобных ситуаций. Теперь ты сама сядешь на лошадь или мне придется это сделать?

— Идет снег. Я замерзну до смерти.

Я не заметила, когда в его руках, затянутых в перчатки, появился толстый сверток материи. Глаза Кингфишера ярко вспыхнули, когда он протянул мне его, раздувая ноздри.

— Он тяжелый. Легче надевать, когда ты сидишь верхом, но раз уж ты такая капризная и отказываешься подчиняться приказам…

— Солдаты подчиняются приказам. Я не солдат.

— Поверь, я это прекрасно понимаю. Вот. Позволь мне помочь.

Я не хотела его помощи, но мои руки уже онемели от холода, а у огромного куска материи, который он мне вручил, казалось, не было ни начала, ни конца. Фишер разобрался с ним в считанные мгновения и набросил мне на плечи. Это был плащ, жесткий и вощеный снаружи, с подкладкой из шелковистого меха. Внутри он был теплым и таким мягким, что мне захотелось плакать. Острые укусы ледяного воздуха мгновенно прекратились, оставив страдать от холода только руки и лицо.

Я вскрикнула, когда руки Кингфишера обхватили меня за талию и усадили в седло. Моя лошадь была меньше, каштанового цвета, и, пока я усаживалась, пыталась укусить меня.

— Вытяни ногу вперед, — приказал Фишер.

Спорить с ним было бесполезно. Он принял решение — мы покидаем дворец сегодня ночью, и с этим ничего нельзя было поделать. Я снова хотела отказаться выполнять его приказ, просто чтобы позлить его, но все мое тело болело от желания подчиниться. Я хотела вытянуть ногу вперед. Я не могла остановить это.

Фишер поднял крыло седла и затянул подпругу. Затем он привязал длинный и узкий сверток, с которым вернулся от лекарей, под крылом, подергав его туда-сюда, чтобы убедиться, что он никуда не денется.

— Не трогай это. Ты меня слышишь?

— Да.

— Хорошо. Ногу назад, — приказал он.

Я отвела ногу назад.

Снег падал на густые волны его волос, оседал на ресницах и покрывал белой пылью верхнюю часть плеч.

— Удобно? — спросил он.

— Нет.

— Отлично. Не дергай за поводья. Аида — хорошая девочка. Она пойдет куда надо без твоего участия, так что просто оставь ее в покое.

Аида, вероятно, не была хорошей девочкой. Скорее всего, она была той еще сучкой, которая собиралась сбросить меня при первой же возможности, но я держала поводья свободно, повинуясь Фишеру без единого возражения.

— Подожди! Где моя сумка? — Я крутанулась в седле, пытаясь найти ее.

— У меня достаточно еды и воды для нас обоих. Она тебе не понадобится.

— Мне плевать на еду и воду. Меня волнует Оникс!

— Что за Оникс?

— Просто дай мне сумку, Фишер. — Если бы он затеял со мной спор по этому поводу, о боги, я бы устроила настоящий ад. К счастью, этот ублюдок только вздохнул и пошел обратно в конюшню. Через минуту он вернулся с моей сумкой.

— Как только этот грызун станет проблемой, я сдеру с него шкуру, — сказал он, протягивая мне сумку.

— Он не грызун. Если уж на то пошло, то это собака. — Я приоткрыла сумку, чтобы убедиться, что Кингфишер не подменил Оникса камнем или большой буханкой хлеба, но оттуда высунулась голова лисенка, он навострил уши и высунул розовый язычок, осматривая окрестности.

— Оно должно бежать рядом с нами, — ворчал Фишер, забираясь на свою лошадь. — Его не нужно везти.

— Он — это он, а не оно. И нет, он не может бежать рядом с нами. Он замерзнет.

— Он, — сказал Кингфишер, с презрением произнося это слово, — дикое животное, и это его естественная среда обитания. Как ты думаешь, почему у него такой густой белый мех?

В этом он был прав. Оникс был творением Ивелии и, очевидно, был создан для этого. Но когда я посмотрела на него, он забился обратно в сумку так, что был виден только его маленький мокрый нос, и у меня сложилось четкое впечатление, что он был совершенно счастлив там, где находится.

— Как насчет того, чтобы сосредоточиться на своем грузе, а не на моем, — огрызнулась я. — Твой пассажир создаст тебе кучу проблем, когда очнется.

Кэррион, все еще без сознания, был привязан к спине лошади Фишера. Его руки безвольно свисали вниз, а на огненно-рыжие волосы уже налип снег. Его положение не могло быть удобным. Когда он очнется, у него все будет чертовски болеть, а я не понаслышке знала, каким злобным становился Кэррион Свифт, когда ему не удавалось нормально выспаться.

Кингфишер бросил на него равнодушный взгляд.

— Ты уверена, что он не твой брат?

— Думаю, я знаю, как выглядит мой родной брат, ты так не считаешь?

Взгляд, брошенный Фишером в мою сторону, демонстрировал, что он не совсем уверен, как реагировать на мой вопрос.

— Тогда, рискую повторить в тысячный раз, мы должны оставить его здесь. Если он не твой брат, тогда…

— Мы не оставим его здесь. Беликон убьет его, как только поймет, что ты меня похитил.

— Это не похищение, если ты пошла добровольно, — произнес Кингфишер расчетливым тоном.

— Я не собиралась делать ничего из этого добровольно! Я хочу домой!

Он пожал плечами и вскочил в седло.

— И все же ты едешь, чтобы помочь мне закончить войну, не так ли? Что может быть благороднее? Поздравляю с обретением гребаной святости.