ГЛАВА 27.
ПОМЕЧЕННАЯ
Когда я проснулась, было еще темно. Мне потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, где я нахожусь, и кто так крепко обнимает меня. Потом я лежала, очень тихо, не дыша, прекрасно осознавая, что твердый член Фишера упирается мне в задницу и он почти наверняка не спит. Я делила постель с достаточным количеством людей, чтобы по их дыханию понять, в сознании они или нет, и дыхание Фишера не было поверхностным, как у человека, все еще погруженного в сон. Оно было глубоким и слишком размеренным, и я почувствовала, как он напрягся у меня за спиной.
Он собирается встать и выйти из спальни.
Он повернется к тебе спиной и скажет, что не хочет видеть тебя здесь.
Он скажет какую-нибудь гадость, чтобы ты ушла.
Я придумывала один ужасный вариант развития событий за другим, волнение захлестывало меня… но ничего из этого не происходило. Рука Фишера все еще была под моей рубашкой, но теперь едва касалась меня, расслабившись во сне. Материал, которым я перевязывала грудь, за ночь распустился и задрался, и костяшки его пальцев задевали нижнюю часть моей левой груди. Очень медленно, но с явным намерением Фишер снова прижал ладонь к моей грудной клетке. Я прикусила губу, внезапно запаниковав, мое сердцебиение участилось, когда он провел кончиками пальцев по нижней части моей груди, едва касаясь ее…
Он спрашивал моего согласия.
Ты этого хочешь?
Я могла выбрать, что ответить. Если бы я сжалась и отодвинулась от него, я знала, что он уберет руку и отпустит меня. Мы оба встанем, продолжим свой день, и на этом все закончится. Дверь между нами закроется.
Или…
Или.
К черту.
Я не хотела, чтобы дверь закрывалась.
Прерывисто вздохнув, я выгнула спину и прижалась задницей к члену Фишера. Боги и грешники, он был чертовски твердым. Он издал хриплый стон, его дыхание опалило мою шею, заставив кожу покрыться мурашками. Его пальцы крепко сжали мои ребра, и я позволила своим глазам закрыться, наслаждаясь предвкушением того, что должно было произойти.
Казалось, что между нами существовал некий негласный договор не нарушать молчания. Он двигался медленно, словно давая мне время передумать. Покачав бедрами, он показал мне, насколько тверд его член и что он собирается с ним делать.
Я уже знала, каково это, когда он внутри меня, но казалось, что сейчас все будет иначе, чем в прошлый раз. Напряжение, нарастающее между нами, было пронизано энергией иного рода, обещанием большего. Я чувствовала, как она распространяется по поверхности моей кожи, обжигая жаром там, где его руки скользили по моему животу.
Мой позвоночник выгнулся дугой, и волна желания ударила прямо между ног, когда Фишер прижался лбом к моему затылку и застонал.
Я хотела его. Больше, чем вернуться домой. Боги и мученики, какой сестрой я стала из-за него? Хейден нуждался во мне. Элрой тоже. Но в данный момент, когда его запах лишал меня всякого здравого смысла и заменял собой весь гребаный мир, я не могла чувствовать себя плохо из-за этого. Позже у меня будет много времени для самобичевания, но сейчас…
Нос Фишера коснулся моего уха, и у меня вырвался вздох. Как описать свои чувства, когда такой мужчина, как Кингфишер, тяжело дышит тебе в ухо? Это нелегко сделать. Сначала появилась дрожь. Она началась на шее и распространилась по всему телу, покалывая затылок и проложив огненную дорожку вниз по спине, отскакивая от каждого позвонка. Когда она достигла крестца, то превратилась в нечто иное. В нечто тяжелое. В животе образовался тугой клубок, он нарастал, опускался ниже, отдаваясь между бедер так, что мне приходилось сжимать ноги, чтобы облегчить это ощущение.
Дрожь.
Боль.
А потом — желание.
Оно бушевало так жарко, что создавало вихрь энергии, вожделения и потребности, который вращался внутри меня так быстро, что мне казалось, что я должна вскочить с кровати и закричать или, черт возьми, ударить что-нибудь.
Сейчас, сейчас, сейчас…
Желание пульсировало в моей крови. Словно услышав его зов, Фишер сильно сжал мою грудь, наконец-то перестав делать вид, что этого может не быть. Выкрутив мой сосок, он повел бедрами вверх с такой силой, что я почувствовала набухшую головку его эрекции у себя на пояснице. Острая боль пронзила обе мои груди и пронеслась между ног, и мне показалось, что он дразнит мой клитор одновременно с чувствительным бутоном соска.
— Ах! — Я была готова умолять его войти в меня, но я не хотела говорить. Были и другие слова, которые нужно было сказать в первую очередь, если бы мы нарушили наше молчание сейчас. То, что произошло прошлой ночью, было ужасно и для него, и для меня. Это безвозвратно изменило наши отношения, и я не думала, что кто-то из нас готов к этому. Поэтому я крепко сжала губы и прильнула к нему, когда он просунул вторую руку под меня и обхватил обеими руками. Разминая одной рукой мою грудь, он грубо дернул пуговицу на поясе, а другую руку запустил в переднюю часть моих брюк.
Когда он побудил меня раздвинуть ноги и погрузил пальцы между моими складками, он обнаружил, насколько я мокрая, и глухо зарычал. Звук был таким мужественным и хищным, что я чуть не лишилась рассудка.
— Трахни меня. Пожалуйста, трахни меня.
— Возьми меня.
— Сделай своей.
Зубы Кингфишера впились в мочку моего уха, когда он начал теребить набухший комок нервов у меня между ног, и мой разум мгновенно отключился. Его рот. Его руки. Его член. Это были единственные вещи, которые имели значение. Он знал, как прикасаться ко мне. Как довести меня до исступления. То, как он поглаживал мой клитор, находя идеальный баланс давления и скорости, говорило о многих часах, проведенных за изучением женского тела. Время было потрачено с пользой, насколько я могла судить. Сейчас я пожинала плоды этого опыта.
Я бесстыдно прижималась к нему и получала от его прикосновений все, что мне было нужно, двигаясь навстречу его руке, ласкавшей меня.
— Заставь меня кончить своими пальцами.
— Придуши меня.
— Прижми меня к себе и трахай, пока я не закричу.
Фишер издал звериный, отчаянный стон в изгиб моей шеи, как будто он мог читать мои мысли и знал все те грязные вещи, которые я хотела, чтобы он со мной сделал. Как будто он тоже хотел сделать их со мной. Он с рычанием вырвал свою руку из-под моей рубашки и сжал ладонь на моем горле.
— Я заставлю тебя умолять, малышка Оша.
— Я заполню каждую из этих прелестных маленьких дырочек.
— Я трахну тебя так, что ты больше никогда не захочешь другого мужчину.
Я придумала эти слова. Они возникли словно из воздуха, и я каким-то образом произнесла их в своей голове его голосом. Однако тело Фишера обещало мне все это, и я не хотела больше ждать.
Он притянул меня еще ближе, крепко обхватив мое горло, его большой палец впился в мою челюсть, и я позволила своей голове откинуться назад. Он зарылся лицом в мою шею, застонал, и в моей голове возникла непрошенная мысль. Опасная.
— Укуси меня.
Фишер вогнал в меня пальцы, издав напряженный стон. Сжав руку на моем горле, он слегка встряхнул меня, что выглядело почти как порицание. Я была так потрясена ощущением его пальцев, проникающих внутрь меня, исследующих мое влажное тепло, что на какую-то ослепительную секунду потеряла способность думать от такого острого наслаждения.
Боги, мы все еще трахались одетыми. Фишер был без рубашки, но в штанах, а на мне была вообще вся одежда. Внезапно мне захотелось, чтобы мы были голыми. Я хотела чувствовать его тело кожа к коже. Я хотела чувствовать его везде, где только можно. Я схватилась за рубашку, готовая попытаться снять ее, чтобы Кингфишеру не пришлось останавливаться, но затем я почувствовала какое-то движение по всему моему телу, и в тот же миг моя одежда разлетелась в клочья, спадая с моего торса, рук, ног. Штаны Фишера просто исчезли.
Я получила то, чего так отчаянно желала. Наши тела соединились. Наши ноги сплелись, на коже выступил пот. Фишер возобновил свои ласки — он трахал меня пальцами, одновременно потирая клитор основанием ладони, доводя меня до исступления.
Я едва могла дышать. Голова закружилась, когда он снова зарылся лицом в мои волосы, издав еще один напряженный стон.
— Трахни меня.
— Пожалуйста! Боги, пожалуйста, просто трахни меня.
— Я хочу…
— Мне нужно…
Возбужденный возглас Фишера громко разнесся по маленькой спальне. Он моментально вытащил из меня пальцы, чтобы освободить место для своего твердого члена. В отличие от прошлого раза, когда мы были вместе, он не стал врываться в меня. В этот раз я почувствовала, как его головка прижалась ко мне, а затем наступил ошеломляющий, сокрушительный момент, когда он скользнул внутрь и начал толкаться вверх.
О.
Мои.
Гребаные.
Боги.
Он…
Боги, он был так чертовски глубоко. Я…
— Каждый воин в Иннире почувствует на тебе мой запах, — прогремел у меня в голове голос Фишера. — Я собираюсь заставить тебя охрипнуть, выкрикивая мое гребаное имя. Я помечу тебя всеми возможными способами, чтобы все знали, что ты, блядь, моя.
Вот дерьмо!
Он…
Это было…
Я не могла…
Он задал безжалостный темп, вколачиваясь в меня до упора. Его рука все еще была между моих ног, пальцы ласкали мой клитор, пока он трахал меня. Он владел мной целиком, полностью, по-настоящему. Я была заключена в его объятия, крепко прижата к нему, вздрагивала каждый раз, когда он насаживал меня на свой член… но оставалось еще кое-что…
— Укуси меня, Фишер.
Мысль была ошеломляющей.
— Я не могу…
— Укуси меня. Сделай это. Я хочу этого!
— Я не могу!
— УКУСИ МЕНЯ!
Яркое, острое прикосновение его клыков, вонзившихся в мою кожу, заставило меня громко зашипеть. Мои глаза распахнулись, от шока сердцебиение на мгновение сбилось, но затем…
Ни с чем не сравнимое блаженство захлестнуло мои чувства — словно молния пронеслась по моим венам. Фишер замер, застыв, как статуя, его дыхание стало тяжелым и быстрым. Он укусил меня за шею, прямо над ключицей, но еще не попробовал мою кровь. Он ждал, хотя я не знала чего.
Больше не перекрывая мне доступ воздуха, он переместил свободную руку обратно к моей груди и начал медленно водить пальцами по соскам, слегка, осторожно обводя ареолы. Мои нервные окончания трепетали, эйфория охватила все мое тело, пока я не начала испытывать чертовски сильный кайф. И только когда у меня в голове все начало путаться, он медленно отвел бедра назад, а затем вогнал свой член в меня до упора. В то же мгновение я почувствовала первое покалывание на шее — его первый небольшой глоток моей крови.
— БЛЯДЬ! — я громко закричала, закатив глаза. Крещендо наслаждения обрушилось на меня, как лавина. Я была раздавлена им. Оно ломало меня и заставляло мою душу петь. Это было лучше, чем любой наркотик, который я когда-либо пробовала раньше.
— Легче. Тише. Не… черт, не двигайся.
Слова были отрывистыми. Отчаянными. Они звучали в моей голове, и я… я не надеялась исполнить его просьбу. В тот момент, когда Фишер снова скользнул в меня, проникая чуть глубже, я потеряла всякое чувство гордости и потянулась назад, схватила его голову и прижала к своей шее так сильно, как только могла.
— Разрушь меня.
Только этих слов ему и не хватало. Руки Фишера сжались вокруг моего тела, как тиски, и он трахал меня с силой кувалды, разбивающейся о замерзшую поверхность Дарна. Я сломалась гораздо быстрее, чем река. Я превратилась в обломки самой себя, и Фишер был единственным, что удерживало меня вместе. С каждым пьянящим движением его губ я чувствовала, как наполняюсь светом, пока не засияла ослепительно, как солнце.
— Не останавливайся. Не останавливайся…
Я чувствовала, как внутри него бурлит желание. Он тоже тонул в этом. Он трахал меня все сильнее, впиваясь глубже, его руки обхватывали меня, как стальные оковы.
А потом мир рухнул.
Все сущее растворилось в пустоте.
Звезды посыпались с небес, и ад поднялся им навстречу.
Все и ничто, здесь и нигде.
Это был каждый восторженный момент, который я когда-либо испытывала, сконцентрированный и увеличенный в миллион раз. Мое тело превратилось в пылающий факел, и рядом со мной горел Фишер.
Он бездумно вонзался в меня, хрипел, а потом оторвал свой рот от моей кожи и зарычал, словно умирал.
Нет. Не умирал.
Он словно перерождался.
Мир понемногу возвращался в нашу реальность, как снежинки, падающие с потолка. Потребовалось немало времени, чтобы мое тело перестало дрожать. Как и в прошлый раз, когда я пришла в себя, Фишер лежал за моей спиной абсолютно неподвижно, как мертвый, не дыша. Только на этот раз он держал меня изо всех сил. Он не отпускал меня.
Свежий, горячий хлеб. С маслом. Вкусный.
В животе заурчало, веки дрогнули и открылись. Я обнаружила, что прижимаюсь к храпящему лису. Оникс лениво приоткрыл глаза, и, клянусь богами, мне показалось, что он улыбнулся мне.
— Ты воняешь, — сказала я, погладив его по голове. — Тебе нужна ванна. И больше не спать в кровати.
Он оскалил зубы, прижал уши и спрыгнул с кровати, исчезнув в открытом дверном проеме спальни. Похоже, ему не понравилось мое предложение принять ванну.
Вздохнув и ощутив приятную боль, я откинулась на смятые простыни и уставилась в потолок, наблюдая, как пылинки кружатся в золотистом утреннем воздухе. Где, черт возьми, был Фишер? Я задала этот вопрос с долей смирения. Если я его знала, он уже вернулся в Иннир, взбешенный и злой. А я брошена здесь на три дня из-за его неспособности управлять своими гребаными чувствами. Я повернула голову, и мое сердце замерло при виде крошечной капельки засохшей крови, испачкавшей простыни рядом со мной.
Моя кровь.
Фишер укусил меня.
В голове стало пусто. Я позволила этой мысли всплыть в моей голове. Я не пыталась ее обработать. Я достигла предела своих возможностей, пытаясь проанализировать все, что произошло после Зеркального зала. Это был лишь еще один пункт очень длинного и запутанного списка, с которым мне когда-нибудь придется разобраться. Пока же все, что я знала, — это то, что я сама хотела этого. Я попросила об этом, и, кстати, мы с Фишером теперь могли говорить друг с другом мысленно.
Снова появился запах свежей выпечки и сливочного масла, но на этот раз к нему добавился тончайший привкус сахара. И кофе. Именно мысль о кофе заставила меня в конце концов подняться с постели. Пошатываясь и испытывая легкое головокружение, я завернулась в простыню и отправилась на поиски источника запаха.
В гостиную квартиры лился свет. С мебели и картин были сняты пыльные простыни, открывая уютное пространство, полное мелких сокровищ, книг и безделушек, которые придавали этому месту ощущение домашнего уюта. На полке над камином стояло множество стеклянных банок, наполненных огрызками древесного угля и кистей.
Фишер сидел за круглым столом у окна, вытянув перед собой длинные ноги. Солнечный свет золотил одну сторону его лица, смягчая резкие очертания челюсти и гордую линию носа. Он смотрел в окно, наблюдая, как ветви дерева по другую сторону стекла мягко покачиваются на ветру. Он казался погруженным в свои мысли. Даже расслабленным. Какая-то часть меня не хотела сообщать о моем присутствии. После того, каким напряженным он был в последнее время, мне нравилось, что он наслаждался моментом покоя. А я, как оказалось, была гребаной трусихой. Нужно было еще многое обсудить, а я боялась этого разговора. Он мог закончиться только плохо, и…
Фишер закрыл глаза, позволяя солнечным бликам играть на его лице.
— Я не знал, какой кофе ты пьешь, — мягко сказал он.
Черт.
— Как давно ты знаешь, что я здесь?
Он грустно улыбнулся.
— Я всегда знаю, где ты, малышка Оша. — Открыв глаза, он повернулся и посмотрел на меня. Улыбка приобрела опасный оттенок, когда он увидел, что на мне.
— Я бы оделась, — объяснила я, — но в той сумке, которую ты для меня собрал, не было никакой одежды. Я ценю твою заботу о моей безопасности, но четыре разных метательных ножа, полевой набор для перевязки и бутылка виски — это, пожалуй, перебор. Не помешали бы чистая пара белья и зубная щетка.
Это вызвало у него смех.
— Справедливое замечание. Я учту. В следующий раз будет только два ножа и походная фляга. Плюс нижнее белье и зубная щетка.
Я тихонько рассмеялась.
— Я хотела надеть вчерашнюю одежду, но потом нашла ее в кровати, изорванную в клочья, и эта идея тоже отпала.
— Не волнуйся. Я с радостью исправлю свое упущение. — Взмахнув рукой, Фишер создал волну мерцающего дыма. Распространившись по ковру в мою сторону, он закружился вокруг моих лодыжек, словно дружелюбный кот, желающий, чтобы его погладили. Поднимаясь вверх по ногам, он заставлял мою кожу покалывать от тепла, оставляя за собой роскошный черный шелк. Брюки были свободными. Топ — красивым, достаточно длинным, чтобы прикрыть живот, но и только, и украшенным тонким кружевом вдоль выреза. Магия Фишера, судя по всему, посчитала нижнее белье избыточным — мои набухшие соски были хорошо видны сквозь прозрачную ткань.
Я вскинула бровь, а затем посмотрела вниз на свою грудь.
— Ты часто представляешь меня в таком виде?
— Когда я представляю тебя, малышка Оша, на тебе очень редко бывает одежда.
О, ничего себе. Ладно. Кровь прилила к моим щекам, приятное тепло разлилось по лицу. Я опустила голову, глядя на свои босые ноги, давая себе время привыкнуть к мысли, что Фишер не собирается быть невыносимым дерьмом этим утром. То, что он все еще был здесь, само по себе стало неожиданностью, но это заявление шокировало, к этому я пока не была готова.
— Проходи и садись. Поешь, — сказал он.
Я определенно могла это сделать. Я была ужасно голодна. Я присоединилась к нему за столом, сев справа от него, чтобы смотреть в окно и наблюдать за тем, как Баллард просыпается, пока я ем. Фишер слегка ухмыльнулся, когда я наклонилась через стол и набросилась на маленькие пирожные, миниатюрные тортики с заварным кремом и нарезанные кубиками фрукты.
— Что?
— Ничего. Совсем ничего, — сказал Фишер, его голос был полон смеха.
— Может, мне пойти и… О, боги! Фишер! Что за…? — Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица. Что, черт возьми, было на моих руках? Я выронила маленькое пирожное, которое держала в руке, и Оникс поймал его в воздухе прежде, чем оно успело коснуться земли. Я вытянула руки в изумлении. Татуировки, на которые я не стала обращать особого внимания прошлой ночью, все еще были на моих пальцах и тыльной стороне ладоней. Только теперь их было больше. Гораздо больше. По каждому пальцу тянулись цепочки маленьких рун. Нежные письмена обвились вокруг запястий и предплечий. Я понятия не имела, что за хрень там написана. А тыльная сторона ладоней? Я почувствовала сильное головокружение. Рисунок на левой ладони был простым. Вроде как. Линии были тонкими и красиво соединялись, образуя форму, почти напоминающую цветок, если смотреть на нее достаточно долго. А вот на правой…
Знак был больше и занимал всю ладонь. Линии были смелее. Они переплетались друг с другом, образуя множество узлов, которые я с трудом могла различить. Это была не просто одна руна. Их было много, они сливались, накладываясь одна на другую. Одна из рун была даже не черной, а темного, переливающегося сине-зеленого цвета, и вспыхивала металлическим блеском, когда на нее попадал солнечный свет.
Даже Фишер тяжело сглотнул, когда увидел все эти новые татуировки, появившиеся у меня за ночь. Я обвиняюще протянула к нему руки.
— Моя мама не одобрила бы этого!
К его чести, он не стал смеяться надо мной. Он поднял свой кофе, сохраняя невозмутимое выражение лица, и сделал глоток. Поставив чашку на стол, он протянул руку и взял мою левую ладонь в свою. Он молча изучал руны на моих пальцах. Его брови дрогнули, когда он поворачивал мою руку то в одну, то в другую сторону, читая надпись, опоясывающее мое запястье. Когда он провел пальцем по руне, похожей на цветок, на тыльной стороне моей ладони, выражение его лица стало совершенно нечитаемым.
Он гораздо дольше рассматривал знаки на моей правой руке. Я нетерпеливо ждала, мысли скакали во все стороны, не в силах успокоиться.
— Скажи что-нибудь. Не сиди просто так, нахмурившись. Говори!
Фишер тихонько хмыкнул.
— Я думаю, — сказал он. — Дай мне минутку.
— О, черт. Значит, это было на самом деле? Ты можешь читать мои мысли? — В моем голосе прозвучали истерические нотки.
— Нет, я не могу читать твои мысли, — сказал он, на секунду подняв на меня глаза. — Но я могу слышать тебя, когда ты обращаешься ко мне напрямую. Это все.
— Это все? Это все!
— Дыши, малышка Оша, — укорил Фишер. — У тебя сердце колотится.
— Я в порядке, — солгала я.
Лицо Фишера выглядело обеспокоенным. Казалось, он чем-то озадачен. Повернув мою руку к себе, он даже наклонил голову, чтобы взглянуть на многослойную, сложную руну с другой стороны.
— Что… что все это значит? — Нервно спросила я.
Фишер резко вздохнул, оторвав взгляд от моей руки.
— На самом деле, ничего особенного. — Он взял одно из пирожных с заварным кремом, перевернул мою руку, вложил его в ладонь и отпустил. — Вот. Ешь. У тебя низкий уровень сахара в крови.
— У меня низкий уровень сахара в крови? Фишер, что означают эти татуировки?
Он вздохнул, откинувшись на спинку стула. Теплый солнечный свет, проникающий через окно, снова окрасил его в золотистый цвет. От него захватывало дух.
— Та, что слева, означает — благословенная, — сказал он непринужденным тоном. — Пальцы….. — Он пожал плечами, слишком непринужденно глядя в потолок. — Они означают множество вещей.
— Ты можешь быть более конкретным?
— Я имею в виду, вероятно…
— Фишер!
— Ладно. Хорошо. Многие из них связаны. Свет. Тьма. Серебро. Сталь. Земля. Воздух. Огонь. Вода. И все такое. Алхимические штучки.
Алхимические штучки? По тому, как он это сказал, казалось, что этого объяснения должно быть достаточно, и я должна быть удовлетворена, но у меня было еще много вопросов. И один из них был более насущным, чем все остальные. Я подняла правую руку и указала на мать всех рун, мерцающую на моей коже.
— Что, черт возьми, означает эта?
Фишер встретил мой взгляд.
— Это сложно. Я не могу дать тебе точный ответ. Пока не могу.
— В ней есть магия, не так ли?
— Во всех них есть магия, — невозмутимо ответил он, по-мужски откусывая от своего завтрака. — Если ты не хочешь их оставлять…
— Как я могу знать, хочу ли я их оставить, если я не знаю, что они означают?
— Прости. Ты права. Давай. — Он жестом попросил меня протянуть ему руки, что я и сделала. Мгновение спустя по моей коже пробежал холодок. Одна за другой руны исчезали с кожи, пока не растворилась даже сложная, многослойная руна.
Я ошеломленно уставилась на него.
— Но…
— Они исчезли не навсегда, — напряженно сказал он. — Я… ты сможешь передумать насчет них позже, если захочешь. У тебя есть месяц или около того. Если в течение следующих нескольких недель ты решишь, что хочешь вернуть их, я сделаю это.
— Но что, если я решу, что хочу крутые татуировки на руках, когда месяц пройдет? Я смогу выбирать разные рисунки каждый раз, когда мы будем спать вместе, или что-то в этом роде?
Фишер сухо рассмеялся и покачал головой.
— Нет. Знаки выбирают тебя. Их не будет через месяц. Если ты решишь не оставлять их, они исчезнут навсегда.
Я решила отложить этот вопрос на некоторое время, понимая, что он чего-то не договаривает. Много чего. Но у меня не хватило духу настаивать дальше. Я жевала, разглядывая его татуировки, которые оставались на своих местах. Через некоторое время я спросила:
— Что означают твои?
— Мои?
— Твои татуировки. Они никуда не делись.
— О. — Он опустил взгляд. — Наши руны сложны. Но да, у них есть значения. Вот эта, — сказал он, подняв левую руку, — означает месть. — Он поднял другую руку. — А эта означает справедливость.
— А что насчет этого? — спросила я, указывая на большой, закрученный участок чернил на его предплечье.
— Жертвоприношение, — сказал он, его голос дрогнул.
— Почему она намного больше остальных?
Фишер вгляделся в руну, затем медленно опустил рукав рубашки, закрывая ее.
— Думаю, ты догадываешься, почему, — тихо сказал он.
Да. Я пожалела об этом вопросе, как только задала его. Самая большая татуировка на руке Фишера означала жертву, потому что он пожертвовал или должен был пожертвовать очень многим…
Это были своего рода пророчества. Они рассказывали его историю. И не всегда ему было приятно говорить об этом. Возможно, со временем. Но сейчас…
Я показала на маленькую татуировку в виде птицы под ключицей, меняя тему разговора.
— Ты сказал мне, что не сможешь забрать ее назад.
Все веселье покинуло лицо Фишера. Внезапно солнечный свет померк, комната погрузилась в темноту, и по стенам со всех четырех сторон поползли тени. Я сразу поняла, что что-то изменилось. Наше приятное времяпрепровождение за завтраком подошло к концу. Фишер встал из-за стола, аккуратно поставив свой стул на место.
— Нет, я не могу исправить это, — сухо сказал он. — Я сожалею.
— Тебе не за что извиняться. Я уже привязалась к ней. Я просто подумала, что раз уж ты убрал все остальные… — Боже, как я запуталась.
— Не убрал. Только спрятал. Пока, во всяком случае. — Он натянуто улыбнулся. — Нам нужно уходить. Ты найдешь чистую одежду на своей кровати. Там же для тебя приготовлена ванна. Я пойду попрощаюсь с Венди. Когда я вернусь, мы покинем это место.
Я отпустила Фишера, зная, что не смогу ничего сказать, чтобы вернуть прежнее настроение. В спальне — той самой, в которой я должна была спать, — я опустила свое измученное тело в ванну и позволила себе поразмыслить над тем, что я сказала. Только когда я стояла обнаженной, капая водой на ковер перед богато украшенным зеркалом в полный рост на стене, я поняла, что послужило причиной смены настроения на кухне. Прямо там, всего на пару дюймов выше татуировки с птицей, виднелись два маленьких красных рубца. Они уже почти затянулись. Они даже не болели.
Нет, я не могу исправить это. Я сожалею.
Он говорил не о татуировке.
Он говорил о следе от укуса на моем горле.