Ртуть

ГЛАВА 25.

БАЛЛАРД

Кингфишер не сказал мне ни слова, когда сопроводил меня в поместье тем вечером. Я слегка покачивалась и почти наверняка говорила невнятно, когда убеждала его, что хочу остаться в лагере, но он не желал меня слушать. Когда он нашел меня в таверне, где я пила с Лорретом, его лицо превратилось в непроницаемую маску. Оно все еще оставалось непроницаемым, когда он убедился, что я благополучно доставлена в его спальню, и еще более непроницаемым, когда он коротко пожелал мне спокойной ночи и ушел.

На следующее утро я проснулась с жуткой головной болью от ощущения, что маленький лисенок лизал мне лицо. Солнце стояло высоко в небе, а Фишер так и не пришел за мной. В тот день он вообще не пришел. Плотно позавтракав, после чего мне стало намного лучше, я провела вторую половину дня, исследуя Калиш, бродя по комнатам и чувствуя себя брошенной и бесполезной. Мне здесь было не место. И хотя поместье было красивым, уютным и чувствовалось, что когда-то его любили, я не могла понять, как Кингфишер вписывается в это место. Оно было построено для семьи. Предполагалось, что по коридорам будут носиться дети, в воздухе будет звучать смех, но в величественном доме царила тягостная тишина, наполняющая меня грустью.

Я представляла, как мать Кингфишера получает письмо от короля, в котором сообщается, что она должна явиться в Зимний дворец со всем своим имуществом, где она выйдет за него замуж, и ей предстоит начать совершенно новую жизнь. Я представляла, как она смотрит на своего темноволосого мальчика и гадает, какая жизнь ждет его при дворе, полном гадюк, за стенами этого убежища.

Я поужинала в спальне Фишера, сидя за его столом, а с наступлением темноты свернулась калачиком в его постели и обнималась с Ониксом, пока не забылась беспокойным сном.

Я забеспокоилась, когда и на следующее утро Фишер не пришел за мной. Вчера я упустила возможность провести три эксперимента, и мне не хотелось пропускать еще три. К середине утра я металась по спальне взад-вперед и так разволновалась, что огненные эльфы перестали заглядывать ко мне, чтобы узнать, не нужно ли чего, и даже Оникс, поворчав на меня, удрал на улицу гоняться за белками по снегу.

В три часа дня он, наконец, появился. Однако в спальне не раздалось внезапного треска открывшихся темных врат. В дверь постучали. Поскольку это была его спальня, он не стал дожидаться приглашения войти. Он открыл дверь и просто стоял в проеме, глядя на меня.

— На тебе моя рубашка, — сказал он в конце концов.

— Да, но мне больше нечего было надеть, — с жаром ответила я. — Вся одежда из комнаты, где я жила с Кэррионом, исчезла. Арчер показал мне другую комнату в конце коридора, но там одни платья, а мы оба знаем, как я к ним отношусь.

Фишер хмыкнул.

— Она слишком велика для тебя, — заметил он.

— Я заметила.

Сегодня он был одет не в черное. Во всяком случае, не полностью. Его плащ был темно-зеленым, как и рубашка. Однако тени под его глазами были фиолетовыми, и он казался бледнее обычного. Он явно плохо спал. И на щеке у него был порез. Он выглядел свежим, но явно это произошло не только что. Наверное, вчерашний…

— Что случилось? — спросила я, вставая с кровати.

— Ничего. Примерно в часе езды на север вдоль границы двигалась стая вампиров. Рен подумал, что нам стоит проверить, пока они не преподнесли нам сюрприз или не попытались переправиться выше по реке, но ничего страшного не произошло. У нас была короткая стычка. Вампиры развернулись и убежали.

Я не знала, как к этому относиться. Он сражался, а я слонялась по его дому, ела пирог и пила чай. А на его лице был порез. Я не до конца понимала, какие эмоции это во мне вызывало, но мне это очень не нравилось.

— Я иду к Те Лене, — сказал он, и это сообщение перевернуло что-то глубоко внутри меня. Я была горящим, тонущим обломком девушки и даже не знала, что сделать, чтобы спастись.

Я слабо улыбнулась.

— О. Передай ей от меня привет. — Те Лена жила где-то здесь, я это точно знала. Но я не искала встречи с ней с тех пор, как Фишер доставил меня сюда прошлой ночью. Мне не нужна была компания. Или, вернее, я не хотела именно ее общества, что было совершенно нелепо, и я это знала.

— Я пробуду у нее пару часов. Когда закончу, вернусь за тобой, — сказал он.

— Я буду ночевать в лагере?

Он покачал головой.

— Нет. Сегодня мы остановимся в другом месте. Я хочу тебе кое-что показать.

«Я хочу тебе кое-что показать» звучало чертовски зловеще. А переночевать в другом месте? Это тоже немного нервировало. Я протоптала дорожку на ковре у кровати Фишера, а потом встала у окна с видом на темнеющие лужайки и стала грызть ногти. К его возвращению я была уже на пределе. Я испуганно вскрикнула, когда он бесшумно прокрался в комнату.

Царапина на его щеке исчезла. Фиолетовые синяки под глазами были уже не такими яркими, как в тот момент, когда он появился. Он выглядел отдохнувшим. Его настроение тоже улучшилось, отчего мое стало только хуже. Любой здравомыслящий человек был бы рад, что лорд Калиша не был таким ворчливым, как обычно, но меня это почему-то бесконечно раздражало.

— Думаю, здесь ты найдешь все, что тебе нужно, — сказал он, протягивая мне небольшую холщовую сумку.

— Куда мы направляемся?

— Думаю, будет лучше, если я просто покажу тебе.

— А я вернусь? — Мой вопрос прозвучал как сдавленный писк, но он вел себя так загадочно, а я понятия не имела, что происходит, и у меня было достаточно времени, чтобы довести себя до исступления.

— Да, конечно, ты вернешься. Возьми с собой лисенка, если так тебе будет спокойнее. — С каких это пор Фишера волнует, что я чувствую? И он разрешил мне взять с собой Оникса? — Перестань так на меня смотреть, — сказал он.

— Почему? — с подозрением спросила я.

— Боги и гребаные грешники, не бери в голову. Пойдем уже.

Я вышла из темных врат на поляну, окруженную высокими деревьями. На ее дальнем конце под гигантским деревом, которое было таким большим, что затмевало все остальные, были возведены небольшие шатры, которые в сравнении с ним казались крошечными. Повсюду, куда бы я ни посмотрела, горели яркие огни, они вспыхивали и мерцали на деревьях и в высокой траве, расстилавшейся перед нами как ковер. Свежий вечерний воздух был наполнен легкой, жизнерадостной музыкой, запахом готовящегося мяса, сахара и звуками множества голосов.

Оникс извивался в моих руках, возбужденно повизгивая и требуя, чтобы его опустили на землю. Я отпустила его, и ошеломленно смотрела, как он уносится прочь — белое пятнышко среди высокой травы — и мчится к шатрам. Здесь было достаточно прохладно, поэтому у прилавков горели костры. Оникс прыгал вокруг одного из них, выпрашивая у мужчины, который готовил там, немного еды.

— Он здесь в безопасности? — спросила я.

Фишер нахмурился.

— Вероятно. Зимние лисы хорошо чувствуют угрозу. Если бы он думал, что кто-то из этих людей желает ему зла, он бы уже спрятался где-нибудь.

Что ж, это обнадеживало. Но я все еще была сбита с толку тем, что видела.

— Что это за место? Что здесь происходит?

— Это, — сказал он, потирая затылок, — Баллард. Я приезжал сюда раз или два, когда был маленьким. Это просто маленькая деревня. Сегодня у них праздник. Они отмечают самую длинную ночь в году.

— И почему мы здесь? — О боги. Неужели он пришел разрушить эту милую деревушку и привел меня с собой, чтобы я стала свидетелем того, какие тяжелые испытания выпадают на его долю? Мне показалось, что Фишер прочитал все это на моем лице, потому что он покачал головой, выглядя немного взволнованным.

— У них есть кое-то, что нам нужно, вот и все. Как только мы получим это, мы оставим их в покое. Никому не грозит опасность. По крайней мере, не от меня. Ты планируешь напасть на кого-нибудь?

— Нет!

— Рад это слышать. Пойдем. Я чувствую запах печенья «Беттелл». Я не ел его по крайней мере лет сто двадцать.

Жители Балларда представляли собой смесь всевозможных магических существ — это была картинка жизни народа фей, с которой я еще не сталкивалась. Крошечные, стремительные феи осыпали наши волосы лепестками цветов, проносясь на радужных крыльях между ветвями деревьев. Застенчивые длинноногие лесные нимфы с серебряными волосами до пояса и в струящихся зеленых одеждах на несколько минут появлялись из тени леса, а потом снова исчезали. Гоблины. Сатиры. Были даже три русалки, которые хихикали и плескались в реке, протекавшей по южной стороне холма. Никто из них не выглядел удивленным нашим появлением, хотя за нами следили любопытные взгляды, когда мы пробирались к центру сборища.

Здесь были прилавки с едой, прилавки, ломящиеся от миллиона разных ярких цветов, и киоски с играми. В самом центре празднества музыканты, собравшись в круг вокруг ревущего костра, наигрывали веселую мелодию, а женщина-сатир пела непристойную песню о старом плотнике, который не может сохранить твердость своих дров.

Фишер попытался купить для нас выпивку у женщины, разносившей поднос с элем, но она с улыбкой тряхнула своими пышными светлыми кудряшками и сказала, что сегодня никаких денег не берет.

Домики, уютно расположившиеся среди деревьев, были простыми и неприхотливыми, но они обладали неоспоримым очарованием. Повсюду были овощные грядки, что, честно говоря, поразило меня. Я знала, как выращивают овощи. Я разговаривала с фермерами, которые приезжали торговать с нами в Зилварен до того, как Мадра поместила Третий округ в карантин. Я с восторгом слушала их рассказы о том, как они ухаживают за своими культурами и собирают урожай, но видеть, как морковь, капуста, лук и фасоль растут прямо из грунта, было просто восхитительно.

Баллард был полон жизни. Она выплескивалась из земли, вилась по деревьям и висела в воздухе, как сладкая музыка. Дети бегали вокруг, смеялись и играли, их родители вместе ели и пили, а пожилые сидели у костра и сплетничали. Незнакомая боль пронзила мою грудь, когда Фишер подвел меня к небольшому травянистому склону возле костра и жестом показал, чтобы я присела. Это место было домом. Жителей Балларда никто не угнетал. Никто не нависал над ними, угрожая смертью, если они не подчинятся. Еда и вода, необходимые им для выживания, не нормировались до такой степени, что они не знали, доживут ли они до следующего дня. И здесь не было войны. Не было вампиров. Ни Малкольма. Ни Беликона.

— Это то, чего я всегда хотела для Хейдена, когда он был маленьким. — Признание само вырвалось из меня. — Жить в безопасном месте, где он мог бы расти спокойно.

Фишер оперся локтями на согнутые колени, глядя в свою кружку и размышляя над моими словами.

— С ним должно быть все в порядке, — мягко сказал он. — Похоже, Свифт нашел ему хорошую работу и жилье.

— О, если бы только этого было достаточно, чтобы угомонить Хейдена, — с горечью сказала я. — Мой брат с самого детства был неуправляемым. По сути, диким. Кроме того, он страдает пристрастием к азартным играм, из-за чего у него уже было четыре перелома. Если я когда-нибудь вернусь домой, будет просто чудом, если я найду его живым.

Фишер, не глядя на меня, сказал:

— Так и будет. Я имею в виду, что ты вернешься домой. Я не могу гарантировать, что твой брат будет жив, но…

— Спасибо за заверения, но ты должен простить меня, если я не растаю от облегчения. Ты, наверное, помнишь, что мне еще предстоит разобраться с процессом трансмутации и превратить тысячи колец в реликвии. А это, — устало сказала я, — начинает звучать как работа всей моей жизни.

Фишер вздохнул, вдавив каблук ботинка в траву.

— Я собираюсь помочь тебе с этим, — сказал он.

— Прости, ты только что сказал, что собираешься помочь мне с работой? Я правильно расслышала?

Он поморщился.

— Если я буду помогать тебе в кузнице, у нас, возможно, появится шанс довести дело до конца. Это также означает, что мне не придется терпеть постоянные угрозы Дании.

— Ты же не думаешь, что она не будет угрожать тебе в кузнице?

— Она не сможет угрожать мне, если не найдет меня, — сказал он.

Я не умела побеждать красиво. «Я же говорила» — была одной из моих любимых фраз, но я воздержалась от того, чтобы слишком злорадствовать.

— Забавно. Получается, ты ошибался, когда говорил, что вся эта кутерьма с твоими друзьями рассосется к утру, — размышляла я вслух. — Не думаю, что Дания когда-нибудь простит тебя за то, что ты бросил их.

Я ожидала язвительного ответа, но Фишер лишь грустно улыбнулся. Он отпил из кружки, и теплые оранжевые отблески костра придали его лицу бронзовый оттенок, а его полуночно-черные кудри превратил в темно-каштановые.

— Я не знаю, о чем ты говоришь. Дания уже снова стала такой же очаровательной и жизнерадостной, как прежде.

Он шутил. Должен был. Никто бы не стал держать ее рядом так долго, если бы она действительно была такой несносной.

Некоторое время мы молчали. Мы пили эль и наблюдали за игрой музыкантов, а вокруг нас веселился Баллард. Вскоре группа девочек-подростков из высших фей начала ходить кругами вокруг костра, хихикая и бросая на Фишера игривые взгляды. На вид им было двенадцать-тринадцать человеческих лет — тот неловкий возраст между детством и хаосом полового созревания, — хотя я понятия не имела, сколько им было на самом деле.

Фишер пока не говорил мне никаких резких колкостей, поэтому я решила рискнуть задать вопрос.

— Как вы здесь взрослеете? Ваши дети? Вы все живете так долго, но… вы рождаетесь, а потом остаетесь детьми на протяжении ста лет, или…?

Он покачал головой.

— Ребенок уязвим. Слабее, чем взрослый. Слишком легко может быть схвачен хищниками. Наше потомство взрослеет в два раза быстрее, чем человеческие дети. Мы полностью формируемся к двадцати одному или двадцати двум годам. Именно тогда процесс старения практически останавливается.

— Хищники?

— Множество темных и голодных тварей скрывается в забытых уголках этого мира, малышка Оша. По меньшей мере четыре вида банши питаются душами самых маленьких. Их жизненная энергия слишком сильна, чтобы они могли ей противостоять. Кроме того, здесь обитают призраки, русалки с острыми зубами и множество тварей, живущих в норах, которые так и норовят выскочить из-под земли и проглотить целиком все, что может поместиться в их пасти. Здесь действительно нужно следить за тем, куда ставишь ноги.

Живые боги. Я знала, что Ивелия полна опасностей, но не представляла, насколько рискованно здесь жить.

— А еще здесь есть растения. Ядовитые шипы и плотоядные цветочные бутоны. Если они и не убьют тебя, то уж точно оставят след. Ну и главная опасность, конечно, — заметил Фишер, его глаза потемнели. — Это Малкольм. — Он не сказал — вампиры. Он сказал — Малкольм, как будто бледная фигура с серебряными волосами, которую я видела на другом берегу реки, была единственным виновником смерти и разрушений, которые оставляла после себя его орда. — Одна только его ненависть стерла бы мир с лица земли, если бы ей дали волю.

Подул прохладный ветер, пробираясь ледяными пальцами под мою рубашку и заставляя меня дрожать. Я подумала, что это был порыв ветра, но воздух внезапно стал странно неподвижным, как будто весь мир затаил дыхание.

Смени тему, Саэрис. Ради всех богов, смени тему.

— Ты вызываешь небывалый переполох, — сказала я, отпивая эль из своей кружки.

— Хм?

Я кивнула на компанию молодых девушек, которые завершали свой четвертый круг вокруг костра, все еще бросая в сторону Фишера полные надежд взгляды.

— Думаю, эта маленькая группа может задаваться вопросом, не ищет ли лорд Калиша свою леди, — поддразнила я.

Я не думала, что Фишеру понравится мое замечание, но решила, что он, по крайней мере, поймет, что я шучу. Его рука крепче сжала кружку, а плечи напряглись.

— Тебе не следует так меня называть. Я не лорд Калиша, — процедил он.

— Но… это твой титул. Разве ты не единственный сын своего отца?

— Это не имеет значения. Я не… — Он запнулся. — Лорд обязан присматривать за своим народом. Защищать их. Обеспечивать безопасное место для жизни. Ты знаешь, где они сейчас? Люди, которые раньше жили на моих землях?

В его глазах вспыхнул ужасный гнев, когда он посмотрел на меня. Я знала, что мне не понравится то, что он собирался сказать, но я все равно ответила.

— Нет.

— Не другой стороне Дарна, жаждут крови своих гребаных детей, — с горечью сказал он. — Или же они бросили свои дома и уехали подальше, туда, где вся орда Санасрота не будет ломиться в их двери посреди ночи. Сто десять лет. Я оставил их на сто десять лет. Рен и остальные сделали все, что могли, чтобы остановить орду. Это не их вина. Я должен был быть здесь, чтобы защитить их. Я их подвел. Поэтому я не заслуживаю звания лорда Калиша. Я — лорд ничего.

Высокомерие, которое он носил как латные доспехи, исчезло. Вся эта искусственность. Стены, возведенные между ним и внешним миром. Исчезли. Ртуть в его глазу пульсировала, отражая свет костра, неумолимая, как всегда, не дающая ему покоя. Мне было больно видеть его таким, раздираемым горем, которое, как я теперь понимала, постоянно было с ним под поверхностью каменного фасада безразличия, который он демонстрировал миру.

У меня перехватило горло. Я хотела протянуть руку и прикоснуться к нему, но границы были так размыты. Примет ли он это утешение или рассмеется и плюнет мне в лицо? У меня были свои стены. Они были такими же высокими, как у него, и такими же прочными. Я не знала, переживу ли я такой отказ, если он повернется и станет насмехаться надо мной за то, что я решила посочувствовать.

Смелее, подумала я про себя. И еще — да пошел он. Если он проявит жестокость перед лицом доброты, значит, он заслужил быть несчастным и одиноким. Я глубоко вздохнула и уже собиралась потянуться к нему, как вдруг…

— Почему ты ничего не сказала? — потребовал ответа он, поворачиваясь ко мне лицом.

— Я как раз собиралась! Я просто… обдумывала!

— Не об этом. — Он резко выдохнул через нос. — О той ночи. О том, что произошло. С нами.

А-а-а. Дальнейших разъяснений не требуется. Я вглядывалась в его лицо, мое сердце билось как сумасшедшее.

— Ты ясно дал понять, что это будет разовый секс, — медленно сказала я. — Ты ясно дал понять, что можешь ненавидеть меня и все равно хотеть трахнуть. А я не из тех, кто продолжает добиваться того, что причиняет боль. Так что нет. Я не поднимала эту тему. Какой в этом был бы смысл? Ты бы приготовил мне чашку чая, сидел и слушал, как я пытаюсь убедить тебя, что нам может быть хорошо вместе?

Он безапелляционно фыркнул.

— Именно.

— Я не… — Было дико наблюдать, как Фишер подбирает нужные слова. — Я не испытываю к тебе ненависти, — выпалил он. Он выдохнул так, словно это признание дорого ему обошлось. — Но есть вещи, которых ты не понимаешь. Вещи, которые делают невозможным для меня…

— Слава звездам, я была права! — провозгласил хриплый голос.

Никто из нас не заметил фигуру, приближающуюся с другой стороны костра. Перед нами стояла женщина с изрезанным возрастом лицом. Трудно было разобрать, где начинается одна морщина и заканчивается другая. Она была невысокой для феи и слишком высокой для человека, но я не могла определить, кем она была. Мне показалось, что она может быть человеком, но потом она широко улыбнулась, показав пару потёртых, но всё ещё удлинённых клыков, и вопрос о её происхождении был решён. — Мне нравится наблюдать за небом, — проворчала она. — Зимородки¹¹ в этих краях встречаются очень редко, но я знала, что однажды мне повезет, если я буду продолжать поиски.

Фишер изобразил на лице убедительную улыбку, но она не коснулась его глаз. Не до конца. Он застонал, с трудом поднимаясь на ноги, как будто не был самым знаменитым воином Ивелии в расцвете сил, и вместо этого у него болели старые кости. К моему удивлению, он обнял старую женщину и крепко прижал ее к себе.

— Добрый вечер, Венди, — сказал он.

Она крепко сжала его в ответ, а затем театрально отпихнула от себя.

— Добрый вечер, Венди? Не надо мне «Добрый вечер, Венди». Я каждый год пеку для тебя это проклятое печенье, а ты ни разу не удосужился появиться и попробовать его. Больше никто их не любит, ты, наглая дрянь. Какая пустая трата ингредиентов!

Фишер смотрел на нее очень серьезно, но искренняя улыбка, которой не хватало несколько секунд назад, наконец-то расцвела, и в глазах заплясали веселые искорки.

— Прости меня, Вен. Я был ужасно груб. Я должен перед тобой извиниться.

Она шлепнула его по руке — самой высокой точке его тела, до которой могла дотянуться.

— Ты должен мне деньги! — воскликнула она. — Ты знаешь, как дорого нынче стоит сахар?

Фишер рассмеялся. Действительно рассмеялся. Звук был насыщенным и глубоким, и что-то внутри меня затрепетало. Когда я впервые взяла в руки кувшин в Зимнем дворце и наполнила себе стакан, я подумала, что звук этой льющейся бесплатной воды будет моим любимым звуком до самой смерти. Я ошибалась. Искренний смех Фишера был большей редкостью, чем вода в Зилварене, у меня чуть слезы не навернулись на глаза, когда я услышала его.

— Я посмотрю, что можно сделать, чтобы открыть некоторые из этих торговых линий, — пообещал Фишер.

Венди что-то проворчала и скорчила такую недовольную гримасу, что я чуть не расхохоталась.

— Не беспокойся. В наши дни торговцы приносят слишком много плохих новостей со своими товарами. Мы лучше обойдемся без них. — Она обхватила Фишера за талию, сжимая так, словно рассматривала фрукт на рынке. — Где бы ты ни был, тебя все равно не кормили как следует. Пойдем. У меня есть два свободных места за столом и две большие миски тушеной говядины.

— Спасибо, Венди.

Она пригвоздила его злобным взглядом.

— Я знаю, что ты не собираешься забывать о хороших манерах и заставлять меня самой представляться твоей прелестной маленькой спутнице, Кингфишер Аджунских Врат.

Фишер побледнел, его губы приоткрылись. Он выглядел ошеломленным. Но я уже поднималась на ноги и протягивала руку Венди.

— Я Саэрис Фейн. Я…

— А, зилваренская девушка! Живые Боги! — Венди схватила меня за плечи и прижала к себе, разглядывая с ног до головы. — Я почувствовала это! Я знала, что врата снова открылись. Я чувствовала, как ты проходишь через них. В тот день в воздухе стоял гул.

— Очень приятно познакомиться, — ответила я.

Она почувствовала, как я прохожу через портал? Разве такое возможно? Ивелия была страной неожиданной магии и уникальных существ. Она взглянула на меня и сразу поняла, что я из Зилварена. Это уже само по себе впечатляло. Венди прикрыла глаза, глядя на меня сквозь щелочки опущенных век. Ее рот медленно приоткрылся, когда она вглядывалась в меня.

— Хм… — Она обнюхала меня.

— Значит, больше, чем просто спутница? — Венди хмуро посмотрела на Фишера из уголка своего затуманенного глаза.

— Она друг, — сказал Фишер без малейшего намека на чувства в голосе. — Временный. Скоро она вернется в Зилварен, к своей жизни и забудет обо всем, что здесь произошло.

Венди кивнула, все еще не раскрывая рта. Не похоже, чтобы она ему верила.

— Неужели?

— Кажется, ты что-то говорила о тушеном мясе? — С Венди он не был таким вспыльчивым, как со мной, — что-то подсказывало мне, что ему это не сошло бы с рук, — но с каждым мгновением он становился все напряженнее. Венди сжалилась над ним и оставила эту тему.

— Да, тушеное мясо! И лепешки из шелухи, и картофель, и морковь в медовой глазури! Вы двое не покинете Баллард, пока не начнете трещать по швам и не сможете проглотить больше ни кусочка. Пойдем.

Венди не шутила. Она снова и снова наполняла наши тарелки, переходя от острых блюд к сладким, когда вспоминала, что еще есть копченое мясо или десерт, который она хотела, чтобы мы попробовали.

Я выпила больше, чем следовало, учитывая количество виски, которое я уничтожила с Лорретом двумя ночами ранее, но эль оказался совсем не крепким и вызывал лишь сладкое, теплое ощущение в груди. Фишер не сопротивлялся, когда ему снова и снова подливали, что меня удивило. Он вопросительно выгнул бровь, заметив, что я наблюдаю за тем, как он осушает свою шестую кружку.

— В чем дело? — спросил он.

— Да так. Я просто подумала, что ты остановишься после двух кружек или около того. Я ждала, что ты скажешь что-то вроде… — Я прочистила горло, понизив голос. — Хороший воин никогда не притупляет свои чувства выпивкой. Я всегда должен быть готов к бою.

Фишер откинулся в кресле:

— По-твоему, я такой?

— Да, — ответила я.

— Чушь собачья. Я не говорю так претенциозно.

— Ты говоришь еще хуже. Эй! — Крошечная девочка-фея с розовыми крылышками балансировала на краю моей тарелки, пытаясь стащить одно из моих печений «Беттелл». Печенье было почти такого же размера, как она сама. Оно расплющило бы ее, если бы упало сверху. Она закричала пронзительно и сердито, когда я отобрала его. — Ты же можешь пораниться, — пожурила я ее. — Как ты себе представляла, что будешь лететь и нести его одновременно?

Трудно было разобрать, что она ответила, но я была почти уверена, что расслышала слова «не твое» и «дело», а также еще несколько красочных выражений, добавленных для пущей убедительности. Я притворилась глубоко оскорбленной, но все же разломила печенье на маленькие кусочки и положил их на тарелку для нее. — Вот. Теперь тебе будет легче с этим справиться. Не за что.

Она сделала грубый жест рукой, но взяла кусочек и улетела прочь. Когда я обернулась к Фишеру, он откинулся в кресле и пристально наблюдал за мной. Заметив, как дрогнули уголки его рта, я ухватилась за возможность подразнить его.

— Ты собираешься улыбнуться, Кингфишер Аджунских Врат?

— А что, если да? — ответил он очень ровным, спокойным тоном.

— Я могу сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз я была свидетелем того, как ты это делаешь. Никто мне не поверит, когда мы вернемся в лагерь.

Тогда он все-таки улыбнулся, медленно и печально, отвернув голову и поигрывая вилкой.

— Они поверят тебе, малышка Оша. Они все не раз видели, как я улыбаюсь.

— Только не в последнее время? — прошептала я.

— Нет. Не в последнее время. В последнее время улыбаться очень трудно. — Его адамово яблоко дернулось. — Хотя последнее время становится легче.

Он казался расслабленным, но в его плечах чувствовалось напряжение, которое я замечала, даже если никто другой этого не видел. Серебристый блеск в его глазах стал безумным. Я прижала кончик языка к внутренней стороне зубов, чтобы не испортить момент неуместными вопросами, но я знала, что он страдает. Он всегда страдал.

Аннорат мор!

Аннорат мор!

Аннорат мор!

Голоса доносились из ниоткуда, громкие и полные ужаса.

Аннорат мор!

Аннорат мор!

Аннорат мор!

Громче. Быстрее. Громче. Еще быстрее.

Я вцепилась в край стола, не в силах вздохнуть из-за рева в голове…

— Саэрис? Дорогая девочка, ты меня слышишь? С тобой все в порядке?

Баллард снова обрел резкость. Тарелка валялась на полу у моих ног, а трава была усеяна печеньем «Беттелл». Кингфишер смотрел на меня широко раскрытыми от шока глазами. Заговорила Венди, ее голос был полон беспокойства. Я сидела неподвижно, застыв как доска, а она прижимала тыльную сторону ладони к моему лбу.

— Температуры нет. Ты в порядке, Саэрис? С тобой что-то не так.

— Да. Я в порядке. Я… — Я тяжело сглотнула. — У меня просто немного закружилась голова, вот и все. — О, нет. Это заметили не только Фишер и Венди. Группа у костра прекратила разговоры и наблюдала за нами. Пара женщин-фей, прислонившихся к стволу массивного дуба в двадцати футах, тоже тихо переговаривались, их глаза были полны беспокойства, когда они смотрели на нас. Я подавила тревогу и улыбнулась как можно убедительнее. — Правда, со мной все в порядке, даю слово.

Он знает. Он понял, что ты что-то услышала.

Тоненький голосок в моей голове был прав. Фишер был белым как полотно и выглядел встревоженным, когда отодвинул свой стул, чтобы поднять мою тарелку.

— Это был долгий день, — сказал он, ставя тарелку обратно на стол. — Мы слишком много ели и пили, я думаю. Усталость берет свое.

Венди кивнула.

— Конечно. Конечно. Ну, ты же знаешь, куда идти, не так ли? Хотя, полагаю, прошло уже много времени. Ты помнишь дорогу?

Фишер добродушно усмехнулся и обнял старушку одной рукой.

— В остальном я, может, и не идеален, но память у меня отличная, — сказал он. — Спокойной ночи, Венди.

Я тоже обняла женщину, и у меня защипало в глазах от такого удивительного проявления материнской теплоты. Она все еще кричала нам вслед, желая спокойной ночи, когда Оникс помчался впереди нас по тропинке, зажав в зубах печенье.

Мы возвращались в Калиш. Фишер ни за что не согласился бы остаться здесь после этого странного эпизода. Но он не стал открывать темные врата и тащить меня обратно через них, как я думала. Он молча вел меня вдоль линии деревьев и мимо причудливых домиков, выстроившихся вдоль дорожки. Он пару раз развел руки в стороны, прежде чем засунуть их в карманы — казалось, он не знал, что с ними делать.

Тропинки, ведущие в лес, были достаточно широкими, чтобы по ним могла проехать небольшая тележка. Но они были пустынны, поскольку все еще оставались на поляне, наслаждаясь праздником.

Фишер остановился посреди тропинки так неожиданно, что я чуть не врезалась в его спину.

— Те слова, которые ты произнесла там. Зачем ты это сделала? — спросил он.

Я произнесла их вслух? Черт.

— Я не знаю. Правда, не знаю. Это вырвалось само собой. Я сидела там, слушала, как ты говоришь что-то про улыбку, а потом бац. Это было все, что я могла услышать. Аннорат мор. Аннорат мор. Аннорат м…

— Прекрати. — Фишер поднял руку, словно щит. — Не… повторяй этого. Пожалуйста, замолчи. — В моем присутствии он бывал раздраженным, злым, взбешенным, возбужденным, но никогда прежде я не видела его испытывающим страх.

— Ртуть повторяет эти слова в моем сознании после того, как ты заставил меня замолчать в Зимнем дворце. Что они означают? — спросила я, шагнув к нему.

Он отступил назад, покачав головой.

— Лучше не спрашивай. Я все равно не могу тебе рассказать, так что просто… не надо.

— Фишер…

Он бросился ко мне, схватив за руку.

— Давай. Пошли.

Лесная деревня Баллард промелькнула как в тумане, пока Фишер тащил меня за собой. Деревья были увешаны мерцающими огоньками. Вдоль дорожек тянулись красивые пруды и поросшие травой площадки со скамейками. Музыка все еще витала в воздухе, хотя и отдаленно, пока он вел меня все дальше в лес. В конце концов мы вышли на мощеную площадь с круглым фонтаном в центре. Статуя в фонтане — женщина со струящимися красивыми волосами и нежно улыбающимся лицом в форме сердца — держала каменную вазу, из которой в фонтан у ее ног лилась ровная струя. Звук журчащей воды был бы успокаивающим, если бы Фишер не был так взволнован. Он пересек площадь, держась подальше от статуи и направился к безобидной красной двери между двумя маленькими магазинчиками — пекарней и ателье портного, судя по всему.

— Фишер, помедленнее … — Я едва не споткнулась, проходя мимо фонтана, мой взгляд остановился на небольшой латунной табличке у ног женщины, и тут болезненное осознание настигло меня. Я поняла, почему статуя показалась мне такой знакомой. Она была очень похожа на Эверлейн. И у нее были высокие скулы Кингфишера. Вернее, у него были ее высокие скулы.

Эдина из Семи Башен. Леди Калиш.

Мать Кингфишера.

Он говорил, что она привозила его сюда в детстве. Она была важна для жителей Балларда. Фишер тоже. Я поняла это еще до того, как Венди пришла отчитать его за то, что он так долго пренебрегал ею. Все вели себя очень деликатно, но жители деревни прекрасно знали о его присутствии. Он не был здесь чужаком, никогда не был, а теперь открывал дверь в здании на площади, потому что у него был гребаный ключ?

— Пойдем. — Он жестом указал на открытую дверь. — Давай зайдем внутрь. Становится холодно.

Температура была ужасным оправданием. В Калише было гораздо холоднее, чем в Балларде, а он ходил там в одной рубашке и брюках, не моргнув глазом. Однако я понимала, почему он хочет попасть внутрь, и не собиралась его останавливать.

Дверь вела на узкую лестницу. Всего один пролет. Свечи в настенных канделябрах вспыхнули, когда Кингфишер жестом пригласил меня идти вперед. Я начала подниматься. Всегда любопытный Оникс проскользнул между моих ног, желая быть первым. Его когти звонко стучали по деревянным половицам, когда он подпрыгивал на каждой ступеньке. В воздухе пахло пылью и запустением. Когда я добралась до верха лестницы, то обнаружила, что окружена призраками, но, прежде чем я успела запаниковать, на фитилях свечей вспыхнуло пламя, и я увидела, что жуткие белые фигуры вовсе не были призраками. Просто большие предметы мебели, затянутые простынями от пыли.

Даже картины, висевшие на стенах, были закрыты. Три больших окна выходили во внутренний двор и на фонтан, но Фишер уже занимался этим. Он пересек скромную гостиную и задернул плотные шторы из бордового бархата, закрывая вид на миловидную женщину, льющую внизу воду из вазы.

Это была не просто квартира, которую Фишер снял на ночь. Это место принадлежало Фишеру. Когда-то, возможно, оно принадлежало его матери, а теперь перешло к нему.

Я прошлась по комнате, проводя рукой по простыням. Нос Оникса не отрывался от пола, он рыскал по комнате, усиленно сопя. Он громко чихнул, а потом снова принялся вдыхать пыль. Я уже собиралась сдернуть простыню с большой картины над камином, но рука Фишера поймала мое запястье.

— Не надо, — сказал он. Но затем, чуть мягче, добавил: — Не сегодня.

Почему мы вообще здесь оказались? Для него это было все равно что бередить открытую рану, но именно он привел меня в Баллард.

— Ванная комната вон там, — сказал он, указывая на дверной проем слева от нас. — Внизу две спальни. Я займу ту, что поменьше. Все равно она раньше была моей.

Две спальни. Он будет спать в своей комнате. Я должна была спать в другой. Меня это не удивило. Может, Фишер и согласился трахнуть меня, но я не питала иллюзий, что он захочет спать в одной комнате со мной.

— Спасибо. О, черт. — Я поморщилась. — Я оставила сумку на поляне. Я не подумала. Мне придется вернуться и забрать ее.

Но Кингфишер протянул руку, и его ладонь превратилась в клуб черного дыма, который затем стал куском холста, превратившимся в забытую сумку.

— Держи, — тихо сказал он. — Спокойной ночи, малышка Оша.