Даже пушечное ядро, что врезается в стену, бьёт слабее взгляда, которым встретил меня отец.
— Почему ты ещё здесь? — спросил он, сводя брови к переносице. — Я велел заложить карету полчаса назад.
Он ожесточённо отпихнул с пути кресло, будто оно виновно в повальной безалаберности служащих.
— Возникли новые обстоятельства, из-за которых отъезд пришлось отложить, — вкрадчиво сказала я, на всякий случай не отходя от двери. Мало ли, что может в меня прилететь. — Один человек пожелал, чтобы моё посещение дворца не закончилось столь скоро.
— Что за глупости? Кто…
— Мессир Вальде, — перебила я.
Скрыть торжество в голосе не удалось.
Отец уставился на меня так, словно у его дочурки вдруг отросла вторая голова и попросила нажарить яиц к завтраку.
Вместо того, чтобы сразу перейти к стадии принятия, он застрял в отрицании, всё больше раздражаясь с каждым словом:
— Мне надоели твои выходки, Айрис. Твой куриный ум даже не осознаёт, насколько смехотворны…
Вместо ответа я подошла и сунула ему под нос письмо.
— Может, слова кронпринца убедят вас больше, папенька? — с невинным видом спросила я. — Или с его умом тоже какие-то проблемы? Думаю, вы узнаёте его подпись.
Бегло просмотрев содержимое листка, он зачем-то поскрёб чернила ногтем.
— Объяснись, — скомандовал он.
Тихий голос прозвучал обманчиво-мирно. Затишье перед бурей, которая может разломать меня в щепки. Судя по стремительно багровевшей шее и бешено бившейся на виске жилке, стоило быть осторожнее.
Потупившись, я сложила ручки и с видом самой простодушной гимназистки в мире промямлила:
— Мессир Вальде сказал, что мой дар стоит развивать. Это всё, что я знаю.
— Да когда ты успела спутаться с этими двумя?! — рявкнул он так, что брякнули стёкла. — И суток не прошло, как ты здесь!..
Смятое в ком письмо ударило меня в лоб. Я дёрнулась, но осталась стоять, пока отец сотрясался от злости.
Он метался по комнате, как впавший в ярость зверь, пока вдруг не застыл у письменного стола. Упираясь в него обеими руками, словно хотел вдавить в пол, он то и дело метал в меня взгляды. С таким подозрением, будто ждал, что сейчас я с хохотом сброшу кожу и окажусь мессиром Вальде собственной персоной.
— А что случилось? — не удержалась я. Игра с огнём раззадоривала. — Неужели это проблема?
— Проблема? — страшно прошипел он, отрываясь от стола. Через миг он уже был рядом, железные пальцы больно стиснули мои щёки. — Змей пытается добраться до меня через дочь, разумеется, это проблема!
Он с силой пихнул меня в дверь и я едва не вывалилась в коридор.
— Заприте её в покоях, — скомандовал он появившимся гвардейцам. — И не выпускайте до особого распоряжения.
— Стойте, где стоите! — рявкнула я.
Здравый смысл говорил, что сейчас нужно изобразить послушание, усыпить бдительность отца видимым подчинением. Но гнев на этого человека соединился со страхом — и взорвался.
Гвардейцы остановились, в нерешительности поглядывая на герцога.
— Почему вы так со мной обращаетесь? — спросила я. Всё тело обратилось напряжённой струной, кулаки сжались. — Что я такого сделала, что пряжка сапог для вас важнее родной дочери? Меня допрашивали вчера, допрашивали! Где были вы в это время, м?
Под моим напором он сделал шаг назад. Дрогнул и отвёл глаза. Но не тот это был человек, чтобы проиграть, пропустив один выпад.
— Ты слишком эмоциональна, Айрис. Укроти свою истерику, — жёстко отрезал он. — И не забывай, с кем говоришь.
— О, я помню, будьте уверены! — с кривой улыбкой хмыкнула я, всё больше распаляясь от его тона. Как он смеет вести себя так, будто ни в чём не виноват и мои претензии смехотворны? — Я говорю с тем, кто и палец о палец не ударит ради моего счастья, но требует, чтобы я ему подчинялась.
— Замолчи немедленно.
— Может, хватит пытаться меня заткнуть и начать говорить самому? Ни один мой вопрос вы не удостоили ответом. Может потому, что ответить нечего? Так где вы были вчера? И что за дела у вас с королевой?
— Довольно. — Он рубанул воздух ладонью, словно окончательно обрывал все связи между нами. — Не думал, что от тебя будет столько проблем. А вы что застыли, болваны? Ведите её в покои и не выпускайте.
Мелкая дрожь сотрясала меня с головы до ног. Предел ярости был горным обрывом, на краю которого не хватает дыхания, чёрной пропастью, из которой уже не выбраться.
И когда рука гвардейца коснулась меня, грянул гром.