Шанс для злодейки

Глава 54

Пока мы поднимались на пологий холм, я недоумевала: как в такую погоду могло прийти в голову укрываться под защитой нескольких слоёв тонкой кисеи. Ткани шатров колыхались от малейшего ветерка и не казались хоть сколь-нибудь надёжной преградой холоду. Оказавшись внутри самого большого из шатров, яркого, как свежий апельсин, я сразу почувствовала немного раздражающий магический фон, а следом — дохнуло теплом.

Что же, у эмира Шах-резама тоже были маги на службе.

Украшенные перламутром столбики держали всю конструкцию, пол устилали гладкие шёлковые ковры. Пока мы шли сюда, я сосчитала все камни и неровности из-за тонкой подошвы ботинок, а теперь вздохнула с облегчением. Темнобровые женщины в чёрных одеждах настороженно поглядывали на нас. Они выстроились полукругом, держа в руках концы плотного полога из едва гнущейся от золотой вышивки тафты. Под этим наверняка тяжеленным покрывалом стояла девушка. Видно было только загнутые носки туфель, которые немедленно начали обсуждать. Шушукались так тихо, опасаясь разозлить грозного вида охрану, что звук больше напоминал возню мышей. Он был едва различим за звуками похожих на круглые лютни инструментов. Тоненькие девушки с прикрытыми прозрачными вуалями лицами водили смычками по двум струнам, извлекая заунывную мелодию.

Я катала в кармане кровокамень и потихоньку отогревалась. В шатре меня оттеснили вбок, но отсюда прекрасно было видно лицо Эдельгара — он так старательно прятал волнение, что оно стало ещё заметнее. Переминается он с ноги на ногу, словно застоявшаяся лошадь. Мессир, напротив, выглядел спокойным. На мосту он продемонстрировал прекрасное знание шах-резамского (насколько я могу об этом судить по результатам: трое бородачей казались довольными его приветствием).

Здесь приятно, хотя и несколько навязчиво, пахло. Густой аромат сандала и сладких цветов исходил от курильниц на длинных тонких ножках. Рядом с одной из них стоял мой отец и с не самым довольным видом покашливал в платок. Дым он не выносил ни в каком виде. Думала, что для такого торжественного случая он расфрантится пуще самого короля, но камзол на нём словно подбирали для верховой езды — короткий и лёгкий, не стесняющий движений.

Он почувствовал мой взгляд. Свёл брови к переносице и отвернулся.

Удивительно, но я даже не разозлилась, как обычно бывало. Взять бы ножницы, да вырезать его из своей жизни. Жаль, что члены совета не выходят на пенсию, так и будет глаза мозолить.

Один из охранников заметно напрягся и шагнул вперёд, когда я не задумываясь начала вливать силу в камешек. О, а вот и маг. Я кивнула ему и украдкой показала шарик, всем видом демонстрируя, что ничем криминальным не занимаюсь. Кажется, получилось — заготовка грела руку, но не взрывалась.

Приступ гордости пришлось отложить на потом. Один из бородачей, чья борода была такой длинной, что её пришлось заткнуть за пояс, сложил ладони в молитвенном жесте, поклонился и сказал на хорошем регеланском:.

— Эмир аш-Базед шлёт свой привет и наилучшие пожелания. Он выражает надежду, что два сердца найдут дорогу друг к другу и положат начало дружбе между нашими народами. Он готов отдать самое дорогое, что может быть у отца — любимую дочь, прекрасную, как луна, бриллиант своей души.

Отец отцу рознь, подумала я.

Девушки заиграли громче, вступили тамбурины. Все затаили дыхание, наблюдая, как отводят в сторону полог, являя миру принцессу.

— …надеюсь, она хотя бы умна, — растерянно шепнул герцог Най на ухо супруге, лица которой не было видно из-за шляпы.

Что же, живописцы и правда польстили принцессе. Приземистая, даже коренастая, она не демонстрировала того изящества, которым одарила её льстивая кисть. Длинный, бесформенный нос, тонкие губы, выступающий вперёд подбородок на вытянутом лице. Многослойный наряд из пурпурных тканей придавали её коже зеленоватый оттенок и делал силуэт ещё тяжелее, золотые браслеты сильно впивались в запястья. Ни кровинки в лице. Смертельная бледность и скованная поза выдавали, насколько же сильно она переживает.

Лишь две детали художники передали правдиво: тяжёлые смоляные кудри, что укрывали плечи плащом и прекрасные карие глаза, огромные и влажные. Их взгляд, нежный и кроткий, заставлял позабыть о несовершенствах принцессы.

Не всех, возможно — я видела, как кривились в усмешках губы, как задирали брови придворные, ожидавшие нечто другое. Но Эдельгар не выказал и доли разочарования.

Он учтиво, на восточный манер, приложился лбом к руке Самиры.

— Рад нашей встрече, — сказал он, а потом добавил что-то на воркующем шах-резамском наречии.

Лицо принцессы осветилось улыбкой:

— Вам тоже нравится аш-Хамдани? — произнесла она. Чистый, серебристый голос, немного дрожал от волнения. Небольшой акцент делал её слова мягче обычного, придавая им очарования.

Мне вдруг стало неловко. Как будто я наблюдала за чем-то интимным, таинством для двоих, при котором любой свидетель будет лишним. Они смотрели лишь друг на друга, Эдельгар всё не выпускал её ладонь, явно держа её дольше, чем положено по церемониалу, а к лицу Самиры обратно приливала кровь, расцвечивая щёки нежным румянцем.

Наверное, так и зарождается любовь. Первая искра, из которой разгорится пламя, согревающее в самую холодную ночь.

Бородач дважды хлопнул в ладоши:

— Прошу вас, столы уже накрыты в ожидании дорогих гостей!

Вслед за самозабвенно беседующей парой мы двинулись в соседний шатёр, запахи из которого почти заставили меня забыть о тревогах. Позади вдруг оказался мессир Вальде.

— Довольны? — спросила я.

— Более чем, — ответил он. И правда доволен, вон, как улыбается.

Я отвела глаза. Сегодня сама убедилась в том, что взгляды могут быть очень красноречивы для окружающих.

— Что он ей сказал?

— С переводом теряется либо форма, либо смысл. — Маг на миг задумался и негромко продекламировал: — «Вращалось небо много раз, но не случалось никогда, чтоб столь тончайшая краса была под небом рождена». Что-то в этом роде. Принцесса Самира очень любит классическую поэзию и прекрасно в ней разбирается. Я советовал ему взять менее льстивые строки, но кажется, этот выбор он сделал по своей воле. — Он отодвинул занавесь шатра и пропустил меня вперёд. — А что вы скажете?

Мне почудился скрытый смысл в его словах.

— Скажу, что рада за них, — легко ответила я.

И это было правдой. Мои чувства к Эдельгару были лишь желанием любить хоть кого-то, избежать одиночества. Теперь-то я знала разницу.

Обратно мы двинулись в поредевшем составе. Несколько фрейлин отправились вместе с кортежем принцессы в форт, чтобы обучить её и сопровождающих премудростям регеланских порядков, а мессир задержался утрясти последние детали соглашения. Он пообещал нагнать нас в скором времени, и это значило, что мне придётся найти другую карету.

Погода окончательно испортилась. Накрапывал противный мелкий дождь, на горизонте грозной тенью клубились тучи. Река билась о пожелтевшие от времени и ненастья каменные опоры моста. Сытая ленность слетела мигом, как прошлогодние листья в бурю, мой взгляд сам собой обращался в сторону уходящей в глубину леса дороги. Вороны то вспархивали над деревьями, то садились обратно, беспокойно кружили над макушками тёмных елей.

Тёплый приём шах-резамцев заставил меня успокоиться на время. «Вот видишь, — говорила я себе, воздавая должное обильно приправленным блюдам, — ничего плохого не произошло».

Но как только мы очутились на другом берегу, тревога вернулась. Набросилась на меня, как поджидавший своего часа убийца, и схватила за горло.

Плюнув на всё, я решилась и прошагала к королевской карете. Гвардейцы растерянно переглянулись, не понимая, есть ли у них право меня останавливать, но всё же заступили дорогу. Из кареты выглянул Эдельгар.

— Пропустите, — велел он, разгоняя их.

— У вас найдётся место для дамы без транспорта?

Я подхватила юбки и взобралась на подножку раньше, чем кому-то придёт в голову возразить. Принц поспешно подал руку, помогая залезть внутрь.

Мне повезло избежать лишней неловкости. Король спал после обильной трапезы, укрывшись хвостом мантии, и причмокивал во сне.

Эдельгара распирало желание поделиться впечатлениями, но я слушала вполуха, таращась в окно с таким усердием, что заболели пересохшие глаза. Гвардейцы выглядели спокойными, никто не сообщал о подозрительных преградах на пути, кони мерно рысили.

Так почему от этого всего у меня волосы дыбом?

Мы проделали изрядную часть пути. Через пару часов кончится лес, выедем на открытую всем ветрам дорогу через поля. Звуки сливались в однородный фон, странную музыку, в которой вдруг появилась фальш.

— …а ещё она построила школу в одном из… — Эдельгар замолчал, повинуясь моему жесту.

Вороны, которые надрывались на разные голоса всю дорогу, вдруг притихли.

Истошно заржал конь где-то впереди.

— Засада! — взвился крик и тут же захлебнулся.

Я слышу его как через толщу воды, всё вокруг становится медленным-медленным. А потом резко несётся вскачь. Карету дёргает, я слетаю на пол и ударяюсь лбом прямо о сидение. Впереди крики, истошно визжит лошадь, мы несёмся вперёд, вихляя и проламывая кусты. Я разворачиваюсь и вижу в окно, как брошенной марионеткой сползает с козел кучер. Он падает на дорогу с глухим звуком, словно брошенный мешок, заднее колесо подбрасывает.

Король таращит рыбьи глаза и бормочет под нос молитвы, Эдельгар вдруг кричит:

— Вниз!

Он успевает пригнуть мою голову, бывшую отличной мишенью. Тонкое стекло разлетается вдребезги, короткий свист сменяется хрипом. Я поднимаю голову и первое, что вижу: прижатая к горлу иссушённая рука, над которой дрожит древко с оперением. Она становится красной в мгновение ока. Намокают сизые перья.

— Отец!

Принц бросается к истекающему кровью, и теперь уже я хватаю его и валю на пол.

— Ему уже ничем не поможешь, — шиплю я. — Артерию перебили.

Трещат колёса, карету швыряет набок. Мы валимся кучей, руки скользят по чужой крови, звенят осколки. Тошнотворная приторная вонь ударяет в нос.

Страх вне моей головы. Он слеп и глух, он в костях, в мышцах, в обледеневшем до боли желудке. Но не в голове. Выжить любой ценой — всё, чего я хочу сейчас.

Обезумевшие кони выламывают оглобли, нас наконец-то перестаёт волочь по земле. Доносятся звуки боя, скрежещет металл о металл, голоса, треск, ломаются ветки.

Если до нас доберутся арбалетчики, то прикончат прямо здесь, расстреляют в упор.

— Надо выбираться. — Я хватаю принца за шиворот и встряхиваю. Он всё зажимает рану, из которой уже ничего не льётся, в глазах мечется ужас. — Эдельгар! Он мёртв! Живее, пока за ним не отправился!

Осторожно, чтобы не заметили снаружи, я приглядываюсь сквозь заднее окно. Кажется, основной бой сместился вперёд, гвардейцы отбросили нападающих. Но лезть через верх всё равно кажется плохой идеей. Я обматываю кулак полой плаща и разбиваю окно, обламываю острые края. Платье всё равно цепляется, тянет подол. Некогда возиться, я просто дёргаю и ткань рвётся.

Эдельгар вылезает следом. Мы прячемся за каретой и переводим дух, прижимаясь спиной к покрытому коркой грязи дну. Его парадный камзол вымазан кровью, сочится глубокий порез на щеке. По моему лбу что-то течёт, и я просто смахиваю рукавом, чтобы не залило глаза. Пальцы колет от впившихся мелких осколков.

— Ты цел? — спрашиваю я тихонько.

— А ты?

Он нашаривает парадную рапиру у пояса и отцепляет. Позолоченная гарда с камнями не отменяет того факта, что это настоящее боевое оружие. И пользоваться он им умеет, видела пару раз. Я перехватываю его руку и стискиваю пальцы так, что ему наверняка больно:

— Куда?!

— Я не могу отсиживаться здесь, пока мои люди гибнут!

— Заткнись, ради бога, — шиплю я. — Если стрела прилетит тебе в голову, их жертвы станут напрасными. Так что сиди тихо и не высовывайся.

Вряд ли хоть кто-нибудь в его жизни говорил с принцем в таком тоне.

Не до вежливости. Меня трясло до самых кончиков пальцев, но даже кромешный ужас не дал забыть, зачем я здесь. Пока Эдельгар со мной, у него больше шансов выжить.

В нескольких шагах от нас слышны сдавленные рыдания. Я мысленно призываю этого человека зажать рот и обращаюсь в слух самой кожей, фиксируя каждый звук.

Хрупает ветка.

Ещё одна, рядом.

Я осторожно подбираю ноги, перекатываюсь на подошвы так, чтобы не высунуться из-за кареты. Руку саднит, когда я опираюсь на землю, впиваются кусочки коры и шишек. Сила с готовностью отзывается на зов, сторожевой пёс, что готов сорваться с поводка. Она пронизывает моё тело и потрескивает на кончиках пальцев.

Теперь я уверена, что слышу шаги. Человек ступает мягко, как лесной кот, осторожничает. Будь у нас больше форы, можно было бы метнуться в лес, между деревьями проще уйти от стрелы.

Но форы не было.

Неровное дыхание, шелест одежды. С одной стороны или с обеих? Не разобрать. Звучит тихий свист, похожий на птичий, но ни одной птицы здесь нет. Я сжимаюсь пружиной, вся, до последней клетки, собирая импульс.

И когда он показывается из-за кареты, бросаюсь наперерез! Меня с чудовищной силой бьёт в живот, но я успеваю схватить голову напавшего и направить разряд прямо в неё. Сила хлещет через меня, содрогается тело в конвульсиях. Скрытое полумаской лицо обмякает, белки глаз мелькают между веками. Я разжимаю руки, и мужчина безвольно падает. От его чёрной куртки поднимается дым, вонь палёного волоса. Свистит клинок за спиной — Эдельгар успевает сразить мечника, зашедшего справа.

Я вижу, как гранёный конец рапиры пронзает грудь, как в отчаянии хватается за лезвие тот, кто сам шёл убивать. И только тогда меня настигает боль. Резкая, как пинок, она складывает пополам и копьём пронзает всё тело насквозь. Огненная волна от всаженной стрелы докатывается до затылка, расплавляет ноги в мягкое масло. Я оседаю на землю и от страха не могу даже закричать, голос рыбьими костями встаёт поперёк горла. Сердце ломает рёбра, рвётся наружу, отчаянное, живое. Нет ничего прекраснее жизни, ничего, что сравнится с ней! Я не хочу умирать, не хочу, не хочу!..

Последнее, что я вижу, а может, хочу видеть — всадник на вороном коне. Он мчится во весь опор, земля летит из-под копыт, клочья пены срываются с конского бока. Но всё-таки слишком медленно, чтобы успеть до того, как я упаду во тьму…