Шанс для злодейки

Глава 60

Мой план попахивал авантюрой. Вернее, от него разило так, что ни один уважающий себя человек не подошёл бы на расстояние ближе пушечного выстрела. Но я нутром чуяла, что должна это сделать.

Как доказала практика, мои предчувствия не стоит игнорировать.

— Ах, нутром… — повторил Радвин, когда дослушал. Интонация говорила сама за себя: он не одобряет ни единой буквы из сказанного.

После того, как мне удалось его уговорить снять верёвки, дело не особенно продвинулось дальше. Но хотя бы демоном меня больше не обзывали и не грозили немедленно переправить в геенну огненную — уже хорошо.

Как же низко упала моя планка ожиданий от жизни.

Мы сидели в чайной комнате на втором этаже. Ей пользовались так редко, что я не могла вспомнить, как же она выглядит при свете дня. За высокими окнами только-только занимался рассвет, просачивался между задёрнутыми шторами белесой дымкой. От единственной свечи почти не было толку — светлячок посреди ночи, — но я не стала зажигать больше, чтобы не видеть выражения лица Радвина.

Со скрипом, со сжатыми зубами, он принял мою историю на веру. Человек практического склада, сорванный ритуал он засчитал как более весомый аргумент, чем мои слова.

Но даже если я не порождение тьмы… Для него это ничего особенно не меняло.

— Где сейчас Айрис? — единственное, что он спросил. Голос звучал хрипло, точно в горло забился песок.

На моих глазах он прошёл почти все стадии осознания горя за какие-то пару часов. Отрицание, гнев, торг, депрессия. Однажды наступит время и для принятия, но явно не сегодня.

— Не знаю, — ответила я честно. — Сначала я чувствовала её, но думаю, это больше связано с самим телом. Она очень тебя любила. И чуть не сошла с ума от горя, когда… Ну, когда она… Понятия не имею, как можно переиначить «всадила в тебя нож и убила» так, чтобы это прозвучало мягко.

— Я понял, — сказал Радвин. — И предпочёл бы умереть вместо неё.

Это было сказано так просто, без намёка на театральность, что я сразу поверила. Он и правда бы сделал так.

— В этой жертве нет смысла. Напоминаю, что её всё равно в итоге казнили. И, поверь, это не самые приятные ощущения. Если выбирать из двух зол меньшее… Для неё тоже всё обернулось лучшим образом, как бы цинично это ни звучало.

Я чувствовала себя очень неуклюжей в этом разговоре. Всё равно что убить кого-то случайно, а потом похлопывать родственников усопшего по плечу. И равнодушной быть нельзя, и заходить слишком далеко в выражении сочувствия. Найти баланс оказалось трудновато.

Я спрыгнула с этого каната на твёрдую почву:

— Знаешь, где отец хранит документы?

— Здесь их нет. Он же никому не доверяет, держит всё при себе.

— Во дворце, получается…

С этого всё и началось.

***

Минус и плюс того, чтобы быть прислугой — вас никто не замечает.

Даже Ханна, садясь в наш экипаж, сперва ограничилась лишь маленьким кивком вежливости в мою сторону.

А потом услышала голос, присмотрелась и распахнула в изумлении рот:

— Рири?..

Я заметила, как дёрнулась щека у Радвина. Он больше не звал меня этим домашним прозвищем, да и вообще избегал называть по-имени.

План был крайне прост по своей сути — проникнуть во дворец под видом горничной или экономки и запустить руки в отцовский тайник. У такого дотошного, считающего каждую монетку, человека всегда всё записано. Уверена, что в его бумагах найдётся немало интересного — ведь наёмники не работают за идею.

Реализация оказалась сложнее. Одну меня не пустят даже за ворота. А капитан гвардии в компании молодой служанки вызовет нездоровый интерес.

Всё должно выглядеть естественно.

Поломав голову, мы сошлись на том, что Ханна идеально подойдёт на роль моей госпожи. Близился день рождения её тётки, который она не пропустит даже в трауре — так почему бы не предложить ей наш экипаж? Вернее, решение было моим, а Радвин просто не спорил.

Думаю, ему хотелось увидеть её.

Со дня отъезда Ханна не показывалась при дворе. И сейчас было понятно, почему. Я едва узнала прежнюю жизнерадостную девчушку в этой бледной особе. Со щёк сбежал румянец, под глазами залегли тени, щёки ввалились. Она выглядела как человек, позабывший о таких вещах, как сон и еда. Чёрный цвет её не красил: воровал последние крохи жизни и делал старше.

Ханна в изумлении смотрела на нас. По этикету, она должна была сесть рядом с женщиной, но так растерялась, что вместо этого плюхнулась напротив.

Вместо привычных ярких шелков я нацепила тёмный шерстяной жакет и юбку, позаимствованные из шкафа Эдны. Думаю, она не обидится. Длина оказалась чутка коротковата, но в целом сидело сносно. Положенный горничным глубокий чепец с белым кантом нашёлся в прачечной. Там же — штаны, которые я пододела на случай запасной стратегии отхода.

— Развлекаюсь, как могу, — сказала я. Концы отрезанной ради маскировки чёлки щекотали лоб, так что он постоянно чесался. Я с наслаждением поскребла кожу, стараясь не задеть скрытый волосами синяк на виске.

— Но что это? — воскликнула она. — Зачем?

— Знаешь, меня давно интересовало, как живёт простой люд. Хочу проверить, каковы условия труда, может, поменять что-нибудь для наших Джеммы и Мейси. Мы ведь понятия не имеем, как им живётся. С чем они сталкиваются каждый день, какую работу выполняют. Как же мы можем определить для них справедливую плату, если ни о чём не знаем? — К концу этой пламенной речи я сама почти поверила в кристальную чистоту своих намерений. Эдак можно заиграться и перейти к созданию профсоюзов.

— Не думала, что тебя волнуют такие вещи…

— Да, в последнее время вопрос справедливости занимает меня всё чаще. Я даже смогла убедить Радвина поддержать этот маленький эксперимент, представь себе.

— О… — Она подняла на него глаза и слегка улыбнулась. — Тогда я спокойна.

Они сидели рядом, такие разные внешне, но схожие своей внутренней болью.

Взгляд Радвина смягчался, когда падал на неё. А Ханна, обычно тихая в обществе мужчин, не стеснялась говорить ему то, о чём думает.

Если у меня всё получится, герцог Вилфорт утратит право на собственность. Всё состояние перейдёт к Радвину… Может, тогда он наконец решится?

Глядя на них, я не могла не думать о Дариане. Желание увидеть его сидело во мне постоянно, но иногда прорывалось наружу так остро, что замирало сердце. Тогда я поглаживала кольцо, словно это прикосновение могло передаться через расстояние. Но что это за горничная, с таким-то булыжником на пальце? Сейчас кольцо висело на крепкой цепочке, спрятанное под воротник.

Позже. Мы обязательно увидимся позже. Он откроет глаза, скажет что-нибудь такое, от чего все испытания покажутся не более, чем сном.

Иначе и быть не может.

У ворот, отмечающих начало дворцового парка, карета дёрнулась и внезапно остановилась.

— Досмотр! Приказ королевы! — пробасил кто-то кучеру.

Я обеспокоенно посмотрела на Радвина, но тот просто открыл дверцу и выглянул.

Снаружи ойкнули.

К нам подошёл молодой гвардеец с чёрными, как сажа, усищами. На юном лице они смотрелись приклеенными. Глубокий, как из бочки, бас, этому лицу подходил ничуть не больше. Он вытянулся во фрунт и отдал честь, потом растерянно развёл руками:

— Простите за эту остановку, капитан, у нас приказ досматривать всех без исключения.

— Кого-то ищут?

— О, вы не слышали ещё? — Юнец обернулся, потом сунул голову внутрь и театральным шёпотом произнёс: — Его высочество объявили в розыск. Говорят, это он короля нашего и того… Не при дамах будет сказано. Странные дела творятся. Стрелковые уже гадают, не придётся ли сторону выбирать, сам вчера слыхал.

Я легонько пнула Радвина носком ботинка. Он понял:

— К чему склоняются?

Парень почесал затылок с несчастным видом.

— Да как сказать… Большинству всё равно, лишь бы платили вовремя. Королеву не любят, сами знаете, но побаиваются. С ней теперь всюду отец ваш ходит, тоже страху нагоняет. Жуткий мужик, конечно. — Он вдруг осознал сказанное и пошёл алыми пятнами. — Ой… Извините. Ляпнул сдуру, не подумал.

— Вольно. Досмотр окончен, ступай.

Парень явно был рад оставить нас.

— Как я и думала, без дела они не сидят, — пробормотала я, едва мы тронулись дальше.

Уверенность в том, что моя вылазка необходима, только окрепла.

В отличие от компаньонок, горничная не могла завалиться во дворец прямо через парадный вход. Оставив Радвина и Ханну на попечение лакеев, я взяла одну из её картонок со шляпками и двинулась в обход правого крыла. Здесь было оживлённо, кипела та потаённая жизнь, которая обеспечивала обитателям дворца ежедневный комфорт. Все куда-то спешили, кроме двух пожилых мужчин, разглядывающих горизонт.

— Вольёт?

— Не, не должно.

— А я говорю, вольёт. Сегодня когда листья жгли, дым прямо по земле стелился. Точно вольёт, как пить дать. И ветер какой, а? Грозой пахнет.

— Да тебе всё грозой пахнет, — проворчал второй под нос.

Из открытых дверей вылетел третий.

— А что это у нас, уже все фонтаны почищены? — накинулся он на них, рысцой пробегая мимо. — Стоят тут лясы точат, ветры нюхают!

Я обогнула их и без помех вошла через двери для прислуги, не вызвав к себе ни малейшего интереса.

Внутри я на секунду растерялась. Привыкнув к величественным интерьерам с росписью на потолках и залами, в которые мог бы влезть целый дом, никак не ожидала увидеть обшарпанные стены.

— Чего на дороге встала? — обозлилась на меня дородная женщина с огромной родинкой возле носа. Она тащила целый ворох мятой одежды. — Сбрызни отсюда, пока не зашибли.

Совет был к месту.

Внутри дворца оказался ещё один, о котором и не подозревают знатные леди и лорды. Потайные коридоры, по которым ходили слуги, пронизывали здание, как муравьиные ходы. Изнанка королевского дворца пахла извёсткой и клеем, пока в залах разливали ароматы цветы и парфюмерные воды.

С коробкой под мышкой я шла по коридорам без окон с полным ощущением, что опять наступила ночь. Через каждые десять шагов на стене горел масляный светильник, тёплый свет окрашивал кожу в медовые оттенки. То и дело открывались двери — они вели буквально в каждую комнату, но раньше я их никогда не замечала. Без шансов было пройти весь этот путь и ни разу не заблудиться, но я прикинулась новенькой овечкой и спросила дорогу у девушки в похожем чепце.

В левом крыле людей ходило гораздо меньше, реже слышались шаги и разговоры.

Я дошла до нужной двери, последней перед крутым поворотом. Приникла ухом к деревянной поверхности и затаилась. Но всё, что услышала — это шум крови в ушах, да биение собственного сердца. Заодно отметила, что колотится оно, как ненормальное.

Резко, чтобы никакая петля не скрипнула, я приоткрыла дверь. Коридор перечеркнула тонкая полоска дневного света. Выждав несколько секунд, я осмелела и заглянула внутрь.

Стены кабинета, стол с письменным прибором, стулья с высокими спинками — всё из тёмного дерева, столь же роскошного, сколь и мрачного. Даже высокие окна не спасали, всё равно атмосфера похоронная.

Кажется, никого.

Настороженная, как заяц на лесной опушке, я на носочках прокралась внутрь и закрыла за собой так аккуратно, словно дверь была из хрусталя. В кабинете никого нет, но снаружи — приёмная, в которой всегда сидит секретарь.

Стол и шкафы интереса не представляют. Человек, который не доверяет никому, кроме себя, не станет хранить компромат в доступном всякому желающему месте. В «Голубых холмах» он пользовался потайной комнатой. Айрис узнала о ней случайно, когда спряталась в кабинете, чтобы сделать сюрприз.

Я поморщилась от воспоминаний. Ну и досталось же ей тогда.

Итак, что мы имеем: он скрытный, любит порядок и символичность. Я обошла вокруг стола, быстро проверила ящики, подёргала светильники, посмотрела под картинами на стенах. На полках красовались книги, выложенные в алфавитном порядке: «Арифмософия», «Баталии при Леоранте», «Великий исход», «Единое собрание положений по градостроительным работам от 907 года», «Гербы и флаги изначальных родов: история и трактовки».

Постойте-ка…

Это непередаваемое чувство, когда ты замечаешь нужное в последний момент. Я уже готова была отойти от полки, чтобы продолжить дёргать статуэтки за головы, шарить под коврами и всячески терять время. Но крошечная неправильность, металлический заусенец, царапнул взгляд и остановил меня.

Я схватила стул, вскочила на него и так смогла дотянуться до верхней полки. Кончиками пальцев подцепила туго сидящие среди кожаных переплётов «Гербы и флаги», потянула на себя…

За шкафом что-то щёлкнуло, и он начал поворачиваться, открывая проход в стене.