Незаметным образом кабинет лорда Вальде превратился в моё убежище. Оказавшись за закрытыми дверями, я наконец-то смогла спокойно вздохнуть и повалилась в любимое кресло, разбросав руки и ноги.
— Не время изображать осьминога, — он мельком глянул на это безобразие и расположился на диване под двумя занятными полотнами: на первом толпа крестьян пыталась затыкать дракона вилами, на втором — похожий дракон жёг деревенские домишки, пока напуганные крестьяне пытались удрать в лес. Полотна были большими и детализированными, со всей гаммой чувств, надлежащих событиям.
Мне нравилось их разглядывать долгими вечерами, когда мессир уже понимал, что и сегодня толку от моей магии не добиться. Слуги приносили еду с королевской кухни, мне дозволялось полистать книги из личных запасов наставника, а сам он не против был дать комментарии по историческим моментам, свидетелем которых был лично. Чувство юмора его отличалось беспощадностью. Если бы потомки обсуждаемых исторических фигур услышали эти остроты, им бы пришлось вызвать его на дуэль, чтобы спасти честь семьи.
Сейчас я остро скучала по согревающему спокойствию, которое дарило это незамысловатое развлечение. Хотелось забыть про всё и свернуться калачиком прямо в этом кресле, жевать ароматные от ванили бисквиты и не думать о насущных проблемах.
Лорд Вальде был до странного воодушевлён. Как родитель, чей отпрыск впервые встал на ноги и тут же набил шишку.
— Итак, Девятая, вас впервые подставили, — начал он тоном лектора. — Как впечатления?
— Отвратительно, — честно призналась я и села прямо. — Так будет каждый раз?
— Нет, разу к десятому эмоции притупляются, — не знаю, шутил он или нет, — так что нужно перетерпеть в начале, а потом вам станет всё равно. Только лёгкое раздражение от того, что люди досадно глупы, крикливы и не желают ни в чём разбираться. Они придавлены страхом, так что будут счастливы отыграться на ком-то ещё. Привыкайте. И чем выше вы заберётесь, тем больше найдётся желающих с криком и улюлюканьем сбросить вас в самую грязь. Но это ничего, это ничего… — пробормотал он, открывая злосчастную папку. — Грязевые ванны бывают полезны…
Я встала и подошла к нему. Склонилась, рассматривая улику.
Да, безо всякого сомнения, это была та самая карикатура на рогатого короля. На других листках были вариации на тему — с закрученными бараньими рогами, с короткими козлиными, с тяжёлыми разлапистыми рогами лося.
— Что скажете? Мне нравится стиль, чувствуется набитая рука.
Он поднял голову и взглядом упёрся аккурат в вырез предательски распахнувшегося халата. Я быстренько стянула края вместе и выпрямилась. Подумала и села рядом, но ткань из рук больше не выпускала.
Вид у мага сделался задумчивый, но заострять на инциденте внимание он не стал, за что и спасибо.
— Так что, теперь будет проще? — спросила я, изо всех сил стараясь звучать естественно. — Нужно вычислить, кто мог подкинуть мне эту дрянь. Найти свидетелей или…
Мессир Вальде довольно мурлыкнул под нос:
— О, всё гораздо проще, Девятая. Любой предмет хранит память о том, кто его касался. Мне нужно кое-что подготовить, но к завтрашнему утру тайное станет явным. — Он вдруг нахмурился: — А теперь ступайте к себе и оденьтесь как следует, пока кто-нибудь ещё не лицезрел широту вашей души. Не то чтобы я был против, но разделить с кем-то ещё эти впечатления не хотелось бы.
Я выскочила за двери, как ошпаренная.
***
Эдна лежала на кушетке, а заплаканная Ханна совала ей под нос флакончик с нюхательными солями. Толку от этого действия было не много, потому что вынуть пробку она благополучно забыла.
— Рири! — воскликнула она, выронила флакон прямо на Эдну и подбежала ко мне. Слёзы снова заструились по розовым щёчкам, прямо бесконечный поток какой-то. — Рири, тебя арестовали?!
Я не вполне поняла ход её мысли.
— Эм… Нет. Что бы я здесь делала, если б меня арестовали? Или ты заделалась в надзирательницы? Будешь отбирать у меня пирожные и кормить тюремной баландой, да? Какая коварная, — я пыталась её заболтать, чтобы высвободиться из цепких объятий, но проще было одолеть медведя. Вроде мелкая, а силищи в ней…
— Чем кормить? — непонимающе захлопали мокрые ресницы.
— Каша такая. Жидкая и невкусная. А теперь отпусти меня, ради бога, мне нужно переодеться. Эдна, родная, ты там жива?
— Госпожа, — слабым голосом отозвалась она, — это правда вы?
— Нет, не я. Давай, приходи уже в себя, никто не умер. Просто вышла небольшая ошибка, скоро всё разрешится. Ну-ка, посмотри на меня? Сколько пальцев показываю?
— Приличные леди не показывают такие жесты, — пробормотала Эдна.
Я засмеялась:
— Вижу, ты уже в норме и готова учить меня уму-разуму. А приличной мне уже не стать, как ни старайся. Слышали, что про меня там говорили?
Они обе потупились. Ханна погладила меня по плечу:
— Это ничего не значит, Рири. Они просто тебя не знают.
— Ещё узнают, — пообещала я, недобро усмехаясь.
Пока не знаю, как именно, но непременно отомщу всем, кто сегодня чесал языки и прохаживался на мой счёт. Им было весело. А как весело будет мне?
Я прекрасно понимала, что распоряжение принца делу не поможет. Людям нельзя заткнуть рты законом. Запретишь говорить в полный голос — будут шептаться. Запретишь шёпот — будут писать на салфетках.
Пережитое унижение требовало возмездия. Я не заметила, как слишком сильно стиснула руку Ханны, та вскрикнула.
— Ох, прости…
Опять это чувство подавленной злобы, что протянула чёрные скользкие щупальцы из глубины души. Мне хотелось сделать кому-нибудь больно, наброситься, лишь бы не быть с ней наедине, не дать поглотить себя.
— Не знаешь, как поживает сэр Леонар? — спросила я как бы между прочим, пока Эдна шнуровала корсаж. — Давно ничего о нём не слышала.
Ханна погрустнела:
— Герцог отбыл в своё родовое имение. Его дедушка почувствовал дыхание смерти, так что семья собралась, чтобы проводить его.
«Ага, как же, — хмыкнул внутренний скептик. — Наследство делить они собрались, а не в последний путь провожать старика, которые ещё при жизни всем хуже горькой редьки надоел».
Что же, тем лучше. Не уверена, что в нынешнем состоянии встреча со мной окончилась бы для сэра Леонара без травм.
— Что сказал, — Ханна понизила голос до шёпота, словно он мог её услышать через несколько залов и коридоров, — мессир Вальде?
— Сказал, что завтра все узнают правду. — Я отобрала у Эдны шнурки и завязала сама. Ей волю дай, так я дышать не смогу. — Человек, что подставил меня и оклеветал усопшую королеву, последнюю ночь спит спокойно.
— Вот и славно, — вдруг сказала Эдна, вернувшая прежнюю суровость, — и тюрьмы такому будет мало. Королева была чудесной девочкой, ласковая, как котёнок, а уж красавица, каких поискать. И мать из неё вышла бы не чета здешним кукушкам, что сперва родное дитя на руки нянькам скидывают, а потом и в лицо не узнают. Эх, жизнь… Родильная горячка дело страшное. И король с тех пор переменился нравом, всё ему не важно стало.
Я с грустью подумала про Эдельгара. Мама, которая могла его любить, умерла раньше, чем он запомнил её лицо. Я свою тоже не помнила… Вернее, мы обе — что я, что Айрис. Может, потому я временами чувствую себя так, словно совершенно одна на всём белом свете? То, как он смотрел… Не знаю, кому было хуже. Ему обнаружить, что я могу быть предательницей. Или мне увидеть его сомнения.
Хоть принц и стал на мою сторону, но так стремительно покинул поле брани, что я и не знала, что думать. Нужно разрешить недопонимания раньше, чем их ядовитые семена прорастут.