Шанс для злодейки

Глава 44

Магический транс совсем не похож на сон. Меня выдернуло из тела, но оно не растворилось: всё ещё чувствовалось где-то там, в отдалении, как спину согревает мужское тепло и тяжёлая рука прижимает к груди. Будь на нём камзол, в спину впились бы пуговицы, но я чувствую лишь лёгкую ткань рубашки. За ней бьётся беспокойное сердце. Слишком быстро для того, кто всегда так невозмутим. Тысячи незримых нитей тянутся от него ко мне, струны магической силы, связующие нашу магию воедино. Те самые «вены мира», которые я пыталась найти вовне.

Одновременно с этим — я дерево посреди вырубки. И в плоть мою — нашу, — врубается безжалостное лезвие топора. Одно из моих тел кренится, падает наискось и подминает кричащего человека. Под корой растекается мокрое, шевелится, как огромный муравей. Другие тянут его за уцелевшие отростки, топчут мои листья, ломают ветки.

Я размоченные опилки, которые толкут в чанах с водой каменными пестами, откидывают на сетку, трясут, укрывают тканью, разглаживают. А затем режут напополам, и ещё раз. Четыре части растаскивают в стороны.

Я тонкая бумага и чувствую каждое из сотен тысяч волокон. Меня хватают, прячут от света и я не вижу его до тех пор, пока очередные руки не извлекают меня наружу.

В отличие от прежних, у них тонкие пальцы, кожа не цепляется за меня заусенцами и обкусанными краями ногтей. На мне остаются пылинки тончайшего белого порошка, которыми эти руки присыпаны. Столешница покрыта лаком, я проскальзываю по ней, но меня прижимают раньше, чем я улечу на пол. Касания угольного карандаша царапают, пачкают, но никто не стряхивает эту грязь. Скрип, разговоры.

Их двое здесь.

Совсем не похожи на тех, кто рубил меня и хватал. Воздух колеблется от голосов, больше напоминающих птиц, чем держателей топора. Они замотаны в ткани, пышные, как перевёрнутые чашечки цветов. Белые лица, белые руки. Камни и металлы на шеях, вынутые из глубины земных недр, куда почти не дотягиваются корни. Надо мной склоняются головы. Волокна цепляют пряди светлых волос.

И снова плен темноты. В тесноте кожаной папки меня раскачивает из стороны в сторону так долго, что кажется, будто ничего иного не было и не будет, но свет снова касается меня. Теперь он бледен, без присущего солнцу тепла. Разговоры, звенят кружки из жёлтого металла. Здесь долбят по камню. Шлифуют песком. Меня кладут рядом с другими, ещё не осквернёнными. От камня разит, воздух полон едкости. Камень опускается, и на чистом листе остаются полосы черноты. И на следующем. И на следующем. Но я не знаю, что ждёт их дальше, потому что папка закрывается надо мной. Опять несут, роняют, кладут. Надо мной что-то хлопает, давление становится больше.

А потом меня тащат наружу. Теперь их много. Тот, что держит, чуть ли не носом тычет в меня. Нос блестит. Под ним — пучки толстых волос и раскрытый в оскале рот, полный крупных зубов.

Этот красный зев — последнее, что я вижу отчётливо.

Всё поплыло перед внутренним зрением. Сознание смазалось и пол поехал из-под ног.

— Тихо-тихо-тихо, — голос мессира проступил сквозь туман, спасательный круг, за который я хватаюсь, чтобы не утонуть. — Всё хорошо.

Ощущение нормального тела вернулось. Я больше не была шершавым листком бумаги, но всё равно хотелось провести по руке и проверить.

Моргать выходило только с заметным усилием: каждая ресница словно весила тонну. Руки висели плетьми, ноги тоже. «Как же я стою?» — бестолково удивилась я, и только потом почувствовала, что куда-то двигаюсь. Да и не стою вовсе. Лежу на руках мага, уткнувшись лицом ему в плечо. Он пинком открыл дверь и вынес меня, поток воздуха освежающей волной проник в лёгкие. Надо же, какая духота была там, внутри ритуальной…

Я чуть не заскулила, когда он сгрузил меня на полосатый диванчик под картинами. Даже попыталась уцепиться за рубашку, но безвольные пальцы не смогли сжаться. Хотелось обратно, под его защиту. Состояние как после долгой болезни, когда симптомы уже прошли, но ты слабее котёнка, неправильное и пугающее.

— Всё хорошо, не бойтесь, — мягко сказал мессир и убрал мои волосы с лица скользящими движениями. — Вы молодец. Потратили много сил, но они быстро вернутся, резерв даже больше, чем я думал. Полежите пока спокойно, а я принесу вам…

Уйдёт? Нет!

— Не уходите… — Это мой голос?.. Маг даже склонился ниже, чтобы расслышать этот дрожащий писк. — Не оставляйте меня одну, пожалуйста…

— Тш… — Палец мимолётно коснулся моих губ. — Хорошо-хорошо, я никуда не ухожу. Буду сидеть с вами, пока не придёте в норму. Не тратьте силы на разговоры. Лучше пока сформулируйте, что именно показала память. Это не всегда просто, восприятие вещей отличается от человеческого. Впрочем, вы и сами наверняка это заметили.

Он подтащил кресло поближе и сел. Убедившись, что он и правда не собирается уходить, я немного успокоилась. Повернула голову так, чтобы не выпускать его из поля зрения и вернулась к увиденному в трансе.

Мессир Вальде был прав, это нисколько не было похоже на обычные человеческие ощущения. У листа бумаги нет ни глаз, ни нервных окончаний, так что перевести смутные образы в понятную форму оказалось довольно сложно. Бумага ничего не знает о лицах, деревья не понимают, что такое имя. Я как будто разглядывала картину из очень широких мазков, по котором нужно догадаться о её сюжете.

— Две женщины, — сказала я. Перед глазами перестали скакать чёрные мушки, даже получилось сесть повыше и опереться на подушки. — Это точно были две женщины: волосы длинные и одеты в платья. Но место незнакомое, я в этой комнате не была.

— Даже две? — Мессир поскрёб подбородок. — Любопытно. Что-то ещё?

Я морщила лоб, силясь разобраться в мешанине из красок и звуков. Показалось, что по мне снова скребут карандашом — брр, ну мерзкое же ощущение! Уголь распадается на крошки, они прилипают, путаются в волокнах… Сухое трение отдалось в зубах. Я поискала глазами листовку, но её в кабинете не было — наверное, выронила там, в соседней комнате. Узнав, что испытывает бумага, вряд ли я когда-нибудь ещё захочу порисовать.

— Две… Волосы не тёмные, определённо. Завитые.

— Круг сужен до четверти всех придворных, заполонивших дворец, — фыркнул мессир Вальде. — Нет, продолжайте. Вы сильно напрягаетесь, попробуйте расслабиться. Дайте образам самим прийти к вам, вместо того, чтобы гоняться за ускользающим.

Я боялась, что если сделаю так, как он говорит, то последнее растворится в неясной дымке, как сон, который не успели записать.

Но это сработало.

Отдельные черты, украшения, форма причёсок. Одна из женщин однозначно была молода: острый подбородок и нос, ни единой морщины, гладкий высокий лоб со слишком туго стянутыми назад мелкими кудельками. Она сидела рядом, пока другая рисовала.

— Леди Ригби! — воскликнула я, осознав. — Это леди Ригби! Она сообщница.

Маг встретил новость без видимого удивления, словно я сообщила, что картошка подорожала на два медяка.

— Кто другая?

— Зачем ей подставлять принца? Я не понимаю…

— Девятая, — жёстко сказал маг, — соберитесь. Нам нужно ещё одно имя.

Я закрыла глаза руками. Сквозь сомкнутые пальцы красноватым свечением проникало солнце.

Вторая женщина не была блондинкой. Волнистая прядь, что коснулась листа, отдавала медной рыжиной. Густо напудренные руки, чтобы скрыть пигментные пятна. И ряды крупных рубинов на шее, таких огненных и чистых, каких нет даже у самой королевы.

Рука сползла по лицу. Я беспомощно посмотрела на мессира, не понимая вообще ничего в этой жизни. Она ведь была добра ко мне. Добра к принцу. Она на его стороне!

Пересохшие губы сопротивлялись:

— Леди Кемброк. Вторая женщина — леди Кемброк.