Шанс для злодейки

Глава 41

Впервые я ощутила, как же сильно изменился дворец за последние недели. Лица мрачнели без видимого повода, опасливые взгляды бросали друг на друга те, кто мгновение назад жали руки. Мессир сказал, что на мне отыгрались за собственный страх. Кажется, он был прав. Я хотела подумать об Эдельгаре, но мысли сами собой перескакивали на мага. Щёки вспыхнули — как отец мог подумать, что мы спим?!

Нет, то есть, он очевидно привлекателен, но всё же… Мне было ужасно не по себе. Как будто эта тема настолько смертоносный ящик Пандоры, что в её сторону даже смотреть нельзя, не то что обсуждать. И как это обычно бывает, чем больше запретный плод, тем чаще к нему обращаются мысли.

Я одёрнула себя. Всё это чушь и манипуляции. Отец хотел вывести меня из равновесия — и преуспел, судя по всему. Не хочу ему отдавать даже такой крошечной победы. Отгорожу образ мессира в расстёгнутой рубашке самой плотной ширмой из возможных, за которую никогда не заглянет свет. Нельзя целоваться с одним, а на досуге представлять другого. Это мерзко и по отношению к Эдельгару, и к самой себе.

Хотелось думать, что я не такая.

Отношение ко мне во дворце тоже успело претерпеть изменения, вести разлетелись быстро. Я думала, что буду встречать косые взгляды и волочить за собой шуршащий шлейф из сплетен, но вместо этого от меня шарахались. Как от морового поветрия, рядом с которым нельзя дышать, чтобы не заразиться.

Сейчас меня это даже устраивало.

Притихший дворец казался огромнее обычного, как будто напряжение распирало его изнутри. Я лишь дошла до покоев принца, а уже устала так, будто путешествовала на своих двоих в соседний город.

Внутри его не оказалось.

Не оказалось и в оранжерее.

В своих поисках я забрела в фехтовальный зал, чем сорвала гвардейцам тренировку, но и тут его не было. Зато был Радвин, короткий разговор с которым уверил меня в том, что отец не найдёт у него поддержки. А если вдруг и правда вычеркнет из завещания, брат будет готов рискнуть своим наследством, но не оставит меня. Приступ тепла к этому, в общем-то, совершенно чужому для меня человеку, на какое-то время придал сил. Есть в этом мире и любовь, и верность, и добро. Просто не все к ним способны, как не всякий ключ может открыть замок.

К сожалению, Радвин ничем не помог по части поисков — кронпринц как сквозь землю провалился.

В голову полезли нехорошие мысли.

Он был расстроен, я видела. Сбит с толку. Уверенность мессира увлекла его за собой, но оставшись наедине с собой, мог ли он передумать? Покинуть дворец тайно, верхом, лишь бы не видеть больше ту, что вонзила нож ему в спину.

«Слишком драматично, — сказал голос мессира у меня в голове. Я словно наяву увидела его привычную тонкую улыбку: — Скорее, вонзила карандаш».

— Изыди, — сердито прошипела я под нос и остановилась у лестницы.

Дворцовые служанки столпились за ней с замусоленной книжкой в руках. Одна тихо читала, остальные то и дело хихикали, прижимая руки ко рту. Щёки у всех розовели ярче осенних яблок. Должно быть, стащили из дворцовой библиотеки…

Я взошла на первую ступеньку. Мраморные перила были ещё влажными от недавней уборки.

Эдельгар как-то сказал, что среди книг ему легче думается.

***

Библиотечные хранители, обычно степенные и важные, о чём-то горячо спорили среди полок. Приглушённые голоса под высокими потолками звучали шипением клубка змей, если бы только змей интересовали картотеки и каталоги. Джентельмены так увлеклись, пропесочивая друг друга на все лады, что не услышали, как кто-то вошёл.

Я незаметно миновала их. Прокралась лёгкими шагами за рядами полок тёмного дерева, обогнула перламутровый столик, на котором каждый день меняли цветы — вот и сегодня в низкой пузатой вазочке стоял букет розовых камелий, на глянцевых листьях поблёскивали капли воды. Мимоходом я тронула лист, капля сорвалась и разбилась о стол.

Шум перебранки отдалялся. Привычная библиотечная тишина окутывала мягким одеялом, шаги стали казаться до неловкого громкими. Здесь мне всегда хотелось разуться и идти босиком, чтобы не тревожить покой старинных книг.

Ещё дальше, мимо огромных инкунабул, выставленных в саркофагах из прозрачного стекла, мимо шкафов с резьбой столь искусной и тонкой, что сами они были не меньшей ценностью, чем их содержимое. Мимо колонн и статуй, туда, где позади блестящей от лака лестницы на второй этаж есть небольшой альков с окном, отделённый от общего зала низкой перегородкой.

Тёмную макушку принца, склонившегося над книгой, я приметила задолго до того, как подошла. Падающее из окна зимнее солнце вызолотило пряди, подарив им сверкающий ореол, будто от него самого исходит свет. От вида этих опущенных плеч сердце неприятно кольнуло.

Я сперва даже не поняла, что невольно замедлила шаг. Впереди застыла дрожащим желе неизвестность, пугающая и холодная, для прикосновения к которой нужно совершить усилие над собой. Можно просто уйти и дать принцу самому решать, когда и что он захочет сделать: вернуться к прежнему или забыть о моём существовании, окунуться с головой в предсвадебные заботы или отказаться от женитьбы на той, кого он даже не видел, ради меня. Наверняка, многие именно так и поступили бы, надеясь на лучший исход. Просыпались бы и засыпали с мыслью, что от них ничего не зависит, так что исход, каким бы он ни был — не их вина.

Может, я и не помнила о себе многого, но точно знала, что я не такой человек.

Отбросив в сторону душащие сомнения и более не колеблясь, я зашла под лестницу и пролезла в альков. Эдельгар встретил меня удивлённым взглядом:

— Айрис?

— Я тебя искала, — без обиняков сообщила я и села рядом.

Под рукой принца лежал раскрытый том истории Шах-Резама.

Какое-то время я тупо пялилась в крошечные чёрные буквы, без единой мысли в голове. Черепная коробка превратилась в пустую пещеру, где среди сталактитов и сталагмитов на сто голосов верещат летучие мыши.

Хотелось сказать что-нибудь резкое, уколоть его, чтобы услышать в ответ, что все мои опасения беспочвенны. Будущему правителю положено знать историю других стран независимо от того, будет ли он жениться на их принцессах.

Я сдержалась, хотя слова рвались с языка. И вместо этого сказала то, ради чего и проделала этот путь:

— Ты всё ещё веришь мне?

Последовавшее молчание стало одним из самых неприятных в моей жизни. Мгновения растягивались в ледяные иглы и проникали под кожу, разносились кровотоком по всему телу. Эдельгар смотрел на меня так, словно пытается прочесть книгу на языке, которого не знает.

— Я ведь уже сказал, — зелёные глаза посветлели, — там, при всех. Не хочу думать, что ты обвела меня вокруг пальца. Вскружила голову красотой, а сама в это время плела заговоры. И ведь это ты спасла мне жизнь на пиру. Я не забыл. И никогда не забуду.

Его ладонь накрыла мою и благодарно сжала. С плеч будто скатился камень размером с гору, я прижалась к его плечу лбом.

— Тогда почему ты сидишь тут и прячешься ото всех, как монах-отшельник? Того и гляди, борода отрастёт.

— Как думаешь, мне пойдёт? — Он со смешком погладил подбородок.

Я коснулась выбритой щеки костяшками:

— Думаю, что с бородой не удобно будет целоваться.

Принц опустил ресницы, раздумывая о чём-то. Его пальцы машинально поглаживали мою руку, проходя по одному и тому же месту. Я накрыла её своей, останавливая.

— Есть кое-что, что я хотел с тобой обсудить, — сказал он с внезапной улыбкой, такой яркой, что захотелось прикрыть глаза.

Мой пульс замер, а затем заколотился с бешеной скоростью. Вряд ли с таким лицом он собрался рассказать о скорой свадьбе.

Неужели он…

Сияя ярче, чем зимнее солнце за окном, он развернулся ко мне и тихо сказал:

— Наверное, ты уже знаешь, что между нами с Шах-резамом планируется союз. Свадебное посольство их стороны уже скоро отправится в путь, наше выедет навстречу, когда они минуют мост через Тадену. Но до того, как это случится, я хотел… — Он закусил губу. — Айрис, чувства, что я испытываю к тебе, не могут исчезнуть по велению свадебного договора. Будь со мной. Будь моей фавориткой.

Камень размером с гору обрушился снова и погрёб меня под завалами.

Какое-то время я ещё по инерции улыбалась. Но потом улыбка сползла, как манная каша с тарелки.

— То есть, — уточнила я, всё ещё надеясь, что ослышалась или неправильно всё поняла, — любовницей? Ты предлагаешь мне стать любовницей?