— Вы в своём уме? — возмутилась я. — Какая я вам «дорогая Айрис»?
Я навалилась спиной на дверь, она затворилась с громким щелчком. Из-за размеров все двери в этом дворце были ужасно шумными; звук прокатился по коридору.
— Ах, полноте! — легкомысленно отозвалась леди Кемброк. Она лениво потянулась налить воды из тонкостенного графина, длинный кружевной рукав зацепился за подушку. — Я ничего не имею против вас лично, поймите. Всего лишь поставила не на ту лошадку. В кои-то веки чутьё изменило мне… И посмотрите, куда это привело!
Женщина с крохотным смешком обвела комнату рукой, предлагая оценить плачевность её положения. Комнаты в этом крыле не использовали для обычной жизни, так что мебели здесь было поменьше обычного. Но всё ещё достаточно, чтобы продать на аукционе и озолотиться. Не сравнить с промозглым подвалом тюрьмы, где звук капающей воды и кашель был единственной музыкой, а вместо взбитой перины — охапка гнилой соломы. У королевской фаворитки, даже опальной, возможностей больше, чем у герцогини по рождению.
Ясные глаза леди Кемброк настороженно следили за мной. Я неторопливо прошлась. Качнула статуэтку крылатой лошади на полке под зеркалом.
— Вы были с королём много лет, так? Не один десяток. Но предали его вот так запросто.
— Ну-ну, дорогая Айрис, слишком громко называть это предательством. Я просто хотела позаботиться о себе.
— Король считает так же?
— А какая разница, — зашипела она, теряя лицо, — что считает король? Этого человека не волнует, что будет после его смерти. Люди вокруг для него лишь декор, который прилагается к единственной настоящей ценности — его проклятой короне. Раз уж вы смените меня на этом незавидном посту, давайте-ка я расскажу, что вас ожидает, — сказала она, оживляясь. Должно быть, на душе у неё накипело, потому что вялость её тут же прошла: — Вас будут ненавидеть. Все без исключения, от министров, до последних посудомоек. Для них вы будете падшей женщиной, что выбила себе дорогу в люди одним местом, даже титул не спасёт от этого клейма. Но при этом вокруг всегда будет виться сотня мотыльков, что мечтает занять ваше место возле короля. Каждый день вы будете засыпать и просыпаться в страхе, что он охладел к вам, что нашёл новую, более молодую и розовощёкую, ещё не изученную и свежую. Но вы не посмеете проявить и капли ревности. Что может быть хуже, чем докучливая любовница? Вам придётся быть понимающей и мягкой даже в моменты, когда душу разрывает на части. Король не бывает один. И если сегодня ночью с ним не вы, значит — кто-то ещё.
С затуманенными глазами леди Кемброк комкала тончайший батистовый платок в пальцах. Вышитая серебром монограмма искрилась, отражая свет.
Вряд ли сейчас она видела меня, погружённая в воспоминания.
— Мало было живых, мне пришлось соревноваться ещё и с мёртвой. Невозможно одолеть призрака, дорогая Айрис, призрак совершенно неуязвим. Он живёт лишь в памяти: лишённый изъянов сверкающий образ, которого никогда не было на самом деле. Сейчас меня это не трогает, но только представьте, каково было влюблённой девушке, моложе, чем вы сейчас, слышать имя другой из уст возлюбленного? Когда я поняла, что место в его сердце никогда не освободиться, то успокоилась. Нет смысла биться в закрытую дверь, если в соседнем зале играет музыка и подают фазанов. Я нашла отдушину в этих милых маленьких праздниках, усладе для души и тела. Вы же были на нескольких, не правда ли, они очаровательны?
Сегодня на женщине не было привычного густого слоя пудры и румян, который лишал её возраста. Не молодил — скорее, лишал возможности разглядеть настоящее лицо. И в ярком свете множества свечных огоньков я вдруг осознала, что она совсем не старая ещё, привлекательная, но будто увядшая от бесконечных тревог раньше срока.
— Хотите, чтобы я вас пожалела? — холодно улыбнулась я. — После того, что сделали? Судьба, какой бы неоднозначной она ни была, не даёт вам права портить жизнь другим. Если бы ваш план удался, что бы стало со мной? Сидела бы сейчас в тюрьме и ждала приговора за то, чего не совершала.
— Не преувеличивайте, дорогая Айрис, — отмахнулась леди Кемброк так, словно речь шла о сущей ерунде, — ну какая тюрьма? Вас бы отлучили от двора, разумеется, но не более. Вернулись бы в своё поместье, как ни в чём не бывало.
Как же, в своё поместье. Карета бы повезла меня прямиком к сэру Леонару в лапы или вообще сразу в часовню. Пришлось бы выпрыгивать на ходу и скрываться в лесах, пугая зайцев.
Лёгкий сквозняк тянул из-под дверей, шевелил подолы невидимой рукой. Дрожали огни, зыбкие тени вытягивались и метались вороньими стаями. Прозрачные глаза леди Кемброк казались стеклянными, отражали мир без единого чувства.
Прикосновение к дверной ручке отдалось холодом.
— Я пришла, чтобы понять, отчего вы так поступили. Но теперь, кажется, знаю ответ. Обычный эгоизм, ничего более. Вам просто всё равно, что будет с другими, так?
Леди Кемброк нисколь не смутилась.
Она ответила с улыбкой:
— Ну конечно. Если я буду думать о других, кто подумает обо мне? — Видя, как я поворачиваюсь, чтобы уйти, она торопливо прибавила: — Если вдруг решите навестить нашу дорогую курочку леди Ригби, передайте ей мои искренние соболезнования. Ах, всё ведь казалось таким верным… Принц благоволил ей, находил милыми её ужимки, всё указывало на благополучный исход. Что за времена настали — даже поцелуи под луной уже ничего не гарантируют.
Её слова, рассчётливо брошенные в спину, задели по касательной.
Я почти не думала о них, пока спускалась к себе, следуя за путеводной звездой Эдны. Потом она вдруг остановилась, пропустила ко мне горничную в сбившемся чепце. В руках у той было серебряное блюдо с запиской.
Как официально.
Я подцепила листок и прочла:
«Зайдите ко мне сегодня перед сном.
Искренне ваш, Э.»
Знакомые буквы с трудом складывались в слова. Я прочла ещё раз, потом третий. Ничего не отозвалось: будто это простой орнамент, а не предложение, наделённое смыслом.
Горничная удалилась, искорка её свечи растаяла в густом мраке.
«Огонь, что быстро вспыхивает, так же легко гаснет», — сказал внутренний голос, который ещё никогда не звучал в моей голове. Он сожалел, но был спокоен, не жалил виной или смятением.
Я сложила записку и передала Эдне:
— Выкини это позже. А сейчас я хочу поскорее лечь спать.