Глава 56

С далёким раскатом грома на меня снисходит наитие.

— Разойдитесь. — Не дожидаясь, пока послушают, я расталкиваю людей. Придворный лекарь смотрит на меня, как на вошь паршивую, и тоже получает тычок. — Все в сторону.

В моём облике находится нечто такое, что заставляет их повиноваться.

— Ты уверена, что знаешь, что делаешь? — Эдельгар кажется постаревшим на десяток лет. Он всё ещё не смыл кровь с лица, корка запеклась длинной полосой.

Я киваю, хотя ни в чём не уверена.

Хуже всё равно уже не сделать, так зачем тратить время на сомнения?

Кто-то отходит, другие толпятся так близко, что хочется на них наорать. Краем глаза я вижу, как укладывают на землю тела, прикрывают плащами, как будто убитые могут замёрзнуть. Пока что я не знаю, сколько погибло или кто среди них, и отбрасываю мысли об этом. Передо мной лишь одна цель, о которой стоит думать.

Всё остальное не имеет смысла.

«Пусть хоть весь мир сгорит», — так ты сказал.

— Слишком драматично, — шепчу и почти улыбаюсь.

Я падаю на колени, сминая грязный рваный подол. Отдаляется шум, пространство вокруг уходит за тонкую плёнку сосредоточенности. Я смотрю на его лицо отстранённо, как на задачу, требующую решения, мимолётно касаюсь щеки. Кожа на ощупь сухая и тонкая, какой никогда не была.

Но она тёплая.

Отлетают пуговицы жилета. Я рву тонкое полотно рубашки, прижимаю руки к груди. Быстрее, быстрее, пока след жизни ещё теплится в нём! Чистая импровизация, на голых рефлексах — и куда только делась слабость.

Я больше не смотрю на его лицо, страшное, восковое, перед глазами лишь мои руки, сложенные крестом. Не нужно давить, но я всё равно делаю это — так проще представить. Сперва я не чувствую ничего, и сердце падает в пятки. Неужели?.. Но потом воскрешаю знакомое ощущение в средостении. Сила, негибкая и какая-то чужая, с трудом повинуется, я буквально проталкиваю её вперёд. Она призвана разрушать, а не восстанавливать. Сопротивляется тому, что я пытаюсь заставить её делать, упирается, как дикий кот, которого запихивают в ванну.

Мне кажется, что по жилам ползёт искрошенное стекло.

Но лучше умереть от этой боли, чем остановиться.

Я не вижу ни искр, ни разрядов. Только чувствую, как неуверенное, прерывистое течение магии пробирается в глубь остывающего тела. Мне не хватит ни сил, ни умений, чтобы сделать для него то, что он сделал для меня.

Поэтому я собираю всю свою волю в единственном желании.

И сердце под моими руками откликается на него.

Удар — пауза.

Я не верю ему, не бросаю. Продолжаю давить неподатливую энергию. Вложи я столько усилий в молнии, они бы испепелили всех вокруг.

Ещё удар. И ещё. Робкий, неохотный, но ощутимый. Я боюсь отнять руки и всё испортить, задерживаю дыхание и собираю все крохи, что могу отыскать в себе. В последнем усилии проталкиваю их — и тогда уже отстраняюсь.

По мне словно катком проехали. Плечи повисли, я с трудом умудряюсь сидеть, но держу ладонь, пока не убеждаюсь, что биение сердца хоть и медленное, но ровное.

Раз в две секунды. Далековато от нормы, в сознание он так просто не придёт. Но хотя бы останется жив.

Рука бессильно сползает, вместо радости приходит блаженное опустошение. Я поднимаю голову и напарываюсь на недоверчивые взгляды. Малость обидно, но скепсис понятен. Как же странно всё должно выглядеть для них: герцогиня с перекошенным лицом бросается к телу, рвёт на нём одежду, а потом с ярчайшим превозмоганием на лице с минуту трогает мужскую грудь.

Ей-богу, я бы рассмеялась, но даже для этого слишком устала.

Тяжело опираясь на колено, я с кряхтением встала, чувствуя себя лет на сто. Придворный медик, демонстративно оправив воротник-стойку, склонился пощупать пульс — и тут же развернулся ко мне:

— Как это возможно?!

Можно сказать то, за что я потом буду долго краснеть. «Это просто моя работа», например. Вместо этого я лишь кивнула ему:

— Теперь ваша очередь. Позаботьтесь о нём, пожалуйста.

Несмотря на усталость и заторможенность, я не смогла просто стоять на месте и смотреть на чужую суету. Отвернулась в сторону, перешагнула брошенные кем-то перчатки. Короткая передышка перед тем, как слуха достигли стоны раненных. Несколько гвардейцев, придворные в перепачканных кровью одежде. Тело, укрытое роскошной горностаевой мантией. Вот и пригодилась, подумала я невпопад. Среди погибших были знакомые лица, при виде каждого желудок стискивала ледяная рука. Фрейлина королевы, что не осталась с принцессой Самирой, потому что не хотела надолго расставаться с детьми. Второй советник, с которым я так и не успела познакомиться, в посмертии похожий на восковую куклу. Веснушчатый лакей отца, которому вечно от него доставалось…

Самого отца я не увидела среди живых, и потому каждое мгновение ожидала найти среди мёртвых. Но скорбный ряд кончился сваленными с куда меньшим почтением нападавшими.

— Мы не нашли его светлость, миледи, — ответил на мой вопрос герцог Вулверик. Его капитанская борода не пострадал в стычке, а вот рука покоилась на перевязи. Несмотря на пережитый испуг, он явно гордился своим ранением и оживлённо сверкал глазами. — Не хочу вас расстраивать, но и обнадёживать было бы подло.

— Весьма любезно с вашей стороны… Не досчитались только его?

— Ещё трёх титулованных придворных. Эти негодяи, увидев, что преимущество не на их стороне, трусливо разбежались. — Он скривился и шевельнул носком ботинка ногу трупа. — Полагаю, они могли похитить заложников, чтобы позже стребовать выкуп.

— Через пару дней они будут предлагать доплату, лишь бы его забрали.

Герцог крякнул:

— Что же, ваша правда. Характер у лорда Вилфорта не сахарный. Редкое собрание Совета проходило без того, чтобы он с кем-нибудь не сцепился. Человек, не терпящий ни малейшей критики, да-с. Но всегда знает, чего хочет.

Платки, повязанные на нижнюю часть лица, однотипная поношенная одежда, в которой удобно пробираться через лес. Крошечная деталь привлекла внимание — мазок алой краски у каждого на воротнике, как будто случайный.

— Думаете, они явились только за этим? — спросила я.

— Скорее всего. Низкие люди, готовые за пару монет перегрызть глотку, — герцог отшагнул в сторону, словно боялся запачкаться. — Не погнушались даже дамскими шляпками, представьте себе. Эта дорога и в прошлом была довольно проблемной, иногда страдали сборщики налогов. Но нападение на королевский кортеж… Вопиющая наглость. Жаль, что никого из этого отребья не удалось взять живьём.

Мне не понравилась хищная ухмылка, с которой он это произнёс.

Часть лошадей разбежалась, пара карет оказалась слишком разбита, чтобы продолжать путь, ещё на трёх спешно меняли треснувшие колёса. В воздухе стоял сладковатый металлический запах, от которого подташнивало. Накрапывал мелкий дождь, не способный прибить его к земле, сырость противно лезла за шиворот, повисала на волосах водяной пылью. Я нашарила в кармане платок и сколько ни тёрла лицо, всё равно казалось, что на нём что-то есть. Лоб саднил, но кровь уже не текла, отходила засохшими хлопьями.

У кромки леса я обнаружила Эдну. Хоть и перепуганную до полусмерти, но целёхонькую. Бедная женщина заплакала при виде меня, кинулась обнимать дрожащими руками. Кажется, она была слегка не в себе от шока и не разбирала половину того, что ей говорили. Кое-как успокоив её, я вернулась как раз вовремя, чтобы услышать:

— Как можно быстрее выдвигаемся в Линс, там оставляем тех, кто не перенесёт дороги, и движемся в сторону столицы.

Эдельгар скинул пропитанный кровью отца камзол и светлым пятном расхаживал среди раненых. Он не делал разницы между знатью и простыми слугами, жал руки тем гвардейцам, у которых они были. Подойдя ближе, я увидела у одного обмотанную тряпкой культю. Представила, как отрубленная рука лежит где-то среди прошлогодней листвы и шебуршит, карабкается из оврага, перебирая пальцами.

— Вышлем гонцов вперёд? — Лорд Лансель Адельтон, министр юстиции, обошёлся без ранений, но с ног до кончика хвоста седых волос был перепачкан землёй, словно специально по ней катался. Он заметил меня и несколько скособоченно поклонился: — Леди Вилфорт, моё почтение. Слышал, вы проявили недюжинное мужество и в бою. Очень жаль, что вам пришлось это делать.

— Она спасла меня, — подтвердил Эдельгар. — Корона этого не забудет. И я тоже.

В нём точно что-то переменилось. Пропал щенячий задор, всегда отличавший от других.

Король мёртв, вдруг вспомнила я. Формально, Эдельгар ещё не коронован, но это вопрос считанных дней. Должно быть, он уже примеряет на себя эту роль. И справляется неплохо.

— Никаких гонцов, — сказал он. На челюсти заиграли желваки. — Никто не должен знать о случившемся, пока мы не вернёмся. Особенно во дворце. Король жив, пока мы не заявим об обратном.

Мы обменялись понимающими взглядами.

— Думаешь, это не простое ограбление?

— Уверен.

Загрузка...