Сильная и независимая для котика (СИ)

Глава 35

Как удивительно быстро и слаженно самоорганизовалась толпа внизу. Зашумел космопорт, но уже приятным мирным гомоном. С улицы хлынул поток выживших. Без споров, совершенно обыденно, даже можно сказать прозаично, все брались за работу. Но так и должно существовать Галактике — в мире и согласии. Каждая раса, каждая нация, каждый отдельный её осколок. Только в таком единении многообразия возможна настоящая жизнь. Это понимали и те, кто трудился внизу, и те, кто всё ещё стоял наверху.

— Так, Клара, пойдём, — захлопотала Лена. — Попробуем проверить Гидроса. Скорей всего он жив. Ума не приложу, что теперь с ним делать! Хоть бы инструкции какие оставил на этот счёт. Вон Мо сразу просчитала подобный вариант, а Ги только об одном заботился. О своих спиногрызах. А то, что не умереть, а серьёзно раниться может — даже не помыслил!

— Гидрос выполнял свой долг, — с менторским брюзжанием прокомментировал Христов. — Учительский, боевой, родительский. Мысли его оставались наполненными светлыми порывами. Естественно Ги заботился о детях, не жалея живота своего. Святая обязанность, но и священное право каждого храмовника, кому Разумом дарованы потомки. Не гоже клеймить достойнейшего из достойнейших, следует дать умереть с почестями. Вот покинут храм остальные, попрощаемся с другом Гидросом, поставим взрывчатку на таймер, поднимемся на орбиту да взорвём.

— Офигеть! — вытаращилась на него Клара. — И этот такой же! Какие-то пироманы кругом! Я в шоке! Лишь бы взорвать. Хотя понятно, отчего капитанша без салютов жить не может.

Христов молча перевел на неё безразличный взгляд. Оглядел с ног до головы, но совершенно непривычно, с каким-то странным прищуром, потом перебросил его на Лорда Банник и хмыкнул.

— Неплохой вкус. Не обращал на медика Матильды внимания такого я, но вижу, предпочитаешь классику? Блондинка с голубыми глазами и большими формами? Странно, мне казалось, ты более искушена в пристрастиях.

— Нет! Я просто в шоке с такой наглости! Не обращал он на меня внимания. Да это я бы на вас, высокий канцлер, в жизни бы не посмотрела! Ишь, нашёлся тоже мне. Думаете, раз умный и богатый, так все женщины от вас в восторге сразу станут? Повалятся к ногам? Классика ему не нравится, видите ли! Конечно! Ведь вы же садист. Садист, убийца, извращенец и… и… и подлец! Нам всё капитанша про вас рассказала!

— А то бы вам Матильда рассказала что-нибудь иное, — на гневную тираду Дорн Христов ответил обычным своим равнодушием. — Напраслину возводить на меня у неё хобби видимо.

— Клара, Клара, тише! — принялась успокаивать Лена, однако, не посчитала нужным хотя бы завуалировать злорадную ухмылку. — Это не наше дело. Пусть что хочет, то и думает. Свобода мысли неотъемлемое право каждого в «новом мире». Ведь так, теперь уже верховный канцлер? А мы с тобой, дорогая, должны позаботиться о Гидросе. Ты сталкивалась с живой грудой плоти, знаешь подробности. Ги конечно не гора, так горка, но это не отменяет!

— Кучка навоза, я бы сказал! — чрезмерно громко захохотал Коди, который тоже сильно напрягся, когда его возлюбленная вздумала вслух высказать недовольство ставшему в миг самому могущественному брату во грехе. — Но у нас же есть супер-мега машина для самоубийства!

— Подождите, не надо никого самоубивать! — влезла в разговор Мурси. — Машина может изъять только часть материи, не всю. Позовем Яна, соорудим конструкцию, отрубим лишние хвосты, залечим. Санитарная бригада уже покинула Немезис и сейчас в передвижной лаборатории. Там есть лечебные отсеки с двойными никтаиновыми стенами, для держателей Силы как раз подойдёт. Если Ги от неоправданных надежд вдруг сам вспушится и бахнет, никто не пострадает. А его Тёмная Материя останется заперта в маленьком помещении. И мы её в ловушку — хоба!

— Кстати, это мысль! — подхватила Лена. — Испытательные полигоны для наших с тобой лекарств как раз сгодятся для таких тяжёлых случаев. Сестра, ты соображаешь быстрее самого мощного компьютера, не перестану этого утверждать! Вот пусть СРС и займется опытами над Ги. Сейчас оцепим и проверим, как он там. Вдруг разговаривать может, тогда и спросим, что самому канцлеру предпочтительней. Взорваться или же вылечиться.

— Думаю, захочет роды он принять, как и подобает праведному мужу. Разделить боль и радость со своей наречённой.

— Взорвём его! — тут же передумала капитан. — А роды я приму!

— Мила, ты хоть понимаешь, сколь тяжело рядом с любимой находиться, когда она вот-вот умрёт, а сделать ничего не можешь? — в испуге возразил Христов. — А я представляю. Часто с тобой на грани бывал. Но меня хотя бы надежда грела, а в случаях с родами ей места нет. Невозможно пережить потерю и остаться целостным в разуме!

— Джес, ну зачем ты её триггеришь? — недовольно процедила Лена, подошла ближе и тихо произнесла: — Я вышлю тебе рекомендации психологов, постарайся выучить их назубок. Если мне придётся забирать от тебя Мо в припадке энергетической атаки, больше ты её не увидишь. Считай это угрозой.

— Не подумал, от измождения мысли тяжко ворочаются, — всё ещё в испуге ответил Христов. Потом, неумело изображая беззаботность, потянулся, зевнул, глянул на Мурси и неожиданно подмигнул, не снимая при этом равнодушной маски вместо лица. — Вот прилетит Флинт со своей армадой, заберёт Дуку и всё, можно, наконец, отдохнуть, не выскакивая по триста раз из кровати в беспокойстве за кворчонка. Высплюсь, как следует, да за трактаты твои, новая Императрица, примусь. Ещё ты, Матильда, скинула на меня труд по руководству Орденом. Учти, родная, один расхлебывать не стану. В работу впряжёшься, как подобает.

— А может быть она в Империи жить захочет? — возмутилась Лена, опять останавливаясь на полушаге. — Клара, вы идите, я вас потом догоню. Мы тут должны решить кое-что.

— Вот это новости! Девчонка обещала Ванно разрулить государственность на Вакхийи. Реформировать её и осовременить.

— Я… Нет! — запротестовала Мурси. — Да! Мы тут должны решить кое-что. Кажется, не закончили ещё с вами, наставник! — она глянула на Христова исподлобья, но не как обиженный ребенок, а упрямо, словно задумавший глупость катар. От неожиданности тот выпрямился, сбрасывая усталость. — Я требую от вас, наставник, «небывалого прикосновения»! Да, требую! Я желаю знать правду. Всю!

— Мила, ну неужели тебе не ясно до сих пор, чего хотел я? Всё ещё сомневаешься?

— Я требую! — повторила Мурси и топнула на него ногой. — Я хочу знать правду! Не то, что вы говорите, а то, что вы чувствуете. И блоки ваши снимите, все до одного! Даже те, что пафосно возведены по техническим древностям.

— Может всё же потом? — настойчиво надавил Христов. — Отдохнём, подлечимся, наедине, в конце концов. Родная, поверь, ты ничего нового не узнаешь, уже открыл тебе все тайны я свои. Это минимум опасно сейчас, пока в состоянии нестабильном ты.

— Нестабильном? А не вы ли, дорогой мой наставник, в последнее время только и делали, что сбивали меня с Пути, закручивали спиралью, спагетировали в горизонте событий неизвестного мне прошлого? Моего прошлого! Пришлось включить всю иллюминацию мозга, напрячься в гениальности, но я так и не поняла, кто мы и где, и куда Путь держим. Вы можете сейчас просто поговорить со мной? Впустить в свой разум? Постойте тут две минутки истуканом и дайте прочесть правду! Если так прекрасны внутри, то зачем вуалировать это от меня? Если всё так, как вы выставляете, то я и словом не попрекну. Давайте, рулите и дальше моей жизнью. В конце концов, не кодекс ли Ордена нам твердит: нет неведению, знания — истинная сила!

— Если уж тебе не терпится, ладно, — как будто бы безразлично пожал плечами Христов и протянул руку. — От тебя мне действительно скрывать нечего. Но учти, вначале упадут фальшивые блоки, и увидишь ты там то, что рисовал перед наставником и остальными я. Если бы знала, сколько сил пришлось вложить, чтобы научиться тебя презирать и вызвать отвращение, при вспоминании образа твоего. Так что зрелище поначалу покажется шокирующим…

— «Тытамто», а «ятутздеся»! — сердито фыркнула Мурси и опять притопнула. — Не заговаривайте мне зубы! Я и до этого жила в этом вашем презрении и отвращении, да в таком, шоб вы знали, вы б заплакали!

— В таком не жила, родная, — и Христов сам взял ученицу за руку. — Но дальше, возможно, всё много крат хуже. Как сходят с ума, знаю я.

Мурси не обратила внимания на пафосную чепуху. Она уже слышала за последние сутки подобную фразу от Джеса и поэтому больше на неё рассердилась, чем прониклась сочувствием. Будто она сама не в курсе, что это такое сходить с ума! Будто наставник собственноручно не уничтожал её личность долго, последовательно своим недоверием и ложью, своим отторжением и холодностью. За время Пути, который он проложил ей в жизни, Мурси впадала и в депрессию, и в паранойю, и в бездны отчаяния. Ничего нового в этом увидеть ей уже не дано было. По крайней мере, так капитану казалось тогда, при начале «небывалого прикосновения».

Мурси сосредоточилась. Её тёмная сущность поползла вглубь души наставника и сразу же натолкнулась на блок. Не остановилась. Ударила, потом ещё раз и ещё. Пробила слабую оборону. Мгновенно, на и без того уставшее сознание, навалился хронический недосып, боль разбитого тела, держащегося только за один мизерный шанс — наконец и в самом деле просто прилечь. Никаких чувств, кроме обыкновенных человеческих потребностей — еда, утоление жажды, отдых, сон, спокойствие. Желание хотя бы крохотной передышки в череде гонений и горестей.

Следом рухнул ещё один блок. Капитана завалило камнями из злобы, ненависти и раздражения, направленных непосредственно на неё. И эти эмоции были настолько явственные, сильные, даже какие-то свирепые, что в их подлинности Мурси ни разу не усомнилась. Да, она с легкостью поверила в правдивость представления. Будто просто только что получила подтверждение чего-то давнешнего, изученного ею досконально. Тем более, дальше, за этим заурядным безобразием, ничего не просматривалось кроме зияющей пустоты, никаких иных преград. Гнев и возмущение переливались разными красками, искрились оттенками всевозможных отголосков ожесточения, но, так или иначе, возвращались к одному и тому же. В глазах Христова ученица выглядела предателем, отступившим от самого родного человека во Вселенной — от своего наставника.

Мурси глянула непонимающе на Джеса и с изумлением обнаружила, как он с легкой улыбкой наблюдает за палитрой эмоций на её лице. Подумала, что, наверное, это и всё, и даже удивилась, чего было скрывать так долго. Отшатнулась, хотела отступить, разомкнуть руки, но наставник качнул головой.

— Да, я знаю, как сходят с ума, — произнес он едва слышно, крепче сжимая ладонь.

Невидимая стена разорвалась, в одну секунду пропали десятки неявных блоков. На Мурси обрушилась очередная волна. Захлестнула, подхватила и понесла. Боль — сильная, нестерпимая, но теперь душевная. А вместе с ней беспокойство, терзания, нерешительность, растерянность, неверие. И громче всех — страх. Страх, сносящий на своём пути всё. За её жизнь, за собственное отступничество, за предательство своего наставника, за грех вожделения, за остальные чувства, запрещенные Орденом. Не нашлось у Христова в тайниках души какого-то своего, особого Замысла, не существовало там определенных целей. Только побег. От опасности и от самого себя.

Разум Джеса словно заключён был в маленькой комнатке из мягких стен. В полном одиночестве, без возможности спросить совета или хотя бы выговориться, один на один с собой. Метался в сомнениях, рвался на части, презирал самого себя, старался разбить оковы человеческой неполноценности, отринуть собственную природу слабостей. Долго и основательно взвешивал за и против, чтобы в итоге всё равно не суметь выбрать. Натягивал привычные постулаты кодекса на открытые для себя новые грани восприятия, а потом с ужасом наблюдал, как те соскальзывают, не состыковываются, не подходят к реальности. Бился об эластичные решётки собственной тюрьмы изо дня в день, сражался со своим отражением, пытался воссоединиться в целое и обречен был на поражение. Не осмеливался принять какую-то одну сторону — долг или любовь. Кричал всё то же: «Зачем мне это, зачем?» Но вопрос теперь этот обращал ко всем известным божествам.

Но и любовь его была двойственной, которая не объединяла, а только способствовала дальнейшему кислотному распаду личности. Джес любил ученицу, однако болезненной, странной любовью. Он как будто запрещал себе это, отгонял прочь, стеснялся не хуже Моргана, готов был в неистовстве сбивать лоб в молитвах, если бы только знал, что они помогут избавиться от негаснущей порочной тяги. Джес жаждал изничтожить чувства, владевшие его разумом, и не мог. Но и мириться с ними не желал.

В этой любви проходила и нежность, и восхищение, даже обожание. Он воспринимал Мурси всё ещё как малышку, но отдавал себе отчет, что страждет жизни с ней как со взрослой женщиной. Хотел, чтобы она зависела от него, точно никуда не делась, привязанной ходила следом, но понимал, что это абсолютно невозможно. Стремился контролировать каждый её шаг, но именно непокорность, строптивость, своеволие и влекло больше всего в ученице.

Джес же и ненавидел Мурси. Ненавидел до умопомрачения. За то, что не дала ему выбора. За то, что она — девчонка, девушка, женщина — стала смыслом его бытия, отринула остальные Пути, не оставила ни одного шанса, растоптала гармонию в душе. Но и жизни без неё не представлял.

Теперь Мурси действительно испугалась. Потому что всё это было непонятно. Слишком противоречиво и запутанно. Покорёность судьбе и бунт, пускание на самотек, смирение с Замыслом Разума Вселенского и попытка контролировать ситуацию, направлять в нужное русло. Понимание неизбежности и страстное желание всё же избежать.

— Да, я знаю, как сходят с ума, — горько усмехнулся, повторяясь, Христов. — Хочешь, узнай это сама?

И совсем незаметный последний блок упал перед щупальцами стороннего тёмного властелина. Мурси утонула в пучине эроса. Неконтролируемого, буйного, разрастающегося непомерными аппетитами, когда она находилась рядом. То, что Джес всегда так мастерски скрывал за своей отрешенностью и безэмоциональностью. Его не интересовал секс как таковой, он приелся Христову сразу, как перевалило за пятьдесят. Задолго до появления Мурси в его жизни. А потом внезапно догнал, набросился и душил, не переставая.

Нетерпение, извращенные фантазии, желание наказать и поощрить через интимную близость, болезненное наслаждение прикосновений, исступленное покаяние и самобичевание за порочные мысли и неподобающие храмовника желания. Приливы бесконтрольной страсти, похожей на злобу или даже сродни ей. И которые Христов не в силах был иногда погасить.

Страсть его тоже поделилась надвое. Вела Путём от отеческой, заботливой, старающейся всеми силами отгородить от любого зла, до грубой, пошлой, развратной, стремящейся унизить и причинить это самое зло. Всё в Джесе было возведено в Абсолют и пугало его не меньше, чем Мурси сейчас.

— Поэтому я и старался держаться, как можно холодней. Это было нужно больше мне, родная, — кивнул Христов и зашептал так, чтобы его могла услышать только ученица: — В этом мире был гость непрошенный, отовсюду тянуло холодом, не потерянный, но заброшенный, встал один на один с Орденом. Среди подлости и предательства, и суда на расправу скорого, долг окрасил одно обстоятельство: я люблю тебя, вот что здорово.*

— Джес, — только и сумела выговорить Мурси, — ты…

— Знала бы, сколь трудно мне приходилось рисовать безразличие к судьбе твоей, во тьме находиться, не ведать где ты и с кем, гнать волнения. Иногда личина холодного и расчётливого храмовника действительно спасала меня, я погружался в созданный образ, забывая самоё себя.

— Я… — и Мурси всё-таки отступила. — Прости. Я не могу так сразу… — начала она, но подобрать слов была совершенно не в состоянии.

Ей почему-то опять показалось, что «небывалое прикосновение» чудесным образом решит образовавшиеся проблемы, но оно вновь только углубила пропасть, куда шагали они вдвоём с наставником. Не только Мурси предстояло простить и согласится с вынужденным обманом Христова, но и ему самому. Переосмыслить Путь, принять женское начало ученицы, перестать стремиться к контролю, воссоединить разум с сердцем.

Джес понял и без слов. Он ведь сам всё прочел в душе нараспашку у своей ученицы. И её смятение, и её боль, отчаяние, страдания. Христов только слегка улыбнулся, стараясь подбодрить, и спокойно произнес:

— Что же, и такой исход я предвидел. У тебя столько времени смириться со случившимся, сколько пожелаешь. Я гнать не стану. В конце концов, мы с тобой наречённые самим Вселенским Разумом. Судьба свела нас вместе, так что никуда не денемся друг от друга, хоть беги на другой край Вселенной. Ты поймешь, что выбора у меня не существовало. Другого Пути не назначил нам Разум, и я делал только то, что мог, дабы спасти жизнь твою. Двери всегда мои открыты. Не переживай, между нами будет единение и счастье впереди. Сбудутся слова сокровенные. Всё по Замыслу, всё Путём.

Мурси смотрела на наставника во все глаза и настроение её кардинально менялось. Он и не думал просить прощения! Не помышлял как-то извиняться за причиненную боль. Ему всё ещё не приходило в голову, что можно было изначально разделить бремя Пути поровну. Довериться ей, открыться, не ломать психику, а спрятать где-нибудь, подготовить. Принять свои чувства, слить их воедино. Но бездумный страх гнал его дальше. Джес прикрывал ученицей собственное малодушие.

Малыш, маленький смертный твилекк, всегда с храбростью признавал принадлежащую ему трусость, как бы парадоксально это ни звучало. Боббьер не прятался за чужими спинами, постоянно пытался договориться с этой своей особенностью, старался возлюбить собственную личность полноценно, хоть и такую вот неидеальную. Но Христов не мыслил действовать аналогично! Он заслонялся ученицей и в вопросе чувств к долгу перед собственным наставником, и в вопросе глобального передела мира. Когда ему удобно было, соглашался с собой, что вот он — гордый белый воин, один выступил против всего Ордена, а когда выгодно, тут же переобувался в полёте — это всё только ради Матильды!

Яростный огонь вновь разгорался в груди капитана, грозясь превратить всё в пожар, ввергнуть её разум во тьму Бездны. Опять ожили и запульсировали незаживающие раны любви наставника, заставляя её ощущать себя живой как никогда прежде. Нет, не сюрреализм и не бред, а такая вот эта реальность. Наконец, она увидела безупречно чисто каждый кусочек души мужчины своей мечты, разобрала на мелкие подробности его как союзника. Первое впечатление схлынуло, отступило сочувствие, возникла потребность быть услышанной.

Нет! Ей не нужны душные признания и громкие клятвы в любви, в которой нет смысла, нет согласия, нет одухотворенности! Которая и сама не знает, что оно такое! Буйствующий огонь дошёл до температуры взрыва и вывел Мурси на свет, раскрывая кристальность восприятия.

— Между нами всё уже могло бы быть! — выдавила капитан, задыхаясь своей яростью. — Но ты просто выбросил меня в дикий космос! Вогнал наш совместный Путь в Бездну! Ты сжимал моё сердце в руке, отбивая нужный тебе мотив, не обращая внимания на то, как оно кровоточит. Ты знал, как я страдаю. Знал и наслаждался этим! Шрамы от твоей любви позволили мне как-то дышать, куда-то двигаться, искать ответы. А сейчас они же напоминают, что у нас давно могло бы быть «долго и счастливо». Но ведь ты делал всё, лишь бы наказать меня. Тобою двигали злоба и жестокость, порождённые извращенной привязанностью. Моя боль всего лишь реванш, разве не так?

— Ты о чём, Мила? Считаешь, я мог бы предпринять что-то другое? Выбрать иной Путь? — растерялся Джес. — А где гарантия, что нас не разоблачил бы Дуку? Нет, так рисковать не мог я и поступил верно. Не понимаю, отчего ты сердишься?

— Сержусь? Да я в бешенстве! Даже слепой, глухой, каматозный пациент с лоботомией может почувствовать моё остервенение!

— Пойми, это же не со зла, не на самом деле! Я не желал причинять тебе боль намеренно. Прими это! Всё что я хочу, только счастья и безопасности для своей малышки. Забудь былое, вычеркни из головы и пойдем дальше, рука об руку, как и должно быть.

— Забудь? Как? Сотрём мне память? Загипнотизируем? Стукнем по темечку?

— Не начинай, родная. Поэтому я и хотел, чтобы всё прошло после нашего отдыха. У тебя обыкновенная бабская истерика от усталости. Давай отоспимся, залечим раны и нормально поговорим.

— О чём, Джес? О чём нам говорить? Считаешь, я высплюсь и смогу не чувствовать? Это ты услышь, наконец, что для меня всё оставалось реальностью! Твоя ненависть, отгороженность, равнодушие. Твой отказ от места рядом со мной. Ты это хоть понимаешь? Долгие годы ложь была единственная моя явь. Я искала ответы, искала способ поговорить с тобой начистоту, а теперь узнаю, что всё, всё вокруг контролировалось исключительно из «любви ко мне»! Что мои друзья, мужья, любовники — подставные. Лена, Ванно, Морган, даже Коваксы! Дальше, какая твердь разверзнется? Я окажусь биоботом, в которого вживили подпрограмму, дали ложные воспоминания, заложили понятия добра и зла? Чем я сейчас отличаюсь от собственного клона?

— О чём говоришь ты? — нахмурился Христов. — Причём тут капрал твой, его бы точно никогда не нанял я. Он психопат с зависимостью. Ты только что открыла новый вид ауры, о каком другом сознании речь идёт? Поверь мне, пару месяцев в тихом монастыре рядом друг с другом вернут тебя в привычное состояние. Страдания облагораживают человека, печаль — золото, что даётся нам на взращивание душевной силы. Будь благодарна за такой урок судьбы! Ты стала сильней, мудрее, ответственней. И на поверку оказалось всё не таким уж и страшным кошмаром, лишь дымкой его. Случилось бы чудо, какое увидела Галактика, совершенное тобой, если бы не прошла ты весь Путь?

— Не понимаешь? Я не хочу быть мильнее и судрее! Я не хочу быть никем! Для тебя это было дымкой, а для меня, повторюсь, жизнью, единственной правдой. Мне нечего тебе больше сказать. У нас могло быть вот это вот всё — «рядом в горе и в радости» до тех пор, пока ты сжимал моё сердце, пока не замахнулся и не бросил свою любовь в Бездну. Ты мог прекратить в любую минуту мои страдания, но не сделал этого. Что же, теперь протащи свою собственную душу через «всегда открытые для тебя двери». Считай за благословение от меня любой намек, который поможет тебе отыскать, что ищешь и не можешь найти. Ты оплатишь мне тем же, соберёшь, что посеял. Пройди ненастоящую печаль, превратив её в золото. Я заставлю твою голову гореть. Думай обо мне в глубинах своего отчаяния. Сделай там дом, потому что моя душа точно больше никогда не будет раздавлена тобой!

— Ты отказываешься от меня? — в ужасе покачнулся Христов, с силой сжимая рукоять меча.

— Думай, как хочешь! — надменно произнесла Мурси, но не смогла до конца играть роль типичного бесчувственного храмовника. Мягкость и «соплежуйство» взяли верх, и она глубоко вздохнула. — Как учился меня ненавидеть, так научись теперь любить. Найди, наконец, в своих чувствах гармонию. Позаботься о Моту. Сделай её счастливой. По большому счету, она — это я, стопроцентная копия. А у меня полно и своих дел. Чао!

И Мурси резко развернулась, приосанилась вся и подчеркнуто деловой походкой направилась к замершему вдалеке Моргану. Выглядела она в тот момент так, словно собиралась исполнить вежливое приветствие Палачам.

***

Морган заметил, к чему идёт разговор его нянни с наставником и замер в традиционном ступоре. Всеми силами хотел убежать, чтобы не видеть развязки, для него слишком трагической, хотел крикнуть, чтобы постеснялись, хотел сделать хоть что-то и решительно потерял всякий контроль над телом. Всё, что ему оставалось, это стоять и смотреть на них издалека.

Вот сейчас и решится его судьба. Муся узнает, что наставник её любит, они поженятся, а он, Морган, вынужден будет пожелать им доброй жизни, ничем не выдав своего безнадежия. А сам после выйдет в космос. Ну не полезет же он в драку, в самом деле? Да и чего добьется, если даже ранит Христова, если даже победит его в честном бою?

Слова Мурси катар не слышал, хотя они становились всё громче, скатывались на истерические нотки. Просто все эти события и усталость оглушили Морика. И когда нянни неожиданно направилась к нему, подхватила под руку и куда-то повела, ноги сами собой последовали, оставляя разум в звенящей пустоте безысходности.

— Пойдемте, дорогой, посмотрим, можно ли помочь Гидросу, — деловым тоном проговорила Мурси.

Она всё шла куда-то вниз, увлекая за собой Моргана, а он безостановочно старался сообразить, что же произошло. И только спустя пару минут, наконец, очнулся. Вначале ощутил, насколько сильно Мурси дрожит. Всем телом. Но не от холода. Потянул воздух рядом, однако уловить, кроме запаха крови, ничего не смог. Они уже спустились, завернули за угол, скрылись с глаз оставшихся наверху соратников, но слова всё не шли из горла Моргана. А Мурси предпочитала в молчаливом ошеломлении переживать свой проступок. Наконец, катар решился прямо задать интересующий его вопрос:

— Вы… Вы не пойдёте с Христовым? — силясь, произнёс он.

— А зачем мне старый зануда, презирающий женщин, если у меня есть славный котик, гораздо моложе? — с напускной весёлостью ответила капитан.

— И кто он? — зачем-то спросил Морган.

— Как кто? Канцлер Шнобби, конечно же.

Морган остановился и поглядел на нянни, всё еще не понимая, что происходит. До его разума стали стучаться отдельные мысли и догадки, но они были столь невероятны, что катар просто боялся им верить.

— Ты — дурачок, — расхохоталась Мурси и вдруг подпрыгнула, ловко приземлилась прямо напротив него, схватила за руки и пропела: — Представляешь, Котик! Он меня любит. Любит по-настоящему! Как только взял на руки, так и всё, вкрашился по уши.

— Канцлер Шнобби? — опять спросил глупость Морган.

— Джес, кто же ещё! Представляешь, с детства полюбил! Вначале как ребенка, потом я его заинтересовала как девушка, теперь вот он женщину во мне видит. И всё это время продолжает любить по-разному, никуда у него чувства не уходят и не трансформируются, они складываются в отдельный мозговой котелочек и там варятся! А я была, кстати, очень красивым младенцем.

— Вы и сейчас ничего так, — зачем-то сказал Морган.

— Любит, любит, любит! Ха! Я нормальная, я достойна любви! Не чудовище и не исчадие бездны, не дочь греха, а обыкновенная баба!

— И вы с ним не пойдете? — ещё раз на всякий случай уточнил Морган.

— А, правда не хочу, — махнула рукой Мурси. — Тоже мне, важный кворч. Я же всё прочла. Он реально считает, что женщины предназначены только рожать и от того у него в душе полная херомантия творится. Джес не желает делать меня матерью своих детей, потому как хочет, шобы я жила вечно. А про вазэктомию видимо не слышал. Ой, такого ты в торхинарских сериалах и не видел, что у него там, в мозгах, шевелится. Хтонь, самая настоящая! А мне по вкусу прогрессивные мужчины, которые готовы меняться, способны видеть во мне личность, а не придаток к самому себе.

— Я могу, — испуганно подтвердил Морган. — Я прогрессивен, очень.

— Ну, так поэтому я здеся, а не тама!

Наконец до Моргана всё полностью дошло. Глаза его забегали по лицу нянни, ладони сами прикоснулись друг другу и начали быстро-быстро, но тихо-тихо хлопать от неожиданно свалившегося на голову счастья — хотя ещё недавно он смеялся над таким проявлением чувств и у Клары, и у Мурси. Катар поймал себя на мысли, что вот-вот начнёт в прямом смысле слова прыгать от радости, стучать ногами, бежать на месте, и поэтому поспешил загасить возрастающую потребность скакать и кувыркаться объятиями.

— Муся! — смог он пробулькать и крепко-крепко прижал к себе нянни. — Муся!

Капитан рассмеялась такой трогательной реакции, подождала немного, попыталась вырваться, но Морган всё не разжимал объятий и только повторял её имя. «Муся, Муся, Муся!» Каждый раз тужась сказать ещё что-нибудь, и каждый раз не находя конкретики. Ему хотелось вывалить на нянни всё и сразу! И от того путались даже мысли. Скатывались в один большой комок восторга и гоняли радостным мячом по стенкам моментально опустевшего черепа. Наконец, его попустило. Он отстранился и прошептал:

— Я… Я не знаю, что следует говорить. Даже не представляю. Невероятно! Невозможно… Возможно, сейчас ещё не готов произнести самые важные слова, но однажды, не сомневайтесь, мы обязательно поженимся! Наверное! Как хотите! Если хотите! Вы хотите? Муся…

— Чего? — прыснула со смеху Мурси, хотела всё же вырваться окончательно из его объятий и пойти прочь, но Морган никак не разжимал сведенных в параличе счастья рук. — Ты сильно расстроился да? Тебе не дали инструкций, что необходимо делать в этом случае? А, какова я? Никто не думал и не гадал, шо смогу отшить приставучего наставника с его Вселенской любовью. Даже мистер Смит! Круто?

— Муся! — повторил Морган с усталой обреченностью. Хотел немного поругаться, отстоять свою честь, но вдруг ощутил, как и эта радость выпила из него последние силы и, наверное, кроме имени нянни он уже сегодня ничего и не скажет.

— Моричка, в погоде. Если тебе не нужно уже притворяться влюблённым, моргни два раза. Я же не изверг. Насильно мил не будешь.

— Нет, нет, я просто завис. Совсем не ожидал, что так вот всё обернется. Может, я и не умею красноречиво и мудро выражаться, как ваш наставник, но уверяю вас, придёт время, и я вам обязательно признаюсь в любви. Обязательно! Несомненно! Потому что вы — клёвая!

— Клёвая? — переспросила Мурси.

— Ага, очень клёвая.

— Ладно, — смущенно пожала плечами капитан. — Побуду клёвой. Морик, всё в порядке, правда! Просто сейчас сделайте вид, что всё еще мой котик. Ну, для красоты. Пусть не думает, шо я опять буду страдать в одиночестве. Пусть понервничает. А как мы окажемся на нашем корабле, среди своих, так и бросим это дело.

— Муся! — строго проворчал Морган.

— Пойдём, пойдём, дорогой. Вон, я вижу, корабль приземлился, наверняка Жовани. Ща начнётся свистопляска.

***

Лена с недоумением смотрела как сестра, в каком-то болезненном помешательстве, дала жёсткий от ворот поворот мужчине, о котором так долго проедала ей плешь, а потом прошла мимо неё, даже будто не заметив. Подхватила под руку своего обожаемого Котика и начала спускаться вниз в торжественной тишине, где беснующаяся толпа и хотела поднять её на руки, потащить куда-нибудь на импровизированный трон и боялась потревожить, создать неудобство. А только расступалась в благоговейном восхищении. Лорд Банник подошла к не менее потрясенному Джесу.

— И ты не будешь её преследовать? Позволишь уйти вот так, с катаром?

— А какое мне дело до её капрала? — опустошенно, больше по привычки, ответил Христов. Потом вроде нашёлся, даже легко улыбнулся, но внезапно злость прорвалась во взгляде из-под густых бровей, пальцы опять сжали эфес меча, и снова расслабился, едва заметно покачал головой, словно только что пришёл в согласие с собственными мыслями. — Мила в какой-то степени права. Нам обоим нужно освоить новые правила взаимоотношений. Научиться понимать друг друга. Следующая ступень, расширенные возможности, но и не приобретённые пока навыки.

— Ты же в курсе, что я больше не стану помогать тебе в вопросах с ней?

— Мне больше и не потребуется. Самое главное я узнал. Мила любит меня, остальное не к спеху. Любит безвозвратно, глубоко, неугасимо, как и положено наречённой. Другого мне не желается. Более того, я же стал практически святым в глазах её, когда отказался от трона и власти. От того и осерчала, что выбора не оставил. Прочувствовала на себе, каково это.

— В каком это смысле? Что ты имеешь в виду?

— Мила хотела лицезреть, как я стремлюсь к могуществу через ученицу. Хотела найти во мне негодяя. Хотя бы капельку. А увидела только ответственность, долг и любовь. Всё что делал я — всё во благо ей. Пусть и не всегда безболезненно давались нам обоим решения эти. Она смирится, примет мою точку зрения, осознает безысходность, в которой пребывал я, и вернётся. А пока выполню её поручение. Возьмусь за реформы в СШГ, в Ордене, пристрою Моту, дам малышке образование. Возможно, слегка посублимирую, чтобы сбросить накал собственных страстей. Найти успокоение.

— Ну как знаешь. Просто… — Лена на миг заколебалась, но продолжила: — Ты уверен, что Мо не спрятала от тебя других своих чувств? Например, к тому же катару?

— Пыталась, — усмехнулся Джес. — Но против меня она никогда не умела выставлять блоки. Катар ей близок, однако же, всего лишь хороший друг, приятный собеседник, отважный компаньон и собрат по безумным играм. Ко всему прочему, Морик Морган — обыкновенный капрал, смертный. Не мне тебе рассказывать, чего следует ожидать от этих ушлепков, на какие предательства они способны. Хотя, полагаю я, Мила вернётся ко мне гораздо раньше, чем катар успеет ранить её. Всем известно, что женщины дружить не приспособлены. Скоро надоест ей такой формат отношений и из чудной, гениальной головки моей малышки исчезнут подобные стремления.

Лена постаралась скрыть раздражение, какое вызвали последние, совершенно неуместные в контексте «нового мира» слова Христова. Хотела даже возразить, возмутиться, шокнуть в конце концов. Но внезапно передумала. Она очень приторно, мило, под стать сестре улыбнулась и снисходительно махнула головой.

— В этом ты прав, конечно. Дружба — не удел женщин. А уж наша Мо вообще никогда не стремилась к такому. Что ж, поживем-увидим. Пойду всё же узнаю, где она точно намеревается жить. Вон, кстати, коммодор Флинт приземлился.

— Мила будет жить в СШГ. Рядом со мной, — безапелляционно отчеканил Христов. — Я ни одну реформу не запущу без одобрения её.

— Мне Империю тоже возрождать из руин придётся! И я хотела бы получать от Мо консультации. К тому же на Белисе квартира, там Палпатин скучает. Ты как знаешь, но мы хоть и союзники с тобой, однако равные. Не забывайте, новый верховный канцлер.

***

Сестру Лена застала с остальным отрядом возле Гидроса. Они уже созвонились с Яном, показали ему очаги поражения, а теперь вместе включились в спор, где каждый участник считал своим прямым долгом внести предложение по улучшению ситуации. Лорд Банник усмехнулась. Маленькая кучка смертных во главе с непокорной ученицей развернули полномасштабную операцию по спасению незадачливого держателя Силы, к тому же ещё и канцлера, учителя, боевого храмовника, в обязанности которого входило как раз таки охранять покой и сон этих самых смертных и учеников. Ни дать ни взять — ирония судьбы, жестокая насмешка Разума Вселенского. Да, с чувством юмора у Божества всегда было в порядке. Сам Гидрос дышал хорошо, ровно, без натуги, но говорить, к сожалению, не мог, поэтому узнать, понимает ли он всю комичность ситуации оставалось невозможным.

Мурси взяла на себя страшную обязанность сообщить новость его жене. Как подруга подруге. У неё нашлось достаточно теплоты и сострадания, чтобы поддержат Бет. Возможно, тому поспособствовали личные переживания, и теперь Мо обличала персональные чувства в длинные заковыристые предложения, проговаривала через диалог с близкой персоной слова утешения самой себе. Лена горестно вздохнула. Она сейчас с удовольствием бы выслушала всё, абсолютно всё из уст своей сестры, приголубила бы её, пожалела, взяла бы часть разочарования в наставнике на себя. И просила бы без устали прощение за предательство. Но ведь не пойдёт Мо на такое, не захочет даже вскользь упомянуть. Прикинется, что всё в порядке. Как всегда.

Бет приняла известие стойко, как истинный приверженец Ордена Вселенского Разума. Отчего-то она верила, что уж Мурси её мужа вытянет хоть с того света. А та и рада была стараться. Принялась врать напропалую. Выставила Гидроса героем, мол, сдерживал своим упорством и боевым мастерством самого Императора, пока они все ловили Дуку. Слепила из канцлера Ги рыцаря без страха и упрека, который заранее вступил в сговор со снайпером, и весь бой умело обезвреживал страшного противника, стараясь снять с него щит. Теперь это станет официальной версией, в том Лорд Банник тоже не сомневалась.

Опять зашумели. Клара с Иржи начала давать советы напрямую Мурси, и она слушала их с внимательным интересом, полагаясь на компетенцию обоих даже больше, чем на опыт Яна. Морган и Бобби тут же размышляли, как всё обставить максимально правдоподобно. Летающий зонд заснял и Малыша с винтовкой, и смерть Сина в красках. Теперь необходимо было завуалировать огнестрельное орудие, чтобы и мысли ни у кого не возникло о его существовании. Тайну эту требовалось схоронить любой ценой.

Конечно, и Боббьера оставлять без геройского звания возможности не рассматривалось. Он его заслужил по праву, хоть и готов был пожертвовать громкой славой. Но, по мнению Мурси, Галактика обязана вписать имена причастных в учебники истории красным шифром, и поэтому не разрешала начинать обсуждение любой другой трактовки произошедших событий. Иржи всё это снимал уже для личного архива СРС, не передавая никуда по сети, а заодно радостно хвалился, как вместе с Френком они додумались о трансляции. И его капитан умудрялась слушать с какой-то неподдельной увлеченностью, не забывая подбадривать и хвалить. Если Христов сейчас увидит такую идиллию между членами маленького отряда, вряд ли останется при своём мнении насчёт дружбы.

Мурси в прямом смысле слова чувствовала себя среди смертных как «своя в доску». Слилась с ребятами, никак не выдавая своего превосходства, не делая различий в Силе и интеллекте. Взгляни на неё сейчас кто из посторонних и скажи, что именно эта юркая и жизнерадостная женщина в футболке и бронетруселях только что остановила войну, не поверит никто! Лена неожиданно для себя ощутила чувство, сродни гармонии. Да, наверное, так и называют это состояние удовлетворенности храмовники. Вот такой видеть сестру ей хотелось всегда. Без слёз и паники, бравую, хлопотливую, балагурящую и просто счастливую.

Мурси, наконец, её заметила и махнула головой, словно спрашивая: «Что такое?»

— Привет, — зачем-то сказала Лена и почувствовала себя неловко. Неуместно. Как лишняя на праздники жизни.

— Ну, чао, дорогая моя! — рассмеялась Мурси. — Что случилось, Ленка-Коленка? Неужели патриарх семейства Ковакс уже требует от тебя непременно его наказать? Шустрый малый.

— Да нет, он пока обходит остальных Лордов, справляется как у них дела, записывает для меня всех подозрительных, кто поддерживал Сина. Хотя, думаю, после сегодняшнего, никто уже никогда ни за кем не пойдет, ни под какими знаменами и лозунгами. Кроме твоих, разумеется.

— Фуй, не начинай! Не триггери меня! Хоть где-то пригодился мой занудный свекр. Я придумала! Будет кто увиливать от ответственности, нашлём на него говорящую голову. Сразу от всяких греховных мыслей избавим.

— Отличная идея, — хохотнула Лена. — Но я вот чего спросить хотела-то. Мо, ты где жить собралась? У меня во дворце или у Джеса на Зарексе?

— На Катарсисе, в прайде, — тут же отвлёкся от своего занятия Морган и поднялся во весь рост.

— На Дромусе! — как само собой разумеющееся воскликнула Мурси. — Вы чего это? Надо же за всякой сволочью присматривать.

— А разве это не задача СРС? — спокойно спросил Христов, который уже уладил дела с Флинтом и теперь присоединился к ним.

— А, да, — сникла Мурси. — СРС.

— Шериф болен, так что сама знаешь своё будущее, родная. Не противься, таков Путь.

— В смысле? — Лена непонимающе перевела взгляд с одного на другого. Но внезапно догадалась и потянула: — О, мать-императрица! Никогда не перестану удивляться дальновидности Дэвида. Он же тебя на своё место поставить хочет? Так? Я права? Чтобы ты в случае чего, вдруг у кого и впрямь кукушечка отчалит, смогла приструнить и меня, и Джеса? Очень умно! Очень. И не скажешь, что смертный сам до такого додумался.

— Не совсем смертный, — как бы, между прочим, заметил Христов. — И не совсем сам.

— А меня спросить? — подскочил на месте Коди.

— А меня спросить? — подхватила Мурси. — Хватит запихивать в мою жалкую тушку ответственность! Я не хочу, не желаю, не буду! Стану пираткой, куплю себе спейсшарк и вот это вот всё! Организую банду, продолжу славное дело старика Будуара.

— А как же прайд? — не удержался Морган.

— Вы им правите, дорогой мой капрал-капитан. Это ваша прямая обязанность. А меня не приплетайте! — решительно махнула рукой Мурси. — Никто из вас! Разбирайтесь сами. Вот попробуете устроить войну — приду и по щам надою, а пока тихо-мирно, фиг вы меня увидите!

— Не хотелось становиться пиратом, — вздохнул Морган, — ну ладно, что ж поделать. Позвоню деду, пусть за воспитание Шпуни берётся.

— Морик, не гоните поперек йонгея в плазму! Мы с вами потом наедине придумаем, как жить всем долго и счастливо. Погодите!

— Гажу, — кивнул зачем-то Морган. — То есть гадю. Погадаю. Ну, вы поняли, сэр. В погоде!

— Псих, — уничижительно буркнул Христов.

— Подлец! — с вызовом бросил Морган.

— В общем! Коди возглавит СРС, а я по первой помогу, — капитан перехватила инициативу разговора на себя, пока эти двое не сцепились. — Ленка на трон, наставник в Советы, я в пиратство. Угугенили?

— Ладно, как скажешь, — согласилась Лорд Банник.

— То есть как это «как скажешь»? — опешила Мурси. — И ты не будешь возражать? Не кинешься переубеждать, мозги на место вправлять? Образумь меня! Ты же всегда это делала.

— Я принимаю любые твои решения. Становись хоть кем. Главное будь.

— Кажись, я поняла, — озарилась Мурси. — Ты обиделась! Потому такая чудная уже который день? А я, балда, посчитала, волнуешься из-за трона. Ну, прости, сестричка, прости! Я, правда, не со зла это всё наговорила. Просто не подумала о тебе тогда. Бесспорно, мы с тобой тоже родственные души! Божечки-кошечки, как глупо! Ну не сердись, не сердись, ладно?

И Мурси сама, словно кошка, боднула головой в плечо названную сестру и хитро улыбнулась, глядя на неё снизу.

— Что? — сконфузилась Лена. — Я не обижена на тебя, нисколечко. Думала, ты затаила обиду.

— А на тебя-то за что? — искренне удивилась Мурси, выпрямляясь. — Сестра, шо за бред ты несёшь? Послушай! Даже если ты и не веришь во всё это вот философско-эзотерическое. Наши мамы дружили и естественно, когда мы встретились, то узнали друг друга в иных обличиях. Просто я не упомянула этого, потому что итак ясно как белый пень! Мы два сапога — лапти. Как левое и правое, как мягкое и теплое. Неразрывно связаны одной лентой, даже если моя дурацкая теория и не правдива. Хотя я искренне в неё верю.

— Что за теория? — заинтересовался Христов. — Расскажешь, юное дарование?

— Посмотрим на ваше поведение, наставник, — нарочито сурово проговорила Мурси, не поворачивая головы в его сторону.

Джес поморщился, но сумел-таки заставить себя улыбнуться, предотвращая практически сросшееся с ним негодование — извечную реакцию на шалости ученицы. Он даже хотел сказать что-то забавное, весёлое, переводящее их недавний конфликт в обыкновенную перебранку, призванную выпустить пар общей усталости, но не успел. В узкий кружок протиснулся Эдмунд Ковакс и тут же припал на колено, хватая Мурси за руки.

— Госпожа! Госпожа моя! — начал он с жаром, расцеловывая исцарапанные и грязные пальцы капитана. — Не велите казнить, велите миловать! Даровать один только ваш взгляд в награду. Я ослушался, не увидел, не понял. Как на глаза трансляция высветилась, так и не смог сдерживать себя, прибыл на подмогу. Я должен был догадаться, что вы всё подстроили. О! Более того, я пребывал в полной уверенности силы вашего коварного ума, но не нашёл мочи остановиться. Простите ли вы когда-нибудь покорного слугу своего? Я достоин только порицания. Накажите меня! Накажите, как только вы умеете!

— Вы чего это? — едва заметно вздрогнула Мурси и с толикой страха всё же глянула на наставника. Тот стоял как в камне отлитый, не в силах оторвать изумленных глаз с Лорда. Видимо, про страсть свёкра шпионка-сестра умолчала. Сладостная ядовитая радость отмщения озарила капитанское лицо, и она мастерски преобразила себя в величественную Императрицу: — Встаньте, встаньте, дорогой мой Эдмунд! Главное, что обошлось. Вы живы, а это уже достойное наказание для разбитого сердца. Но я добавлю вам мучений, не сомневайтесь. Отныне и во веки веков, пока я не передумаю, вы, драгоценный мой Лорд Ковакс, правая рука и первый помощник моего регента. Знакомьтесь — Лена Банник. Пусть под вашими хлопотами взойдёт на трон она с помпезностью, достойной воспитанницы моей. А если вдруг я узнаю, что вы изменник и отказываетесь ей верно служить, то никогда больше, ни при каких обстоятельствах вы не узрите мой лик и не поцелуете эти руки. Я понятно выражаюсь?

— Да, моя госпожа, да! — пролепетал Лорд Ковакс, тоже весьма сбитый с толку такой переменой в своей невестке.

— Ну и всякое такое, по мелочи там во дворце, — быстро затараторила Мурси. — Шобы покои хорошие, да Лорды вокруг только лояльные. Шобы её там не шибко травмировали всяческими закрытыми балами и вот этим вот всем. Ну, вы поняли, да? Полагаюсь на вас и тому подобное.

— А вы? Вы не поедете с нами? — обеспокоенно заёрзал на одном месте Эд. — Я надеялся созерцать вас хотя бы на официальной коронации. Мы все хотели бы видеть вас!

— Она не может! — выкрикнул, опомнившись, Христов. — Кто, по-вашему, будет реформировать Орден? Матильда, эта ваша Истинная Императрица, нужна мне в СШГ!

— А как же понять, какие из предложений действительно достойны внимания? — вмешался невесть откуда взявшийся Жовани. — Вы, моя дорогая, обязаны помогать мне хотя бы первое время! Направить на Путь праведного развития Ордена. Столько мудрости я не услышал ещё из уст ваших.

— Нет, нет, — запротестовал Коди. — Сеньорита-капитан должна вначале решить проблему с СРС! Мы обязаны уладить всё с Шерифом, обсудить и убедить его. Кто же порядок между разными частями Галактики поддерживать-то будет?

— Хватит! — неожиданно рявкнул Морган, загораживая собой Мурси. — У вас совесть есть? Мусичка только что спасла эту самую Галактику, остановила войну, разоблачила Инквизицию. Перенесла страшное ранение, битвы и душевные потрясения. Ей отдыхать надо год, как минимум! Разбирайтесь сами! Если уж она поручила каждому такие посты, значит, верит в вас. И ваша задача не подвести её.

— Морган, не преувеличивайте, дорогой мой, — мягко проговорила Мурси, стараясь выглянуть из-за его плеча. — Мы тут все спасли Галактику. Все герои. Так что и отдых положен каждому. Давайте и в самом деле соберемся через неделю-полторы, скажем, и организуем что-то вроде круглого кабинета, овального стола или камня притыкания, что-то такое, — предложила Мурси. — А там и решим, какая задача в приоритете. Идёт?

— Да, катар прав, она «Спаситель», «Истинная Императрица Всего». Нужно дать ей отдохнуть. Главное мир пришел, уж с остальным справимся как-нибудь, — послышалось со всех сторон. — Галактику спасла, а мы накинулись на бедную.

— И Клара там была, Клара тоже спасала Галактику, — недовольно пробурчала себе под нос Дорн.

***

Жизнь отряда и Галактики потихоньку начала налаживаться. Нет, Мурси не помчалась стремглав организовывать собственную шайку пиратов. Она действительно вняла настойчивым поучениям Моргана и взялась за полный курс оздоровления. Клара погрузила её разум на пять дней в гибернетический сон, утопив тело в колто-спорах. Всё это время катар ни на шаг не отходил от абсолютно автоматической капсулы и соглашался прерваться на отдых или принятие пищи только, если кто-нибудь его сменял. Растревожился, что психосильная система нянни может излишне бурно отреагировать на проработку случившегося подсознанием.

Конечно, Клара и была этим кем-то. В конце концов, в её каюте стояла медицинская капсула. Других персон Дорн просто не хотела оставлять в собственной комнате без надзора, ревниво охраняя личностные границы. И хоть Лена звала её с собой, наслаждаться жизнью во дворце, но мысль переехать в Империю всё ещё казалось слишком инновационной. Да и мать оставлять без поддержки не хотелось. К тому же, Клара получила очень выгодное предложение по работе от военного госпиталя, переоборудованного под нужды мирного населения, и, вот удача, сразу на должность завотделения интенсивной терапии! А, кроме того, ей дали время на раздумья и восстановление сил после битвы.

Поэтому Дорн осталась вместе с остальными на корабле, намётывала план дальнейшей реабилитации для капитана, держала связь с Яном. Вместе они на ходу совершенствовали машину для самоубийства, которую уже переименовали в аппарат по извлечению переизбытка материи. Вечера Клара весело проводила за болтовней и просмотром фильмов с Коди, Бобби, и Иржи, а ночами вела страстную переписку с новоприобретенной подругой. И такая жизнь устраивала Дорн. Она даже с какой-то досадой думала о том будущем, какое настанет потом. Когда очнётся капитанша и им придется разойтись обратно во внешний мир, каждый по своим адресам.

Коди всё ещё готовился предстать перед отцом в лучшем виде. Он намеренно не шёл к нему самостоятельно, ожидая, когда сеньорита-капитан придет в полное своё здравие и в красках распишет Шерифу множественные достоинства его собственного сына. Агент Мо клятвенно заверила в том самого Коди, прежде чем прозрачная крышка капсулы закрылась.

Боббьер до сих пор пытался выбрать Путь, по которому следует идти. Мать, как и остальные его соплеменники, видели теперь в нём только героя, и если бы Малышу необходимо было бы выйти на сцену и спеть, его бы без сомнения приняли очень горячо, восторженно рукоплеская. Но не таланту, не голосу и мастерству, а имени фактически. Да и чего скрывать, твилекку понравилось геройствовать. Становиться сопричастным историческим событиям.

Конечно, тут же поползли слухи по всему СШГ, что он любовник Гидроса. Страсть канцлера к молоденьким твилеккам не являлась такой уж тайной. Одно цеплялось за другое. Нелепые сплетни выводили на новый уровень и их сговор, который якобы существовал изначально, и слаженность их действий во время убийства Сина, и даже беспокойство отряда за судьбу самого канцлера Ги после. Такие наговоры напрочь отвлекли толпу взбудораженной общественности от огнестрельной винтовки, но и делали Малыша знаменитым во всех уголках СШГ. Да и не только. Поэтому он предпочитал держаться возле капитана, ожидая пока улягутся страсти, имя его забудется, а сам он определится с дальнейшей жизнью.

Иржи идти было некуда. Он мог бы вернуться к Френсису, так как за время совместной работы над штурмом Зиоста простил его за всё, но пока не желал. Решил для себя ещё немного побыть самостоятельным, подучиться чему, подыскать работу. Не в СРС, а где-нибудь в научном институте. Заняться собственными изобретениями, воплотить в жизнь то, о чём не смел и мечтать. Френк, что удивительно, поддержал его стремления, более того, он настаивал на таком развитии событий, надеясь когда-нибудь и самому покинуть нервную страду на поприще галактического порядка.

Лена пока без помпезных церемоний взошла на трон. Империя приняла её с распростертыми объятиями. Не только из-за того, что сама «Вечная Императрица» представила Лорда Банник как доверенное лицо и регента. Лена уже успела зарекомендовать себя как мощный политик, завоевать авторитет в государственных делах Сената. Торжественное празднество решили тоже оставить на то время, когда Мурси выздоровеет окончательно, чтобы и она присутствовала на мероприятии.

Христов загремел в больницу. И судя по прогнозам врачей надолго. Его, так же, как и капитана, погрузили в гибернацию, но на гораздо большее время. Моту при этом оставалась рядом, преданно, точь-в-точь Морган, следила за всей процедурой, иногда устраивая беспочвенный разнос персоналу. Но, строго говоря, ничего другого ей и не оставалось. Бывало, в припадке жадности она принималась тратить баснословные суммы со счёта своего ненастоящего наставника. Обновляла гардероб, приобретала украшения в оптовых количествах, сувениры и безделушки, предметы искусства, часто совершенно безвкусные, а в адресе доставки указывала служебную квартиру Христова на Зарексе. Для себя Моту услышала слова матрицы однозначно. Теперь она — законная невеста верховного канцлера и ей все позволено. К тому же и сам Джес, прежде чем погрузиться в зелёное желе, поцеловал в губы, с каким-то алчным нетерпением, и разрешил производить бесконтрольные закупки и даже поехать обживаться в теперь уже их квартиру, но Моту побоялась сделать настолько ответственный шаг.

Гидрос выжил. Перенес сложнейшие операции, но быстро шел на поправку, и врачи обещали через пару недель, может даже раньше, отпустить его домой, к жене. Неберианец нервничал, боясь пропустить рождение долгожданных детей, и поэтому на четвертый день госпитализации повелел организовать лечебницу прямо у себя в особняке.

Ванно и остальные герои отправились по домам, залечивать раны, нести истину своему народу, налаживать мирную жизнь.

Так прошла спокойная неделя.