Туманы замка Бро

Глава 18

Милдрет приходила в себя долго. Последний удар пришёлся по голове, и теперь затылок гудел, как колокол после набата. К тому же вокруг было темно, и она никак не могла понять, проснулась ли, или ещё нет.

Когда же она наконец немного разобралась, где находится, то по виску девочки пробежал холодный пот. Милдрет попыталась сесть и застонала в голос – ломило не только затылок, но и всё тело.

Она кое-как поднялась с ледяного пола, влажного от подземных вод, и прошла по камере, изучая то место, где оказалась.

Камера походила на келью её монастыря – с той разницей, что из кельи она могла свободно выйти в любой момент, здесь же её отделяла от коридора накрепко запертая решётка.

Вглядевшись в темноту, она могла разглядеть, что в обе стороны тянутся ещё ряды таких же камер, но все они пусты.

Для порядка Милдрет подёргала прутья решётки, прекрасно понимая, что не сможет сделать с ними ничего – чтобы отомкнуть их, надо было быть троллем или великаном из древних легенд.

Милдрет сгребла солому, набросанную в углу, так чтобы сверху оказалась самая сухая, и, усевшись на получившийся сноп, закрыла глаза.

Медленно к ней приходило осознание, что жизнь её, кажется, сделала крутой поворот в четвёртый раз.

Англы, взявшие её в плен, могли бы казнить её сразу же. Но раз они не сделали этого, значит, хотели от неё чего-то ещё. Вопрос был в том, чего именно.

Насколько Милдрет представляла себе отношения Элиотов с окружающим миром, англы всё же не были им прямыми врагами – они жили слишком далеко, чтобы быть реальной угрозой власти отца. Их не любили, но скорее просто за то, что они были другими и пришли издалека.

С другой стороны, противостояние англов с Армстронгами не прекращалось никогда – и те, и другие грабили поля, пролегавшие близко от границы, угоняли друг у друга овец. Неоднократно Армстронги обращались к отцу с предложением выступить против англов, отодвинуть границу на несколько миль вглубь острова, выбив чужаков из двух пограничных замков – Бро и Эплби. Отец не хотел лезть в эти дела. Ему хватало тех земель, что находились на севере и востоке.

Знали ли об этом англичане? Милдрет не могла даже предположить. Для неё самой все, кто жил за пределами границы, назывались одинаково – англы. И если бы она взяла в плен кого-то из них, то вряд ли стала бы разбираться, к какому клану он принадлежит.

Англы могли думать, что она знает что-то о расположении войск Армстронгов, и тогда, скорее всего, её должны были начать пытать. Милдрет поёжилась, когда эта мысль пришла ей в голову, и тут же постаралась отогнать её от себя.

Был ещё один, куда более радужный вариант – они могли попросить за неё выкуп. И тогда… Что тогда? Милдрет не знала, даст ли выкуп отец. Ещё совсем недавно Брайнен Элиот называл её дочерью, но Милдрет успела понять, насколько переменчив нрав этого человека. Конечно, у неё были и другие друзья в клане, но никто не посмел бы выкупить её против воли лорда.

Наконец, был и ещё один вариант. Её могли попросту казнить. Ну, или так же легко забыть о том, что она вообще сидит в этой тюрьме.

Глядя на ситуацию со всех сторон, Милдрет приходила к выводу, что положительный исход случившегося с ней очень уж маловероятен, и полагаться на милость захватчиков не было никакого смысла. Нужно было попытаться бежать, как она собиралась бежать от рыцарей, сопровождавших её в монастырь, и теперь уже было не важно, куда.

Впрочем, поднявшись ещё раз на ноги и сделав новый обход камеры, она так и не нашла ни одного способа осуществить этот план.

Милдрет снова вернулась в свой угол и какое-то время сидела там, размышляя о возможных путях побега, пока не уснула.

Она не знала, сколько прошло дней или часов – за то время, пока Милдрет бодрствовала, день два раза сменял ночь, и четыре раза появлялась у решётки миска с похлёбкой.

Милдрет съедала всё, не обращая внимания на вкус, который был куда хуже, чем у той еды, что она привыкла есть в клане или в монастыре.

Того, кто приносил похлёбку, она увидела только на третий день – это был мальчишка из прислуги, и, заметив, что пленница не спит, он, воровато оглядываясь, принялся махать руками и тсыкать, привлекая внимание.

– Чего тебе? – спросила Милдрет, поворачивая голову.

– Сюда подойди.

Поколебавшись, Милдрет встала и подошла к нему. Мальчишка просунул руку сквозь решётку и вложил в руку Милдрет свёрток из каких-то листьев, а затем быстро отстранился и скрылся в темноте.

Вернувшись в свой угол, Милдрет развернула свёрток и увидела в нём приличный кусок жареного мяса. У Милдрет слюнки потекли от одного запаха, который распространился по камере, и она быстро сжевала неожиданный подарок. Было любопытно, с чего вдруг мальчишка её пожалел, и на следующий вечер, когда тот появился снова и опять принёс ей мясо, Милдрет попыталась мальчишку осторожно расспросить, но тот только мотал головой.

Наконец на третий день Милдрет решила, что терять ей уже нечего, и спросила у мальчишки, не может ли тот принести кинжал – но тот замотал головой ещё яростней.

– Господин не велел! Нет-нет-нет! – бормотал он.

– А мясо носить господин велел? – разозлилась Милдрет на ни в чём неповинного, в общем-то, слугу.

– Мясо велел, – мальчишка быстро кивнул. – Сказал, палкой отделает, если украду.

И пока Милдрет стояла у решётки, пытаясь понять, что всё это значит, и какой ещё господин приказывает носить ей мясо, мальчишка скрылся в темноте.

В голову почему-то лезли чёрные глаза и чёрные пряди, разметавшиеся по камням, а губы, вопреки плачевности положения, растягивались в улыбке.

К тому времени, когда к Милдрет пришёл уже не мальчишка, а двое взрослых стражников, она так и не придумала, что делать дальше. Мысли крутились вокруг того, чтобы попытаться сбежать, когда её поведут на казнь – если, конечно, поведут вообще – или попытаться связаться с неведомым «господином», которому, кажется, было всё-таки не всё равно.

Впрочем, ни то, ни другое осуществить ей не удалось – её взяли под руки с двух сторон. Оба мужчины были сильнее и тяжелее её. И так, под руки, позволяя лишь перебирать ногами, потащили по коридору, затем по лестнице наверх, вывели во двор и снова втолкнули в темноту, в зал – и наконец швырнули на пол перед стулом, служившим троном местному лорду.

Милдрет заморгала, пытаясь привыкнуть к смене освещения, и через несколько секунд разглядела лицо сидящего перед ней мужчины: у того были длинные, не слишком ухоженные волосы и борода с лёгкой проседью. Под глазами залегли глубокие морщины, но тело сквозь контуры плаща и накидки казалось всё ещё достаточно мощным, так что Милдрет могла бы предположить, что мужчине не больше сорока.

– Встать, – приказал он.

И Милдрет тут же торопливо поднялась на ноги. Она не была уверена, чего от неё ждут, и должна ли она смотреть в пол, как её учили в монастыре, потому решила делать так, как ей самой было комфортней, и стала смотреть лорду в глаза.

– Кто ты такой? – спросил лорд.

Милдрет заколебалась на секунду, пытаясь осмыслить вопрос. Её приняли за мальчика – очевидно, из-за простого дорожного костюма. И уж точно не опознали в ней дочку лорда Брайнена. Она не знала, стоит ли говорить всю правду, но потом решила, что хуже уже вряд ли может быть.

– Я из клана Элиотов, – уклончиво сказала она. – Брайнен Элиот мог бы предложить вам выкуп за меня…

– Твой отец мёртв.

Милдрет дёрнулась, как от удара, глаза её широко распахнулись, и вся она подалась вперёд.

– Мёртв? – спросила она.

– Если это, в самом деле, твой отец, – продолжил Генрих Вьепон. – Потому что твой брат Брайс, лорд Элиот, ничего о тебе не говорил.

– Он мой отец, – тихо сказала Милдрет и отвела взгляд. Надежда на выкуп растворилась – в том, что Брайс не станет заботиться о её спасении, Милдрет не сомневалась.

Она снова чуть подняла взгляд и увидела, как пальцы англа барабанят по подлокотнику, будто тот не мог что-то для себя решить.

– Я всё-таки думаю, что ты можешь быть полезен нам, – сказал наконец он. – Есть ли у тебя союзники в клане Элиот?

Милдрет пожала плечами.

Лорд фыркнул.

– Мальчишка… – задумчиво произнёс он, а потом приказал, – посмотри на меня.

Милдрет тут же подняла взгляд на его лицо.

– Я дарую тебе великую честь. Куда большую, чем ты мог бы ожидать, будучи пленником в моём доме.

Милдрет молча кивнула, давая понять, что слушает и слышит.

– Ты станешь моим пажом. Как если бы тебя отдал мне в услужение твой отец.

Милдрет замерла, пытаясь осмыслить, что несёт ей эта «честь». По всему выходило, что это в самом деле лучший из имеющихся вариантов, потому что он позволил бы, по крайней мере, свободно перемещаться по замку, вместо того, чтобы гнить в тюрьме.

– Благодарю вас… лорд… – она склонила голову в вежливом поклоне и тут же заметила протянутую вперёд руку лорда, узловатые пальцы его унизывали драгоценные перстни. В доме отца не было такого обычая, но Милдрет догадалась, чего от неё хотят и, опустившись на одно колено, коснулась сухой руки губами.

– Вымойся… от тебя пахнет темницей, – поморщился лорд, – явишься ко мне за приказаниями через час, когда будет закончен приём.

Грегори, стоя за гобеленом, смотрел, как его пленник поднимается в полный рост. Его силуэт, разворот узких плеч и стройный стан, скорее подходивший девушке, чем мужчине, завораживали, а почти физическое ощущение того, как тот уходит из его рук, заставляло сердце сжиматься.

«Мой!» – билось у Грегори в голове, и в эту секунду он ненавидел их обоих – дядю Генриха, который отнял то, что по праву принадлежало ему, и этого Элиота, который так легко согласился служить неизвестно кому.

Грегори жалел о том, что думал о пленнике все прошедшие ночи, что заставлял сына мельника носить ему еду, что вообще не позволил сразу же его убить. И о том, что сам он был слишком слаб и слишком юн, чтобы противостоять наместнику. Да что там – чтобы просто показаться Элиоту на глаза и объявить свою власть над ним. Ведь тогда Генрих лишь посмеялся бы. Грегори было всего четырнадцать, и сам он был всего лишь пажом, и одна только мысль о равенстве их положения будила в нём новые волны злости.

– Войди, – услышал он приказ и понял, что слова относятся к нему.

Грегори стиснул зубы и, скользнув между гобеленами, остановился напротив лорда.

– Ты не преклонил предо мной колени, – заметил Генрих и испытующе уставился на него.

– Отец оставил тебе замок до своего возвращения, но он не оставлял тебе меня.

– Он имел это в виду.

Грегори промолчал.

– Я надеюсь, ты не ошибся, – продолжил Генрих, – и этот мальчик может быть нам полезен.

Сенешаль Тизон вернулся из похода через месяц. Армия его была разбита, и сам он был зол.

Грегори же с нетерпением ждал его возвращения все прошедшие дни – и прежде всего, чтобы задать один-единственный вопрос. Он произнёс его, подавая Тизону жаркое и вино в первый же вечер, ещё до того, как тот успел отчитаться перед наместником о результатах похода.

– Что мне сделать, чтобы стать оруженосцем? – спросил Грегори.

Вопрос был столь неожиданным, что Тизон даже забыл на некоторое время о своей неудаче. Никогда за всё то время, что сенешаль знал Грегори, тот не интересовался тем, что ждёт его впереди.

– Тебе было бы неплохо показать себя в бою, – сказал Тизон, делая глоток из предложенного ему кубка.

– Я пытался, но ты не берёшь меня в бой.

– Потому что ты ещё слишком юн.

– Ты видел, что шотландские юноши уже сражаются и…

– … и легко могут сбить тебя с коня.

Грегори скрипнул зубами. Зло стукнул миской с ужином по столу и отвернулся к окну.

– Грегори, – Тизон вздохнул. – Сейчас не лучшее время это обсуждать, но, может быть, действительно, самое время для тебя, чтобы задать этот вопрос.

Грегори бросил на него быстрый взгляд и кивнул.

– Я посвящу тебя в оруженосцы, когда буду видеть, что ты способен отвечать за свои поступки. Когда буду видеть, что ты смотришь хотя бы на пару шагов вперёд.

– Я смотрю!

– И поэтому ты опять поссорился с лордом?

– С намес… – Грегори замолк, и злость в его взгляде сменилась задумчивостью.

– Вот видишь, – Тизон встал и подошёл к нему. – Я не говорю, что не согласен с тобой. Я просто думаю, что нельзя делать первое, что взбрело тебе в голову, вот и всё. Ты хорошо управляешься с мечом, отлично держишься в седле… но именно то, что ты не в состоянии управлять собой, привело к тому, что ты был побеждён. И мне пришлось вернуть тебя домой.

– Хорошо, – буркнул Грегори, – я понял, – и снова отвернулся к окну. Молчал какое-то время, но когда сенешаль уже стал укладываться спать, не выдержал, и произнёс: – А когда я стану оруженосцем, я смогу иметь пажа?

Тизон вскинул брови и посмотрел на него. До него начинало доходить, к чему был весь этот разговор.

– Пока ты думаешь об этом, оруженосцем тебе не стать.

– Да или нет?

– Да. Если мы с дядей Генрихом тебе позволим.

– Хорошо, – Грегори прищурился и снова уставился в полумрак двора. В том, что Тизон разрешит, сомнений не было. Но вот как отобрать Элиота у дяди – в самом деле был интересный вопрос.

– Закрой ставни, – донесся из-за спины недовольный голос Тизона. И Грегори послушно выполнил приказ.