Туманы замка Бро

Глава 19

В тюрьме Милдрет больше всего беспокоило, выживет она или нет. Когда же непосредственная угроза миновала, она смогла задуматься о вещах более значимых и долговечных.

Во-первых, она с неудовольствием обнаружила, что в пылу сражения потеряла оставленный матерью амулет. Это открытие основательно подпортило и без того безрадостное настроение пленницы, превратившейся разом в сироту и пажа на чужой земле, но, по сути, всё равно оставшейся пленницей.

Весть о смерти отца нанесла ещё один, куда более серьёзный, удар по её душевному равновесию – Милдрет неожиданно остро ощутила себя абсолютно бездомной, лишённой всякого места в мире и не знающей, куда податься теперь.

Легко было принимать решение о побеге, когда выбором были побег или смерть. Теперь же в голову лезли мысли о том, что она стала бы делать дальше, если бы сбежала.

Брайс вряд ли принял бы её обратно в семью. Просто потому что Милдрет была и оставалась угрозой для него и его старших друзей.

Вернувшись в Шотландию, она могла бы, пожалуй, присягнуть на верность одному из других вождей. «Например, Армстронгу», – мелькнуло в голове, и Милдрет усмехнулась про себя. Это было ничуть не лучше, чем служить англичанину, который взял её в плен.

В любом случае возможности для побега ей не представилось ни в первый, ни во второй день. Зато жизнь её оказалась не так плоха, как можно было бы ожидать.

Лорд Вьепон – как называл себя местный правитель – судя по всему, надеялся извлечь из неё какую-то выгоду как из наследницы – или заложницы. Это удерживало его от лишней жестокости какое-то время и позволило Милдрет спокойно освоиться на новом месте, привыкнуть к новым обязанностям, которые свободный Элиот мог бы счесть для себя унизительными – но с детства обученная смирению Милдрет восприняла относительно легко.

Правда, если Генрих Вьепон старался соблюдать пиетет, то его окружение делало это далеко не всегда.

В замке к Милдрет цеплялись все, вплоть до сына кузнеца, который непрестанно похихикивал то над её дикарской манерой разговаривать, то над «женоподобной внешностью». О том, что Милдрет и есть девушка, по прежнему никто н знал – и Милдрет не горела желанием это раскрывать.

Первое время Милдрет частенько оказывалась участницей драк и их же виновницей – поскольку для большинства взрослых было очевидно, что ссору мог затеять только чужак.

Ситуация заметно поменялась в октябре, когда лорд Вьепон отправил её за водой для ванны. Тут же у реки набирал в вёдра воду для кузни и сын кузнеца, Джон. Ростом он был дюймов на восемь выше Милдрет и примерно на столько же шире в плечах. Привычный к работе с молотом, он пробовал держать в руках и оружие, Милдрет же, напротив, не видела меча с тех пор, как попала в новый дом.

– Будешь своему хозяину ноги мыть? – спросил Джон, искоса поглядывая на Милдрет.

Милдрет стиснула зубы и решила досчитать до трёх.

– Хоть один поганый скотт знает своё место.

Милдрет медленно выпрямилась, и Джон, также оставив вёдра на земле, встал в полный рост.

Ударить он не успел, потому что со стороны донжона показался ещё один парень, тоже не слишком высокий и скорее стройный, чем мускулистый. Волосы его покрывал капюшон, но по мере приближения Милдрет смогла разглядеть его лицо, и сердце её гулко ухнуло, когда она узнала того, из-за кого здесь оказалась. Она выкрикнула бы его имя, если бы знала, как этого мальчишку зовут. Странно, но обиды не было. Была даже какая-то радость, что этот английский оруженосец не приснился ей, а существовал на самом деле.

– Ты не слишком отвлекаешься, Джон? – поинтересовался тот, не взглянув в сторону Милдрет.

Джон шумно засопел.

– Нет, господин, – ответил он и уставился на ведро, стоявшее у его ног.

Незнакомец подошёл и демонстративно пнул ведро ногой, опрокидывая его содержимое обратно в реку.

– Когда закончишь – и моему хозяину принеси.

Черноглазый мальчишка скользнул невидящим взглядом по лицу Милдрет и, развернувшись, побрёл обратно в сторону башен.

Секунду в Милдрет боролись гордость и любопытство, а затем она не выдержала и спросила:

– Кто это такой?

Джон с удивлением посмотрел на неё.

– Сын прежнего лорда, Грегори Вьепон.

– Грегори Вьепон, – Милдрет попробовала имя на вкус и невольно улыбнулась.

– Не советую с ним связываться, никогда не знаешь, чего от него ждать.

Улыбка Милдрет стала ещё шире. Она опустила взгляд на опрокинутое ведро.

– Часто он тебя заставляет воду носить вместо него?

Джон насупился и промолчал, а Милдрет стало совсем весело.

– Хочешь, буду носить вместо тебя?

Джон посмотрел на девушку с подозрением.

– Взамен ты отстанешь от меня и договоришься с остальными, чтобы отстали они.

Джон молча опустился на корточки и принялся наполнять ведро. Милдрет присела рядом с ним и занялась своим.

– Хорошо, – сказал Джон, уже вставая, – его господин – сенешаль Тизон. Найдёшь его в южной башне. И он не любит ждать.

Джон сдержал слово, и с того дня с Милдрет вообще не разговаривал никто из живущих в замке детей.

Сама же Милдрет, едва закончив с ванной своего господина, отправилась за водой второй раз.

Грегори уже ждал её у рыцарской башни – он стоял, глядя куда-то поверх каменных стен, и, заслышав шаги за спиной, недовольно заявил:

– Что так долго? – на последнем слове он обернулся и замер, глядя на Милдрет в упор.

Милдрет тоже молчала, впервые с момента их первой встречи получив возможность внимательно рассмотреть это лицо с чуть удлинённым носом, твёрдым изгибом капризно сжатых губ и насупленными бровями, которые хотелось разгладить, проведя пальцем от самого носа к вискам.

– Ты, – сказал Грегори и свёл брови ещё плотней. – Поставь ведро.

Милдрет послушно опустила ведро на землю.

– Почему ты их принёс? Джон заставил?

Уголок губ Милдрет невольно пополз вверх от этого глупого предположения – сколько бы она не цапалась с местными, заставить её пока ещё никто не смог.

– Я сам хотел, – не переставая улыбаться, произнесла она.

Грегори молниеносно шагнул вперёд и, поймав её руки, развернул ладонями вверх.

– Я не хочу, чтобы ты носил вёдра, – сказал он.

Милдрет подняла бровь отчасти в искреннем удивлении, отчасти от того, что её позабавила эта неуместная и несвоевременная забота.

– Твои руки должны быть гладкими, – заявил Грегори.

– Это невозможно, – спокойно возразила Милдрет. – Я не девушка и не собираюсь целыми днями прясть.

Грегори нахмурился ещё сильней.

– Мне это не нравится, – всё тем же голосом заявил он.

На сей раз Милдрет не смогла сдержать улыбки – и даже смеха – и уже через секунду почувствовала боль в затылке, стукнувшемся о каменную кладку стены. Одна рука Грегори крепко держала её плечо, а другая упёрлась в камень, перекрывая возможность ускользнуть вбок.

– Ты смеёшься надо мной? – прошипел Грегори ей в лицо.

Милдрет попыталась избавиться от улыбки, но так и не смогла. Страшно не было совсем – напротив, впервые за всё время в замке Бро ей было легко. Она приподняла руку и, повинуясь внезапному порыву, провела кончиками пальцев по щеке Грегори – ещё по-юношески мягкой, но тёплой и какой-то родной.

Не переставая улыбаться, Милдрет покачала головой.

– Я так рад, что увидел тебя, – призналась она.

Грегори стоял какое-то время. Его шумное горячее дыхание касалось губ Милдрет, пробуждая в теле незнакомый огонь.

Ещё несколько секунд они не двигались. Грегори мучительно пытался понять, что с ним творится, и почему этот хрупкий мальчишка вызывает нестерпимое желание впиться ему в губы, смять их, присвоить себе, пока этого не сделал кто-то другой – а потом резко отстранился.

– Оставь ведро, – приказал он. – Второе я принесу сам.

Милдрет снова удивлённо приподняла бровь. Грегори, судя по всему, не понимал, сколько воды нужно на одну бадью. «То есть, в самом деле заставлял кого-то работать за себя?» – поняла она.

– Я тебе помогу, – сказала Милдрет с улыбкой, но стараясь больше не злить избалованного англа, – там не одно.

Грегори поколебался.

– Сенешаль давно ждёт, – сказал он. – Ладно. Пошли. Я схожу с тобой.

За полчаса они перетаскали воду и заполнили бадью. Грегори взялся разводить огонь, а Милдрет стояла в стороне, внимательно глядя на него. За всё время работы они не сказали друг другу ни слова, но Милдрет хватало возможности просто смотреть, как двигается Грегори – плавно, будто кошка. Под тонким льном рубашки то и дело проступали бугры мускулов, которых не было у неё самой.

Милдрет вздохнула, невольно подумав о том, что четыре года тренировок с мечом пошли прахом – всё равно теперь ей быть просто слугой. Она не была уверена, но, кажется, начинала привыкать к своей судьбе.

Грегори, само собой, по-английскому обычаю посвятили бы со временем в оруженосцы, а затем он стал бы и рыцарем. Ей же здесь никто и никогда не позволил бы взять в руки меч. Хоть её и назвали пажом, а не пленницей, для обителей замка она всё равно оставалась врагом.

– Всё, – объявил Грегори, щупая рукой воду.

Милдрет кивнула. Уходить не хотелось, но причин оставаться больше не было.

– Я завтра приду? – спросила она и тут же пояснила. – Воду принесу.

– Придёшь, – подтвердил Грегори, – только без воды. Вместе принесём.

Теперь Милдрет приходила к Грегори каждый день, едва заканчивала свои дела – и помогала ему делать ещё и его.

Грегори принимал помощь с хладнокровием человека, который привык, что всё делают за него. Однако, хоть он и не говорил об этом вслух, ему было приятно от того, что рядом с ним шотландец, которого он с самого начала считал своим. И почему-то неловко от того, что тот делает больше него – хотя его в самом деле никогда не смущала необходимость заставлять других что-то делать.

Потом наступила зима. Жизнь в замке почти остановилась, но Грегори был этому только рад – тренировочная площадка почти всё время была пуста, и теперь он мог вволю упражняться с мечом. Милдрет довольно быстро поняла, где теперь искать англичанина, и стала приходить не к башне, а сразу туда.

Как-то Грегори вынес на площадку оружие, но тренировки начать не успел – его позвал к себе сенешаль, чтобы отчитать за очередную выходку с крестьянской овцой. Надо сказать, что овец Грегори не воровал уже давно, в основном потому, что ими надо было делиться со всеми, а он в последнее время не хотел видеть никого, кроме «своего шотландца» – но когда произошла пропажа, первым делом подумали на него.

Милдрет осталась один на один с мешком, в котором лежали доспех, меч и копьё. Какое-то время заповедь «не укради» вертелась в её голове, а потом уступила место более земным потребностям – пользуясь тем, что никого не было рядом, она достала из мешка меч и покрутила в руках. Затем извлекла из ножен и, опустив их на землю, примерилась к рукояти. Ударила деревянного манекена наискось – меч был непривычно тяжёлым и перевешивал вперёд, так что сохранять равновесие было тяжело. Но она всё-таки ударила ещё разок, и ещё, а затем так увлеклась, что не сразу услышала вопль у себя за спиной – поняла, что происходит, только когда почувствовала удар в плечо.

Милдрет молниеносно развернулась, принимая новый удар на лезвие меча. В руках у стоящего перед ней Грегори был деревянный учебный меч, но Милдрет к такому противостоянию всё равно была не готова. Она нанесла несколько ударов, но для неё клинок был слишком тяжёл, а Грегори со своим игрушечным мечом двигался в пару раз быстрей. Через некоторое время он обманным манёвром заставил Милдрет отвести меч в сторону, а сам ударил её кулаком в грудь. Удар был столь неожиданным, что Милдрет отступила на шаг назад, оступилась и повалилась навзничь, едва успев отбросить в сторону меч – а Грегори наклонился над ней и ткнул кончиком деревянного меча ей в солнечное сплетение.

– Проси пощады, – приказал он.

Милдрет стиснула зубы. Её обуяла злость. Она никого здесь не собиралась просить.

Грегори постоял над ней ещё секунду, а потом убрал клинок и протянул ей руку, предлагая встать.

– Я бы и тогда тебя свалил, – сказал он.

Милдрет ничего не ответила. Молча подняла меч и протянула его Грегори рукоятью вперёд.

Грегори принял клинок и покрутил в руках. Рукоять ещё хранила тепло.

– Будешь заниматься со мной? – спросил он.

– Мне не дадут меча, – мрачно сказала Милдрет.

– А если я найду?

Милдрет пожала плечами.

– Я скажу, – мечтательно произнёс Грегори, уже не глядя на неё, – что мне нужно на ком-то тренироваться. И мне отдадут тебя.

Милдрет улыбнулась, хотя от последних слов по спине пробежал неприятный холодок. Ей абсолютно не хотелось, чтобы её «отдавали» кому бы то ни было – и всё же смотреть на Грегори, мечтательно уставившегося в небо, было очень приятно.

– Хорошо, – согласилась она.

Однако плану Грегори не суждено было воплотиться в жизнь. Сенешаль Тизон, ещё злой после необходимости разбираться с овцой, сухо ответил ему, что такое разрешение может дать только лорд Вьепон.

Грегори даже не стал спорить о том, что Генрих никакой не лорд – он почти месяц решался на то, чтобы подойти с подобной просьбой к наместнику, прекрасно понимая, что любая просьба с его стороны того только разозлит.

Когда же он наконец решился, реакция сэра Генриха была именно такой, какую он и ожидал. Тот долго молчал, прикидывая что-то в уме, а затем ответил, что отложит решение до весны.

Весной, впрочем, он ответа снова не дал – вместо этого объявив, что Тизон должен готовиться выступить в новый поход. Никаких разумных доводов он слушать не хотел, со своей же стороны предъявлял один единственный аргумент:

– Народ недоволен. И зол. Нужно занять их войной.

Тизон после недолгого спора согласился начать приготовления, а когда в апреле всё уже было готово к выходу, снова встал вопрос о том, должен ли Грегори идти в бой вместе с ним.

– Обязательно, – заявил Генрих. – Иначе он никогда не станет мужчиной.

Тизон стиснул зубы. У него было кардинально другое мнение на этот счёт. Ему начинало казаться, что сам этот поход устроен для того, чтобы наследник погиб где-нибудь на поле брани, и замок полностью оказался в распоряжении Генриха Вьепона.

Впрочем, приказу он всё-таки подчинился и через несколько дней вывел рыцарей за ворота.

Грегори, вопреки его ожиданиям, на сей раз вёл себя волне разумно. Не лез вперёд и не создавал проблем. Подавал оружие и старался прикрывать самого Тизона сбоку, будто всем видом показывал, что он уже настоящий оруженосец, а не просто паж.

Тизон был уже готов задуматься о том, чтобы в самом деле посвятить Грегори, когда картина на поле боя кардинально изменилась – на помощь почти разгромленному войску Армстронгов с холмов двинулась вниз лавина воинов с гербом Элиотов на плащах.

Снова армии Вьепонов пришлось отступить, и оставалось лишь надеяться, что Элиоты не станут их догонять.

Надежда, впрочем, не оправдалась – англичан гнали до самого замка Бро, где им удалось укрыться за воротами, и до конца весны продолжалась осада. Потом, оставляя за собой разорённые поля, шотландцы отступили.

Весь май сэр Генрих вёл переговоры с Элиотами, то и дело напоминая про заложника, которого удерживает у себя, но так и не смог убедить никого из них.

В начале июня он призвал к себе Милдрет – исхудавший и злой.

– Найди себе шапку шута, поганый скотт, – приказал он. – Будешь прислуживать нам на пиру. Люди должны знать, что я всё ещё в состоянии их прокормить. И что вы, дикари, склоняетесь предо мной.