Туманы замка Бро

Глава 34

– Ты идёшь в бой, чтобы выиграть – или чтобы проиграть?

Вопрос прозвучал из-за плеча и показался неожиданным, потому что Грегори был уверен, что в небольшом закутке, где рыцари меняли доспех, с Милдрет они одни.

Милдрет, стоявшая напротив Грегори, замерла со шлемом в руках. Взгляд её был устремлён туда, за плечо.

– У меня есть выбор? – спросил Грегори немного зло. Повернуть головы в застёгнутом доспехе он уже не мог, и оставалось довольствоваться отражением брата в серых зрачках Милдрет.

– Если ты решил проиграть, чтобы избавиться от навязанной тебе супруги – лучше вовсе откажись. Сейчас, – продолжил Грюнвальд, стоявший у него за спиной, – нам не нужен позор.

Грегори стиснул зубы.

– Я иду в бой, чтобы выиграть, – твёрдо сказал он. – Ждите. Данстан закончит с доспехом, и я приду.

Грюнвальд, кивнув, исчез, а Милдрет перевела взгляд на лицо Грегори. Губы её были плотно сжаты, выдавая недовольство, но она молчала.

– Выбора нет, Милдрет, – сказал Грегори тихо, внимательно разглядывая её лицо.

– Ты женишься на ней?

– Я надеюсь, что нет.

– Если так тебе будет лучше – женись, – Милдрет отвела взгляд.

Если бы не кольчуга, делавшая каждое движение тяжёлым на грани неподвижности, он хорошенько встряхнул бы Милдрет за плечи, но пришлось ограничиться вздохом.

Ревность Милдрет была странна и понятна в одно и то же время. Грегори почти не сомневался, что это ревность, потому что Ласе сама по себе не сделала ей ничего.

С одной стороны, Грегори хотелось сказать, что Ласе и Милдрет несравнимы. Как может солнце ревновать к луне? То, что он чувствовал к Милдрет, было ничем не похоже на то, что он мог бы чувствовать к Ласе.

С другой, что-то подсказывало, что это всё-таки одно. Милдрет могла быть его другом, сестрой, опорой и слугой в одном лице, но это не исчерпывало всего, чем могла бы быть для него Милдрет – это не покрывало того, что хотела отобрать у Милдрет Ласе.

Милдрет оставалась мрачной всё время, пока надевала на Грегори шлем и проверяла ремешки, а Грегори, лицо которого уже было скрыто забралом, боролся с желанием сказать что-нибудь, что стёрло бы этот недовольный изгиб с губ Милдрет. Может быть: «Я тебя люблю?» – слова крутились на языке, но к месту не подходили, и, в конце концов, Грегори так и не сказал ничего – Милдрет помогла ему развернуться лицом к ристалищу и подтолкнула, хлопнув по спине.

– СЛУШАЙТЕ! СЛУШАЙТЕ! СЛУШАЙТЕ! Высокие и благородные принцы, графы, сеньоры, бароны, рыцари и дворяне… – разносился, перекрывая толпу, над ристалищем голос герольда.

Рыцари, упражнявшиеся в поднимании невесомых шарфов с земли, один за другим заканчивали своё занятие и занимали места между ложами.

Грюнвальд оказался по левую руку от Грегори, Корбен – по правую. Оба двумя столпами подпирали его плечи, и Грегори было немного неуютно от такого напора, но он молчал.

– Мои люди будут прикрывать тебя, – сказал Грюнвальд, – а рыцари Корбена отвлекут противника. Ты должен сбить как можно больше вражеских рыцарей булавой.

– Зачем это вам? – спросил Грегори.

– Потому что так должно быть.

Верёвки были разрезаны, и начался бой.

Схватки шли одна за другой, но в этот раз их было меньше, чем накануне, потому что рыцарям давали время отдохнуть. Турнирная пирамида подходила к концу, а отряд Вьепонов ещё не потерпел ни одного поражения, но Грюнвальд с Корбеном мрачнели от боя к бою. «Проклятые французы», – шипел Корбен после каждой победы противника, так же уверено двигавшегося к вершине пирамиды, и когда осталось два отряда, одним из которых были Вьепоны, а другим – французская команда Шарле, Грегори начал понимать почему.

– Хватит, – твёрдо сказал Грюнвальд, когда через ристалище, прищурившись, разглядел, что Шарле меняют булавы на пики, – заменим Грегори. Скажем, что ему повредили руку, или просто наденем на кого-то ещё его доспех.

– Что? – глаза Грегори расширились от возмущения. Он проследил за взглядом кузена и, тоже заметив смену оружия, растерянно спросил: – Но пики… против булавы… разве это не бесчестно? Они же прошибают доспех насквозь. Они разрешены?

Корбен, стоявший по другую руку от него, кивнул – Грегори так и не понял, ему или Грюнвальду.

– Грегори надо убирать, – подтвердил он.

– Нет!

Кузены снисходительно посмотрели на него.

– Я не собираюсь прятаться! – упрямо повторил он.

– Грегори, смысл твоего участия в том, чтобы прославить тебя, а не в том, чтобы убить, – сказал Корбен негромко, заранее предчувствуя, что увещевания будут бесполезны.

– Много ли славы, когда вы всё делаете за меня? – Грегори перевёл взгляд с одного на другого. – В августе я поведу вас в бой. В настоящий бой. Там вы тоже будете ставить мою жизнь выше, чем победу?

– Твоя смерть не принесёт победы! – прошипел Грюнвальд.

– Данстан! – крикнул Грегори, не слушая его. Милдрет тут же появилась в отдалении, готовая принять приказ. – Подай мне копьё!

Милдрет бросилась выполнять распоряжение, остальные же замолкли, глядя на наследника.

– Хотят смертный бой – будет смертный бой! – сказал Грегори твёрдо. – Если передумают, пусть попросят нас взять в руки булавы.

Корбен и Грюнвальд переглянулись.

– Джонси, подай копьё! – крикнул своему оруженосцу Грюнвальд, и Корбен повторил приказ.

Грегори улыбнулся торжествующе, как будто бы уже победил в бою, и принял из рук Милдрет копьё.

Отряд Грегори вышел на ристалище, и металл снова зазвенел о металл. Рыцари падали один за другим, и только по цвету туники, одетой поверх кольчуги, удавалось разобрать, чья сторона потеряла бойца.

Уже лишь половина бойцов стояла на ногах, когда Грегори получил сильный удар копьём в плечо. Он пошатнулся, падая на одно колено, выронил копьё, но тут же выхватил булаву и, раньше, чем противник смог ударить его ещё раз, изо всех оставшихся сил ударил булавой ему под рёбра. Рыцарь замер, задохнувшись, и рухнул на землю как подкошенный, но и Грегори, не устояв, опустился на землю лицом. Плечо болело так, что с трудом получалось думать. Он всё же попытался встать, но боль накрыла его с головой, и всё – блеск доспехов, лучи солнца, синие туники Вьепонов – всё утонуло в ней.

Пришёл в себя Грегори уже в башне. Открыл глаза и долго разглядывал набивший оскомину потолок, пытаясь понять, приснилось ему случившееся или нет.

Только скрип двери прервал его размышления – повернув голову, Грегори увидел, что на пороге стоит Милдрет, а за её спиной – сэр Артур.

Взгляд Грегори на секунду встретился со взглядом Милдрет, сердце девушки замерло, а затем она торопливо приказала:

– Не шевелись! Растревожишь плечо.

Грегори моргнул в знак согласия и снова повернулся лицом к потолку.

Милдрет закрыла за собой дверь и, опустив на стол котелок, принялась расставлять посуду – так обыденно и привычно, что Грегори снова засомневался, была ли вообще прошедшая весна, или он так и не покинул стен своей тюрьмы.

– Я пропустил минуты своей славы? – задумчиво произнёс он, обращаясь к потолку.

– О, это были не минуты, – ответила Милдрет вместо потолка и улыбнулась, не отвлекаясь, тем не менее, от своего занятия, – толпа бушевала. Когда ты упал, они накинулись на французов и чуть не перебили их всех.

Грегори чуть повернул голову и с подозрением посмотрел на неё.

– Не может быть.

– Французы не остались в долгу, – продолжила тем временем Милдрет, – рыцарям сэра Тизона и ополченцам из Эплби с трудом удалось прекратить свалку, – она повернулась к Грегори лицом, и тот покраснел, увидев на лице Милдрет улыбку. – Я не вру. Ты первый, кто осмелился ответить французам их же оружием. И англы были в восторге от твоей наглости.

– Англы… – повторил Грегори задумчиво. – Ты говоришь так, как будто мы всё ещё чужие тебе.

Милдрет отвернулась и снова принялась за еду. Улыбка исчезла с её лица.

– Ты больше не обязана прислуживать мне, – сказал Грегори, наблюдая за ней.

Милдрет улыбнулась, уже по-другому, не торжествующе, а тихо и как-то даже ласково.

– И кто будет делать это, если не я? – она взяла в руки миску, полную похлёбки, и, подойдя к кровати, села на краешек.

Грегори поморщился, уловив неприятный запах многократно размоченной муки.

– Если бы я знала, что ты уже можешь жевать, нашла бы что-нибудь получше, – сказала она. – Давай, я тебя усажу.

Милдрет отставила миску на пол и принялась устраивать Грегори на подушках – тот заметил, что их стало больше, и теперь наволочки украшала вышивка, сделанная старательной женской рукой.

– Хочу фазана, – капризно заявил он.

Милдрет улыбнулась и, снова взяв в руки миску, поднесла ложку к его рту.

– Ночью выберусь на охоту, – шепнула она, покосившись на дверь, и Грегори, просветлев, кивнул.

До последнего Грегори не был уверен, состоится ли его поход. Плечо заживало плохо, и даже когда вывих был уже вправлен, и внешних следов повреждения не осталось, ему по-прежнему было трудно шевелить рукой.

Когда он всё же решил, несмотря ни на что, возглавить войско, идущее в земли Армстронгов, Милдрет не отходила от него ни на шаг и не позволяла взять в руку ничего, тяжелее пера, хотя Грегори не был уверен, что такая забота сказывается на его руке хорошо. В конце концов, прикрикнув на неё пару раз, Грегори стал всё же заниматься с мечом по утрам – пока не больше десятка минут. Мышцы после тренировки болели нестерпимо, но зато с каждым днём рука работала всё лучше.

Войско Вьепонов ножом прошло сквозь засеянные земли Армстронгов. Солдаты захватили достаточно продовольствия, чтобы компенсировать затраты на прошедший в начале лета турнир, и по всему выходило, что надо возвращаться домой, но Грегори не хотел вернуться удачливым грабителем. Впереди лежал замок Лиддел.

Грегори достаточно знал об истории своего рода и замка Бро, чтобы знать, что замок Лиддел не давался врагу никогда. Тизон ходил на него не меньше десятка раз, но всегда возвращался с поражением от его стен. У Тизона, впрочем, не было того стимула, который подгонял Грегори – дома его ждала Ласе. Жить в замке Бро на тех условиях, на которых существовал последние четыре года, он не мог. Грегори нужны были перемены, а значит – нужен был авторитет, и ничто не могло содействовать этому так, как победа, которой не совершал никто до него.

В сентябре войско, ведущее за собой обозы награбленного, подошло к стенам замка Лиддел.

Грегори не мог не улыбаться, глядя на то, какое воодушевление царило в лагере – не было уставших, и никто не говорил о том, чтобы вернуться домой. Разве что некоторые рыцари излишне рьяно пользовались содержимым обозов, что заставляло задуматься, с чем они вернутся в замок.

Грегори отбирал людей сам. Он советовался с сэром Артуром, с кузенами и с Седериком, и первых трёх назначил командирами рыцарских отрядов. Седерик идею не одобрял и остался в замке Бро, но укрепил войско Грегори сотней особо рьяных крестьян, таких же молодых, как и все, кто собрался здесь.

Уже накануне осады Грегори поговорил с ними и обещал, что каждый, кто вместе с ним войдёт в залу замка, будет посвящён в рыцари. Грегори отлично понимал, что не сможет даровать им земли, но на это и был расчет – только лорд замка Бро мог бы по-настоящему наградить своих людей. И, став его людьми, они бы так же были заинтересованы сделать его лордом, как хотел этого и он сам.

Осада длилась почти месяц. Дважды приходилось высылать отряды для грабежа окрестных земель, потому что продовольствие подходило к концу. Уже в последних числах сентября Грегори собрал военный совет. Боевой дух армии сильно угас. Грюнвальд и Артур предлагали вернуться домой.

– Домой ни с чем? – мрачно цедил Грегори в ответ, покручивая в пальцах кинжал. Он и сам понимал, что в словах командиров есть доля истины. Нужно было уходить, пока они могли унести с собой хоть что-то, но эта победа была не тем, что требовалось лично ему. – Какого чёрта, – он с размаху всадил кинжал в карту, расстеленную на столе, – у нас заканчивается еда, а у них нет?

– Они могли подготовиться заранее, – Грюнвальд пожал плечами.

– Или в замке есть чёрный ход, – голос прозвучал из самого тёмного угла, и все лица повернулись к Милдрет. На трёх из четырёх было написано презрение к слуге, который решился говорить при рыцарях, но Милдрет смотрела только на одного.

– Продолжай, – приказал Грегори.

Милдрет пожала плечами.

– Нечего продолжать. Наше преимущество в том, что мы можем доставлять себе новую еду. Их же запас исчерпаем. Но мы видим, что всё происходит наоборот. У нас еда кончается. Кончается она и у крестьян. А в замке по-прежнему нет проблем с едой. Значит, крестьяне прячут еду и передают её в замок.

– Ни один крестьянин не отдаст последнее за своего феодала, – фыркнул Грюнвальд.

– Само собой, – Милдрет бросила на него быстрый взгляд и снисходительно улыбнулась, – на земле англов было бы именно так. Но вы в Шотландии. Здесь нет феодалов и крестьян. Армстронги – одна семья. Ты бы отдал последнее ради своего брата?

Грюнвальд поджал губы и промолчал.

Грегори отвернулся к карте, на которой красными пометками красовались деревни и укрепления.

– Если это так, – он провёл кончиком пальца от одной до другой, – то обозы должны идти к чёрному ходу из деревень, – Грегори посмотрел на Милдрет. – Ты мог бы за ними проследить?

Милдрет повела головой.

– Я не знаю, – сказала она. – Но попробовать я бы мог.

– Лучше поручить это своим, – перебил её сэр Грюнвальд. Грегори покачал головой.

– Попробуй, – сказал он. – Проберёшься в замок и подашь сигнал.

Милдрет облизнула губы.

– Мне бы пригодилось некоторое количество людей. Одни займутся воротами, другие подадут сигнал.

– Хорошо, – Грегори кивнул, – ты возьмёшь троих ополченцев. Можешь выбрать их прямо сейчас, и к вечеру вы должны выступить.

Милдрет склонила голову и бесшумно скользнула к пологу.

– Он нас предаст! – произнёс сэр Грюнвальд, едва Милдрет скрылась из виду.

Грегори перевёл взгляд с колышущейся ткани полога на него

– Он служит мне, – сказал Грегори резко, – если он предаст вас, считайте, что вас предал я.

– Это не объясняет, почему идти должен был он, – вмешался сэр Артур.

– Кто знает быт шотландцев лучше него?

Никто не ответил. Несколько секунд царила тишина, а затем Грегори произнёс:

– Все свободны. Никто сегодня не ложится спать. Каждый воин должен быть готов к бою – ночью или на рассвете.

Всю ночь Грегори провёл, вглядываясь в стены замка. Он тоже боялся – не столько того, что Милдрет предаст, сколько того, что та не вернётся назад.

Наконец, за час до рассвета одновременно скрипнули ворота и взвился над смотровой башней сигнальный огонь.

Грегори мгновенно схватился за рукоять меча и, вынув его из ножен, так что пламя костров засверкало на лезвии, дал команду идти в атаку.

Из людей Седерика в ту ночь выжило только тридцать.

Половина рыцарей тоже осталась лежать неподвижно под стенами замка Лиддел.

Тех кто выжил, Грегори, как и обещал, произвёл в рыцари.

Замок, ни разу не покорявшийся англичанам, был взят. Оставив половину войска в его гарнизонах, Грегори возвращался домой.