Туманы замка Бро

Глава 22

Кавалькада, покидавшая замок, несла новые стяги, невиданные до сих пор – на каждом из них помимо герба дома Вьепон развевался пучок зелёной травы.

Грегори ещё не имел привилегии выбирать себе знамя и иначе никак не мог дать понять недовольной толпе, что это его личный отряд.

Его пропустили свободно – через союзников он уже передал вожакам восстания, что отправляется за тем, что необходимо сейчас более всего.

Ветер овевал лица молодых всадников, никому из которых не было более двадцати пяти лет. Все они знали Грегори так же, как Грегори знал их, хотя в поход под его началом выступали в первый раз. Никто из них не задал вопроса, почему вперёд их поведёт паж. Все до одного были недовольны наместником и рады перспективе изменений.

Грегори, скачущий впереди всех, наслаждался каждой секундой галопа. Наконец-то никто не сдерживал его, и он сам мог принимать решения за всех. Он жалел только об одном – что сейчас его не видит Данстан.

При воспоминании о шотландце Грегори стискивал зубы. Данстан, заключённый в темницу на нижнем ярусе катакомб, выглядел страшно. Даже в темноте можно было разглядеть, как запали его щёки, а кожа, и без того светлая, стала синеватой, почти прозрачной. В первую секунду Грегори подумал было, что видит призрака, а не живого человека – но нет, покрытый грязью и синяками это всё-таки был Данстан.

Мысли о том, что может случиться с Данстаном за те несколько дней, что Грегори не будет в замке, не давали ему покоя.

Сэр Генрих обещал, конечно, что когда Грегори вернётся, Элиот будет жив и здоров, но Грегори не верил ему ни на гран. Дядя мог, к примеру, оставить Данстана без еды или снова избить, а Грегори оставалось лишь стискивать кулаки и надеяться, что всё будет хорошо.

Путь его и его отряда лежал на север, в земли клана Армстронгов – туда, где ещё пару лет назад Грегори с друзьями-мальчишками воровали овец. Многие из этих друзей скакали сейчас у Грегори за спиной. И так же, как он, знали все пастбища и амбары Армстронгов наперечёт.

Взяв в опустевшей деревне повозки для скота, всадники больше не останавливались до вечера – лишь слегка сбавили ход, чтобы телеги успевали ехать следом.

Забравшись достаточно далеко в лес на востоке, они устроили привал. Это было нужно так же, как и сам поход – вина почти не пили, зато Грегори успел переговорить со всеми своими воинами до одного и ещё раз убедиться в том, что выбрал правильно – все они были на его стороне. Каждому он пообещал, что в замке продолжит этот разговор, и только потом отправился спать.

На следующее утро всадники разделились по трое и весь день, до вечера, провели в шотландских полях – четыре группы сгоняли овец в лес, чтобы там загнать их в телеги, остальные грабили амбары.

Ещё через день обозы, полные овец и зерна, вернулись на землю Вьепонов – раньше, чем кто-то из шотландцев успел позвать на помощь солдат.

Крестьяне встретили телеги радостными воплями. Никого из них не интересовало то, откуда взялась еда.

Грегори, наблюдая, как в полном хаосе расхватывают трофеи, высмотрел в толпе Доба Воробья и подъехал к нему.

– Я решил вашу проблему? – спросил он.

Воробей нехотя кивнул.

– До поры, – уточнил он, – если сэр Генрих продолжит в том же духе, то…

– Я надеюсь, ты не забудешь этих слов, – Грегори холодно улыбнулся. – Однажды он возьмётся за старое. И вот тогда придёт срок навести в замке порядок. Я надеюсь, твои люди в этот час будут со мной.

Воробей прищурился, внимательно глядя на него, а потом кивнул.

В замке Грегори первым делом встретил Тизон – едва Грегори спешился, сенешаль взял его за плечо и потащил в полутёмный закоулок между донжоном и крепостной стеной.

– Ты в своём уме? – прошипел сенешаль, прижимая Грегори спиной к стене.

– Да, а что?

– Ты ведь у Армстронгов был, так? Ты понимаешь, что они придут мстить?

Грегори прищурился, и на губах его заиграла улыбка.

– Когда, в ноябре? Пока они соберутся в поход, наступит зима. Кроме того, мы зашли с востока, пусть думают, что их грабили Колвелы.

Тизон отпустил его плечи и покачал головой, смотрел он так же сердито, как и до сих пор.

– Когда ты начнёшь думать о завтрашнем дне? – спросил он устало.

– Когда он наступит, – Грегори вскинул подбородок и улыбнулся ещё шире, а затем мгновенно стал серьёзным. – Сэр Тизон, я прекратил войну, разве нет?

– Развязав новую!

– Которая состоялась бы в любом случае – Армстронги придут, когда наступит весна, буду я у них воровать или нет.

Тизон скрипнул зубами и промолчал.

– Сэр Тизон, признайте, я заслужил стать хотя бы оруженосцем?

Тизон секунду мрачно смотрел на него, затем, не переставая хмуриться, махнул рукой.

– На колени, – приказал он и выдернул из-за пояса кинжал.

Как только Грегори опустился на одно колено, Тизон коснулся кинжалом его плеч.

– Тебя, Грегори Вьепон, сим посвящаю в оруженосцы, – Тизон произнёс ещё несколько ритуальных слов, осенил Грегори святым знамением и приказал встать. – Иди. Тебя ждёт лорд.

«Наместник», – пронеслось у Грегори в голове, но вслух он не сказал ничего.

К сэру Генриху он не пошёл – лишь просил стражу передать, что слишком устал, и направился прямиком в темницу.

Когда и здесь стражники заступили ему путь, Грегори лишь свирепо зыркнул на них из-под бровей и бросил на ходу:

– С дороги! Приказ сэра Генриха!

Стражники расступились в стороны, но, едва он миновал их, направились следом.

Грегори же, оказавшись в темноте, снял факел со стены и стал спускаться вниз той дрогой, которой один раз уже ходил.

Данстан сидел всё там же, будто и не прошло для него трёх дней. Только исхудал и истончился ещё сильней.

– Отпереть, – приказал Грегори, услышав шаги за спиной.

– Сэр Генрих…

– Сэр Генрих приказал отпереть, – повторил Грегори с напором, и на сей раз стражник подчинился – подошёл к двери и принялся ковырять ключом в навесном замке.

Только когда металл зазвенел о металл, пленник поднял голову и тут же встретился взглядом с Грегори. Кровь ударила Грегори в виски, голова зашумела, и будто сквозь вату он услышал собственный голос.

– Поднять пленника и вести его следом за мной.

Двое охранников протиснулись в камеру и подхватили Милдрет под локти, так что ноги её продолжали волочиться по земле, а затем потащили в коридор.

– Да не так, – Грегори поморщился, силясь скрыть злость.

Перехватил пленницу подмышку, так чтобы можно было закинуть её руку себе на плечо и, бережно придерживая другой рукой за пояс, сам понёс в сторону лестницы.

– Можешь идти? – шепнул он в самое ухо Милдрет. Та кивнула, но никаких усилий, чтобы сделать шаг, не предприняла.

Сейчас тело шотландца было так близко, и казалось таким хрупким и нежным под слоем ссадин и синяков, что Грегори, как ни старался, не мог поверить, что перед ним такой же юноша, как и он сам. От волос пленника пахло тиной, а от тела – застоявшимся потом, но Грегори всё равно втянул его запах, силясь уловить в нём знакомые, хоть и забытые давно уже нотки.

– Мой, – прошептал он и на секунду довольно зажмурился.

– Ты пришёл… – произнесла Милдрет почти в унисон.

Грегори не ответил ничего. Дальше они двигались молча. Грегори прислушивался к новому чувству, нарождающемуся в груди. Это было уже не желание обладать и не удовлетворение от новой игрушки, это было странное, пронзительное счастье, от того, что пленник наконец-то находится в его руках. От того, что можно трогать его, обнимать… от того, что сегодня вечером Элиот не покинет его, как должен был делать это всегда. И не покинет уже никогда.

«Что со мной?» – спросил Грегори сам себя, но урезонить чувства не смог. Улыбка продолжала расцветать на губах.

Радость его разбилась о заслон из трёх рыцарей, стоявших у выхода из темницы.

– Как это понимать? – спросил Грегори, поднимая взгляд от земли, куда смотрел до сих пор, чтобы не споткнуться.

– Сэр Генрих приказал препроводить вас в башню.

– Я доберусь сам.

– Сэр Генрих приказал вас охранять.

– От ко… – Грегори замолк, осенённый внезапным пониманием. – Или кого-то от меня?

Грегори смотрел то на одного рыцаря, то на другого, ожидая ответа, но ответом ему была тишина.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Ведите.

Усталость вдруг навалилась на него, и он необыкновенно остро осознал, что двое суток толком не спал. Он бы, может быть, пустился в драку и сейчас, но на плече у него висел Данстан, и самым важным казалось донести его до постели и отмыть.

Рыцари быстро окружили его, и тот, что шёл впереди, стал указывать путь – но не к башне рыцарей, как ожидал Грегори, а к другой, стоявшей на южной оконечности замка, пустой и холодной до сих пор.

Поднявшись по узкой лестнице, рыцарь открыл дверь, и Грегори, всё ещё державший на плече Милдрет, шагнул в открывшийся проём. Он замер, разглядывая то место, где оказался – здесь были все его вещи, включая кровать, гобелены и сундук с оружием и одеждой. Сэр Генрих явно подготовился хорошо.

– И сколько я буду находиться здесь? – спросил Грегори, уже догадываясь, что вряд ли переезжает сюда на один день.

– Пока не вернётся ваш отец.

Грегори сглотнул.

– Я смогу выходить? Или мне сидеть в четырёх стенах целый день?

– У вас будет два часа в день на прогулку, – рыцарь помедлил, и Грегори почудилось в его голосе сочувствие, от которого ему захотелось ударить рыцаря по лицу, – под нашим надзором вы сможете упражняться с мечом.

Грегори сглотнул.

– Мне нужна будет прислуга… Еда, растопка для очага.

– У вас есть слуга. Остальное он принесёт.

Грегори невольно крепче стиснул руку всё ещё не державшегося на ногах спутника.

– Мне нужна прислуга прямо сейчас! – закричал он – почти истерично, чувствуя, что перестаёт контролировать себя. – Прислуга, лекарь и еда! И не смейте говорить мне ничего!

Какое-то время ответом ему была тишина, а затем рыцари обменялись взглядами, полными сомнения, и один из них всё же сказал:

– Мы принесём. И травницу приведём.

– Спасибо, – сухо сказал Грегори, чувствуя, что голос уже не слушается его. – Оставьте меня.

Лишь когда дверь захлопнулась за его спиной, он опустил Милдрет на пол у входа. Затем забрался в сундук, достал оттуда плед и постелил на кровать.

Снова подхватил Милдрет поперёк спины и, шепнув:

– Ну, давай же, – стал затаскивать её на кровать.

Травницу привели довольно быстро. Пока Грегори стоял у камина стискивая кулаки, она принялась осматривать ушибы. Задрала подол рубахи пленника, чтобы добраться до живота, и тихо ахнула.

– Что там? – спросил Грегори, резко оборачиваясь на звук.

Травница, однако, не смотрела на него – только в широко раскрытые глаза пленницы – назвать «Данстана» пленником после того, что нащупала под рубахой, она никак не могла.

– Он сильно ранен? – спросил Грегори, силясь заглянуть ей через плечо, но травница уже опустила подол рубахи.

– Пожалуйста, – прошептала Милдерт одними губами и прикрыла рот травницы рукой, показывая, чего хочет от неё.

Травница недовольно крякнула.

– Ничего, – бросила она, оглянувшись на Грегори, – пара синяков.

Грегори по-прежнему с сомнением переводил взгляд с одной, на другого.

– Может быть, я могу помочь? – спросил он и не сдержавшись бросил на своего пленника исполненный нежности взгляд. Каждый синяк на теле шотландца он воспринимал острее, чем чувствовал бы свой, хотя и не страдал до сих пор от излишней щепетильности.

– Отойдите, толку от вас ничего. Будете только мешать, – травница ткнула пальцем в то место, где Грегори стоял до сих пор, и тот, нехотя, отошёл.

Травница возилась с полчаса, а вскоре после того, как она ушла, принесли и еду.

Грегори думал, что аппетит у него отсутствует напрочь, но, почуяв запах похлёбки, понял, насколько голоден был.

Он съел две ложки, а затем взгляд его упал на лицо Милдрет, наконец-то открывшей глаза, и он едва не подавился.

– Привет, – сказал Грегори, отставляя горшок в сторону и подсаживаясь рядом на кровать.

Милдрет молча смотрела на него, и, вопреки идиотскому положению, в котором он оказался, Грегори обнаружил, что начинает улыбаться. Милдрет, которой было ничуть не лучше, чем ему, улыбнулась в ответ и, приподняв руку, коснулась его щеки. Грегори тут же накрыл её ладонь своей рукой и прижал ещё плотней.

– Ты настоящий… – прошептала Милдрет.

Грегори крепче сжал её кисть и кивнул.

– Ты теперь мой, – сказал он.

Слова прозвучали глупо и бессильно, и не только потому, что положение его стало ещё более шатким, чем было два дня назад.

Грегори необычайно остро ощутил, что этого мало. Ему было нужно не просто, чтобы Милдрет принадлежала ему, он хотел, чтобы женоподобный шотландец стал им самим, до краёв заполнил его жизнь.

Милдрет же молчала. В глазах её появилось смятение, будто она обдумывала что-то безрадостное.

– Что будет теперь? – спросила она.

Грегори облизнул губы. На этот вопрос он ответа не знал. Взгляд его заметался по комнате и упал на горшок с похлёбкой, стоявший на полу перед очагом.

– Есть хочешь? – спросил он и, не дожидаясь ответа, потянулся за горшком. Затем, придвинувшись ещё ближе к Милдрет, зачерпнул ложкой желтоватую жижу и попытался запихнуть ей в рот.

Милдрет послушно проглотила первую ложку, а потом перехватила его руку, и от этого прикосновения от запястья до локтя Грегори разлилось тепло.

– Я сама, – сказала она.

Грегори кивнул и, отдав ложку Милдрет, пожалел, что она всего одна – ему всё так же хотелось есть. Но он сидел, смотрел, как Милдрет медленно запихивает похлёбку в рот – одну ложку за другой, и никак не мог избавиться от улыбки, поселившейся у него на губах.

Милдрет съела не так уж много, поблагодарила и протянула обратно Грегори горшок.

Тот за несколько секунд проглотил остатки похлёбки и, отставив посуду в сторону, понял, что его начинает клонить в сон.

– Подвинься, – приказал Грегори и сам принялся стягивать с себя рубаху.

Милдрет пододвинулась к стене и из угла с лёгким удивлением наблюдала за ним. Щёки её порозовели в предчувствии того, что могло бы произойти теперь, а сердце забилось сильней.

Однако не произошло ничего – или почти ничего. Раздевшись, Грегори вытянул из-под Милдрет плед и, нырнув на кровать рядом с ней, укрыл им обоих. Потом потянулся и обхватил Милдрет поперёк туловища, прижимая к себе как огромную грелку.

Оба замерли, прислушиваясь к ощущениям.

Грегори накрыло с головой горячей волной. Он почти задыхался от близости чужого тела, лежащего в его объятиях – до сих пор такого не было с ним никогда.

Милдрет чувствовала, что Грегори возбуждён. Сама она была слишком вымотана и слаба, чтобы почувствовать физическое возбуждение, но сознание её затопило желание прижаться к Грегори ещё тесней, слиться с ним всем своим существом.

Глаза её поймали взгляд нового господина, и Милдрет поняла, что тот чувствует то же самое. Их тела, облачённые в одни только длинные рубахи, были прижаты друг к другу под одеялом, и ближе, казалось, стать невозможно – и всё же обоим хотелось ещё. «Он понял?» – билось у Милдрет в голове. Как можно было не почувствовать, что рядом лежит вовсе не другой мальчик она представляла с трудом. Она почти хотела, чтобы Грегори наконец догадался – и в то же время не представляла, как смогла бы сказать об этом теперь, когда Грегори подпустил её так близко.

– Я так скучал по тебе… – прошептала Милдрет и покраснела, обнаружив, что произнесла это вслух. В глазах Грегори затеплился довольный огонёк.

– Правда? – спросил он.

Милдрет кивнула и сглотнула, преодолевая сдавивший горло спазм.

– Я думал, ты больше никогда… – она снова сглотнула. – Не знаю. Не подойдёшь ко мне.

В глазах Грегори снова загорелась злость, и Милдрет поняла, что сказала что-то не то, но Грегори просто уткнулся носом ей в плечо.

– Я убью его, – прошептал он. – Всех их убью.

Милдрет не ответила. Только скользнула рукой по его спине и поняла, что Грегори трясёт. Милдрет провела ладонью вдоль его позвоночника ещё раз.

– Ты что? – спросила она.

Грегори, всё ещё прятавший лицо у неё на плече, только покачал головой.

– Ничего, – ответил он, и больше Милдрет спрашивать не стала. Только прижалась плотней и закрыла глаза, проваливаясь в сон.