Туманы замка Бро

Глава 53

Дни в замке Бро казались Грегори серыми и однообразными. Ни охота, ни пиры не радовали его. Еда казалась безвкусной, а вместо азарта скачки был лишь холодный ветер и ощущение, что он потерял что-то настолько значимое, будто это была половина его тела. Точно у него отнялась левая рука, и как он ни старался, как ни пытался нащупать то, что должно было лежать в ней – ладонь Милдрет – находил лишь пустоту.

По ночам он тоже стал плохо спать и бесконечно смотрел на витраж, вставленный в окно, который так ненавидела Милдрет. Теперь это разноцветное стекло стало последним напоминанием о той, кого Грегори потерял. Если же ему удавалось заснуть, то он просыпался посреди ночи от ощущения пустоты, поселившейся в постели. Кровать стала непомерно большой для него одного.

В том, что Милдрет он потерял, Грегори убедился довольно быстро – когда та не ответила на первое, на второе и на третье письмо.

Напрасно заглядывал Грегори в глаза голубю, сидевшему в клетке у него в спальне, в поисках ответа – тот ничего не мог ему рассказать.

Стояла к тому времени уже середина лета, но за окном бесконечно шли дожди, и запертый в четырёх стенах своей комнаты Грегори снова взялся писать письмо, но, едва поднеся к бумаге кончик пера, в ярости отбросил его прочь и опрокинул чернильницу, заливая чёрной жидкостью стол.

– Ненавижу! – выдохнул он и ударил кулаком по столешнице, размазывая грязное пятно.

Грегори корил себя за то, что отпустил Милдрет так легко. За то, что поверил ей. За то, что не приказал стражей запереть ворота и не посадил шотландку на цепь, чтобы только удержать её здесь – в замке Бро.

Но сделанного было не вернуть, и теперь Грегори отчётливо понимал, что Милдрет не вернётся к нему. Там, по другую сторону цепочки пограничных гарнизонов, был её дом. Там ей наверняка было лучше, чем здесь, где она всегда чувствовала себя пленницей. Грегори знал, что для Милдрет так и не изменилось ничего – ни когда она была посвящена в оруженосцы, ни когда стала сенешалем. Стены замка Бро продолжали давить на неё, и они с Грегори не раз говорили о том, как это можно изменить.

«Нельзя всю жизнь посвятить одному человеку», – думал Грегори с тоской. Эти мысли преследовали его, перерождаясь в злость.

Оставалась ещё надежда, что Милдрет вернётся через год, как и обещала – но раз она нарушила первое слово – писать, то не было никаких оснований полагать, что сдержит второе и вернётся в тюрьму ради него одного.

Дни проходили за днями, и Грегори всё больше убеждался в своей правоте, хотя её не подтверждало ничего – впрочем, и не опровергало тоже ничего.

Умом он понимал, что сейчас самое время для решения тех проблем, которые он не мог решить, пока Милдрет была рядом с ним – но заставить себя всё равно не мог.

Именно теперь Грегори казалась предательством сама возможность пустить Ласе в свою постель.

Та какое-то время обижалась на его холодность и не предпринимала попыток что-либо поменять.

После Сретения что-то резко поменялось для неё, и Ласе утроила напор.

Поначалу дело ограничивалось заигрываниями на пирах, попытками соприкоснуться руками и взглядами поверх чужих голов. Ласе не пыталась взять крепость штурмом, она заходила в обход.

Когда же все её ухищрения не привели ни к чему – Грегори не удостоил её ни ласковым взглядом, ни приступом гнева, он оставался холодным, как стены замка Бро зимой – Ласе на какое-то время пропала из виду, но лишь для того, чтобы зайти к своей цели с другой стороны.

В день Св. Грегори она подарила Грегори плащ, подбитый соболем и расшитый её собственной рукой, и, преподнося его в подарок, склонила колено у его трона, как приличествовало бы склонить вассалу, но не прекрасной даме.

– Я хочу, чтобы этот королевский плащ украсил твои плечи, мой господин, – сказала она, – чтобы яркость его цвета хоть немного скрасила серые зимние дни для тебя, потому что вижу, что вот уже почти год как ты сам не свой.

Ласе не упомянула об отъезде Милдрет, но оба поняли и так.

Дар был преподнесен в присутствии множества гостей, и потому Грегори не решился от него отказаться.

Плащ в самом деле был хорош, и в нём было куда теплей, чем в его прежнем плаще, так что, поколебавшись, наутро Грегори вышел осмотреть укрепления в нём.

Ласе, наблюдавшая за ним из окна, улыбнулась и тут же скрылась в тени.

Вторым её подарком стала рубаха – её Ласе закончила всего лишь за неделю. Поскольку рубаха Грегори основательно истрепалась к тому времени, он поколебался и принял её.

Ласе почувствовала, как расступается лёд. Впрочем, ей нужно было спешить, время шло, и с каждым днем приближался момент, когда блио начнет обтягивать живот. Следующую попытку она предприняла почти сразу – когда первая ярмарка приехала в замок Бро, Ласе заказала портному сюрко алого и синего цвета, дав сроку десять дней, и в тот же вечер явилась к Грегори после ужина отдать дар наедине.

– Что это? – спросил Грегори, внимательно осмотрев предложенный ему предмет. – Тебе не хватило пряжи на блио?

– Это сюрко, мой господин, – Ласе присела в реверансе, – самые прекрасные рыцари Европы теперь ходят в таком.

Грегори молча разглядывал непонятную тунику из плотной ткани, лишённую рукавов и раскрашенную в контрастные цвета, как шутовской наряд.

– Я подумала, – Ласе потупила взгляд, – что такому красивому мужчине, как ты, оно очень пойдёт. Но если я не угадала – я прикажу сделать что-нибудь ещё. Я сделаю всё для тебя, Грегори. Почему ты отвергаешь меня?

Грегори почувствовал переход в наступление и мгновенно отбросил в сторону сюрко, стоившее Ласе немалых денег.

– Вот к чему это всё, – зло произнёс он.

– Только не говори, что ты не знал! – Ласе вскинула на него взгляд. – Ты один уже год! Не вижу причин нам с тобой оставаться чужими, мы муж и жена!

Грегори скрипнул зубами и, склонив голову, посмотрел на неё исподлобья.

– Она вернётся, – упрямо произнёс он. – Ты ничего не знаешь о нас.

– Ох, прекрати! Я женщина, но не дура! Я как никто знаю, что ты поддался колдовству этой язычницы, но я уверена, это пройдёт! Все рыцари в замке благосклонны ко мне, только ты холоден, как снег! Но мы ведь были друзьями и тогда, когда я только вернулась из монастыря в замок Бро, тебе было интересно со мной! Что же не так теперь?!

– Может, дело в том, что ты участвовала в заговоре против меня? Ты знаешь, что делал твой отец?

– Я не знаю, что делал мой отец! Грегори, это было давно, и он уже мёртв! А я жива, почему я должна отвечать за его грехи до конца дней?

Грегори отвернулся и какое-то время смотрел на витраж, но поняв, что тот лишь злит его сильней, снова обернулся к Ласе.

– Я не виню тебя, – сказал он спокойно, – уже давно. Но Милдрет значит для меня всё. Она разделила со мной горе и радость. Когда я был пленником в собственном доме – она была со мной и сочувствовала мне. Когда я сражался, она подносила мне доспех. Когда я был ранен – она ухаживала за мной. У стен замка Лиддел вся слава досталась мне, хотя победа принадлежала нам двоим. Когда я терпел поражение у стен замка Бро, за мои ошибки она расплатилась собой. Так было всегда. Я клялся, что никогда не покину её, и если я не могу быть рядом с ней, я буду, по крайней мере, думать о ней.

– Но ты клялся и мне!

– Это другое, – Грегори пожал плечами, – ты сама знаешь, что я этого не хотел.

Ласе глубоко вздохнула.

– Что мне сделать, чтобы ты переменил своё мнение обо мне? – негромко спросила она.

– Ничего, – Грегори пожал плечами. – Стань Милдрет – и тогда ты займёшь в моём сердце место, которое занимает Милдрет. Иначе никак.

Несколько дней Ласе думала о том, что услышала от него, но времени оставалось слишком мало, чтобы придумать что-нибудь, и она решила прибегнуть к трюку, который использовала давно.

Ласе извлекла из сундука мужской костюм, распустила волосы, как это делала Милдрет, и когда колокола на колокольне отзвонили вторую часть ночи, вошла в таком виде в спальню Грегори.

Тот не спал. Лежал и неподвижным взглядом смотрел в потолок.

Ласе закусила губу – это было не очень хорошо. Едва дверь закрылась за её спиной, Грегори перевёл на неё взгляд – и потому, что он не встал и не шевельнулся, Ласе поняла, что он её узнал.

– Я могу понравиться тебе так? – спросила она, входя в луч света, падавший из окна. – Если любишь мужеподобных женщин, я стану для тебя такой.

– Уйди, – Грегори стиснул кулак, чтобы не закричать. – Ты так ничего и не поняла.

Ласе сделала ещё шаг вперёд и склонилась над Грегори, нависая над ним. Вгляделась в глаза и успела ещё коснуться губами его губ, прежде чем удар отшвырнул её назад, так что столешница больно врезалась в основание спины.

Ласе закусила губу от боли. На глаза навернулись слёзы, обида душила её.

– Да что с тобой не так! – выпалила Ласе, и голос её окончательно сорвался.

– Уйди, – Грегори встал и, стиснув её плечо, отвёл к двери, – и больше никогда не входи в мой дом и не прикасайся ко мне, или отправишься в монастырь.

Хлопнула дверь, и Ласе оказалась в коридоре, слёз она сдержать уже не могла. Впервые в жизни Ласе плакала искренне, не пытаясь никому ничего доказать. Она сползла по стене, обхватив руками колени, и долго всхлипывала, не в силах успокоиться, пока, наконец, не устала настолько, что ей стало всё равно.

– Ну, хорошо! – сказала она вполголоса, вытирая последнюю слезу. – Может быть, я и не стану твоей женой. Но уж точно ею никогда не станет Милдрет.

Она встала и, сжимая кулаки, решительно направилась к рыцарской башне, которую теперь занимал сэр Артур.

– Не вышло, – спокойно сказал он, окидывая взглядом наряд Ласе и её раскрасневшееся лицо.

Ласе молча покачала головой.

С минуту царила тишина. Артур разливал вино. Затем, добавив туда мёда и специй, он протянул кубок Ласе. Та сделала глоток и благодарно кивнула.

– Он должен умереть, – вполголоса произнесла она.

– Кто? Наш лорд? Честно говоря, мне бы этого не хотелось. По крайней мере, пока.

Ласе дёрнула плечом.

– Не он. Этот скотт.

Артур скрестил руки на груди и, прислонившись плечом к стене, посмотрел на неё.

– Как ты собираешься это сделать? Он сейчас далеко.

Ласе закусила губу.

– Я придумала кое-что, – сказала она совсем тихо, – нам нужно только подделать письмо. А ещё лучше – возьмём одно из тех, что Грегори написал сам. Помнишь, к примеру, то: «Я не могу без тебя. Мне кажется, я умру». Третье из тех, что он отправлял.

Артур кивнул. Ему не очень нравился разговор, и обсуждать чужое нижнее бельё он не любил, но идею Ласе следовало выслушать до конца – её замыслы всегда отличались изысканностью и порой решали множество проблем.

– Нужно только чуть-чуть подправить его.

– Ты хочешь сделать это сейчас? – спросил Артур.

– Понадобится время, чтобы всё организовать.

– Не возникнет ли вопрос, почему Грегори не писал до сих пор?

Ласе дёрнула плечом.

– Отправим письмо с другим гонцом. С мальчишкой, которого Грегори взял в пажи. Пусть скажет на словах, что молодой лорд не мог писать или что-нибудь ещё, а лучше правду – что письма были перехвачены, поэтому Грегори его и послал.

– Допустим, мы отправим письмо, и что потом?

– Потом… Нам понадобятся два десятка крепких надёжных солдат и карта Сильвер Горг.

Наутро Ласе взялась за дело – испортив несколько листов бумаги, она, наконец, добилась того, что её подчерк выглядел почти что как подчерк Грегори и, подтерев кончиком ножа несколько букв, добавила несколько слов. Получилось следующее:

«Не могу без тебя. Я умру. Только … тебя жду. Приезжай немедленно. Встретимся в Сильвер Горг».

Ласе запечатала письмо и стала ждать момента, когда мальчика-слугу будет удобно отослать из замка на пару недель. Момент выдался довольно скоро – Грегори понадобились новые шпоры, и он отправил его на ярмарку в Эплби через пару дней.

А ещё через три дня к воротам замка Бро подъехал измученный всадник в изорванном плаще – Ласе побледнела и выбежала во двор, ещё издалека узнав его в лицо. Это был сэр Тизон.