Весна безумия

Глава 20. Репутация

Первым делом, когда зашла домой, я отправила сообщение Инге:

«Инга, ты почему не сказала мне, что Ковалёв распускает про нас слухи???»

«Нашла что вспомнить. Он уже давно ничего не распускает. Молчит в тряпочку».

«Но только половина гимназии на нас косится!»

«Пусть косятся, завидуют, наверное», — прислала она мне три смеющихся смайлика, но мне было не до смеха.

«Почему ты мне не рассказала?»

«Знала, что ты будешь истерить. Я поговорила с Ильёй, он сказал, что больше не будет», — и снова улыбающиеся рожицы.

«Расскажи мне всё!»

Но вместо этого Инга прислала скриншот их с Ковалёвым переписки, где пригрозила ему: если он ещё раз скажет что-то подобное про нас, она отплатит той же монетой и всем расскажет, что он гей, и не поленится в создании доказательств. Инга написала, что у неё есть друзья, которые владеют фотошопом, поэтому новость будет яркой с картинками и подробностями.

Ковалёв, конечно, пытался наезжать в ответ, писал, что ему всё равно, но после сообщения от Инги: «Рискни, узнаешь!» замолчал. Датированы были эти сообщения концом января.

«Теперь успокоилась?» — спросила Инга.

«Нет, инфа ведь успела просочиться по школе. Я больше не останусь у тебя ночевать».

«Всем же надо что-то мусолить, а тут такой хайп! Забей! Все уже забыли».

«И после такого ты продолжала меня с ним шипперить?!»

«И что?! Всем же ясно, что он просто обиделся на тебя».

«Он мою репутацию похоронил!»

Инга прислала мне смеющийся смайлик, а потом написала:

«Репутация?! Слово-то какое! Ты же знаешь, какая у меня репутация, так что инфа, что мы спим вместе — это даже реабилитация. Ян, ты это серьёзно?! Паришься из-за каких-то там слухов?»

«Да!»

«Мы с тобой тусим с 6 класса, и не говори, будто не слышала, что про меня сочиняют! Ты думала, общаясь со мной, тебе ничего не прилетит? Филологини тебя терпеть не могут ещё больше, чем меня. Странно, что после дискотеки не валяются по школе твои проткнутые куклы вуду. Я вообще не знаю никого в параллели, кому бы никогда не перемывали кости. Поэтому забей и соглашайся со всем, что про тебя говорят. Больше хайпа Богу хайпа!»

Инга была права: нельзя общаться с человеком с плохой репутацией, оставаясь при этом в «белом пальто». Но все слухи про Ингу были беспочвенны, я это знала, и на мнение остальных мне было плевать. Но никогда не думала, что меня тоже вовсю обсуждают. Почему же с Тимом я не могу так же наплевать на мнение других? Здесь было что-то другое. А может дело в том, что Инга тоже его до сих пор презирает?

Не стоило, конечно, так резко прогонять Тима. Мы вполне могли общаться, просто как одноклассники.

И всё-таки информация о слухах меня задела. Какой же козёл этот Ковалёв! Я думала, что его месть — смотреть на меня, как на пустое место, но нет, он пошёл дальше и унизил меня перед всей школой.

Я написала Тиму, предложила встретиться, но он ответил, что уже уехал с Пашей, потом добавил, что завтра обязательно погуляем. Тогда я вновь открыла ТикТок и залипла на канале ребят. Раньше я никогда не смотрела воркаут: в подписках часто всплывали макияж, рукоделие и прочие залипательные вещи. Но с появлением Тима прониклась спортивными парнями. Хоть и смущалась, мне почему-то казалось, что я смотрю что-то запретное, постыдное, но мне безумно нравилось разглядывать Тима. Такую ловкость и скорость не каждый смог бы развить. Паша явно уступал Тиму в скорости и гибкости. А может, дело было как раз в росте, ведь Паша был долговязым, и из-за этого на видео казался более неповоротливым.

Вечером, когда мама укладывала Соню спать, раздался звонок в дверь, открывать пошёл папа, а потом, озадаченный, позвал меня:

— Ян, там к тебе.

Кто мог прийти ко мне на ночь глядя?! Я выглянула за дверь.

Тим не стал заходить и топтался на лестничной клетке. Я, как распахнула дверь, так и уставилась на него. Ни написал ничего, ни позвонил, ни предупредил. Зато стоял и широко улыбался, весь какой-то взъерошенный, глаза блестели. На плече висела спортивная сумка, значит, зашёл с тренировки. Но он обычно писал, что после тренировки еле живой, а сейчас стоял полон сил и энергии.

Быстро сунув ноги в мамины ботинки и накинув пуховик, я выскочила за дверь:

— Тим, ты обалдел?! Ты зачем на ночь глядя пришёл? Почему не предупредил?

— Я, может, соскучился, — Тим резко приблизился и, не дав мне опомниться, прижал к себе.

Меня обдало жаром его тела и запахом пота. Хоть запах и был резким, но почему-то не отталкивал. Горьковатые мускусные ноты даже нравились, притягивали к нему. Его пот пах огнём. Я попыталась выбраться из тесных объятий, но Тим не размыкал кольца рук, лишь ослабил хватку. Тогда я упёрлась ладонями ему в грудь и возмутилась:

— Ты чего? А вдруг кто нас увидит?

— И пусть видят! — продолжал скалиться Тим.

— Тим, ты пьяный что ли?! Что с тобой? — уставилась я на него.

От него пахло только кофе, алкоголь он не пил.

— Со мной всё прекрасно. Говорю же, соскучился. Захотел тебя увидеть, а ты опять меня прогоняешь, — скривился в нахальной усмешке он.

Я его не узнавала.

— Надо предупреждать, — я вглядывалась в его глаза, но вместо вины находила там игривые огоньки. — Я не люблю сюрпризы!

А потом он вообще полез целоваться, но едва коснулся губ, я отстранилась:

— Тим, не надо, нас могут увидеть.

— Давай, спрячемся! На крышу у вас можно попасть?

— Нет, крыша закрыта, и, вообще, поздно уже. Я уже собиралась спать.

Мне хотелось спровадить Тима. Я чувствовала себя неловко, мне казалось, что соседи могут подглядывать в дверные глазки. Поэтому озиралась, боялась, что сейчас откроется лифт или одна из дверей. Ещё и Тим вёл себя слишком настырно, и этим пугал.

— В это время мы обычно переписываемся, и ты ещё часа два точно не будешь спать, — Тим меня тут же раскусил.

— Я боюсь, что нас кто-то заметит из соседей, — прошептала я.

Он распустил объятия, схватил меня за руку и потащил на лестницу. Между этажами было темно.

— Тут никто не увидит, — он снова попытался меня поцеловать.

Но я вновь отстранилась:

— Тим, да что с тобой? Ты странно себя ведёшь!

— Со мной всё отлично, а веду я себя вполне пристойно и прямолинейно! — договорил он, и, обхватив моё лицо ладонями, поцеловал.

Внезапность и порывистость меня всегда пугали, и, хотя я со вчерашнего дня грезила о поцелуях с Тимом, но его наглость лишь отталкивала.

— Ти-и-и-м, — я вывернулась. — Не надо, пожалуйста! Не порть всё!

— Что я делаю не так? — весёлый голос Тима сменился разочарованием. — Чего ты так боишься?

— Если ты ещё не понял, то я боюсь всего! Всего, всех и повсюду! — опять это говорила подступающая изнутри обида, которая стояла комом в горле.

Я рванулась вниз, забежала в квартиру и резко захлопнула за собой дверь. Тим то ли не успел опомниться, то ли специально не стал догонять. Скорее второе, я же знаю его реакцию: он успел бы пару раз меня догнать или перехватить, если бы захотел.

По щекам потекли слёзы, но я стояла у двери и прислушивалась. Судя по всему, Тим ушёл. Я упрекнула Тима, что он всё портит, но испортила в итоге всё сама. Затем подошла к окну на кухне, выглянула во двор, видела, как Тим вышел из подъезда, и оранжевый капюшон его худи быстро растворился в темноте. Да что со мной не так?!

Я закрылась в ванной, чтобы в слезах не попасться родителям на глаза и избежать расспросов. Включила воду, подставила руки под струю воды и смотрела на себя в зеркало. И этой полоумной трусихе из отражения я сказала, что она дура, и повела себя, как истеричка. И если Тим теперь никогда не захочет с ней общаться, то поступит правильно.

Через пятнадцать минут в ванную осторожно постучалась мама:

— Ян, ты там жива?

— Да, через пять минут выйду.

Умылась, и, ускользнув от родительского внимания, ушла в комнату. Телефон непривычно молчал, сообщений от Тима не хватало. А зелёный кружок, показывающий, что он в сети, укорял меня. Теперь меня душила вина, и я не выдержала. Не знала, как объяснить мою внезапную истерику, за день я дважды оттолкнула Тима от себя, и не могла даже себе объяснить, что на меня нашло. Написала ему короткое:

«Тим, прости меня!»

Но стоило мне отправить это сообщение, зелёный кружок погас, сообщение осталось непрочитанным, хотя Тим наверняка получил уведомление, но не стал ничего выяснять и отвечать. Просто вышел. Я понимала, что, возможно, сделала ему больно, и такого он точно не заслужил.