Оставшиеся уроки я проходила с ладонью у лица, чем вызвала новую волну сплетен. Особенно злорадствовали филологини в общем чате параллели, гадая, откуда у меня фингал.
«Илья не стерпел измены», — читала я на большой перемене опять в телефоне Инги. И если бы рука и так не лежала на моём лице, я бы точно сделала фейспалм.
Инга в этот раз не ввязывалась в срач и тоже посмеивалась, читая весь этот бред. Илья ведь заявил, что мы с ним вместе, а на следующий день я уже ходила вместе с Тимом. Так что синяк филологини считали «заслуженным» и всячески жалели Илью.
— Вот это у них подгорает от тебя! — смеялась Инга, пролистывая переписку. — Какая, Яна, ты всё-таки бессердечная стерва, обидела несчастного Илюшу. Они там, похоже, уже в очередь выстраиваются, кто будет лечить его разбитое сердце.
Это действительно выглядело смешно, я бы тоже от души посмеялась, если бы лицо и глаз так не болели.
Медсестра рекомендовала мне сделать йодную сетку на месте ушиба, но Тим сказал, что нужна мазь, и после школы сразу потащил меня в аптеку и купил мне «Троксевазин».
— Это мастхэв от ушибов, растяжений и синяков. Отёк хорошо снимает. Утром, вечером мажь, дня за три пройдёт. У меня в месяц тюбик точно улетает, — хмыкнул он.
А на следующий день Тим принёс мне толстый букетик подснежников, положил на парту и усмехнулся.
— Синие!
Вот как его можно не любить?! Я улыбалась, наверное, от уха до уха. День уже прошёл не зря.
Галочка рядом цокнула. Я покосилась на неё, её лицо выражало вселенское недовольство.
— Что?! — не понимала я её реакцию.
— Ян, ты меня, конечно, извини, но ты дура!
Неожиданный поворот. Но меня почему-то не задело оскорбление. Я была такая счастливая в этот момент, поэтому лишь удивлённо приподняла брови, склонила голову, требуя пояснений. Галочка наклонилась к моему уху:
— Как ты могла променять Ковалёва на Клячика?!
И эта туда же. Стало смешно, но, посмеявшись, я вздохнула и тоже наклонилась к уху Галочки. Мне не хотелось с ней ссориться, но если она тоже в секте, поклоняющейся идолу Ковалёву, то переубеждать её бесполезно.
— Ты просто ничего не знаешь, — шептала я ей. — Мы с Ильёй и не были вместе, он специально распустил эти слухи, потому что поспорил на меня.
Я никогда раньше не делилась с Галочкой подробностями личной жизни, но она меня вынудила, быть может, с её помощью правда просочится в массы. Галочка нахмурилась и недоверчиво смотрела на меня.
— А Клячик типа прикрытие?
— Нет, — улыбнулась я. — С Тимом всё по-настоящему.
И так круглые глаза Галочки округлились ещё больше:
— Но почему он?! — вдруг скривилась она. — Тебе так все завидуют, что за тобой сам Ковалёв бегает.
— Потому что мы совершенно не знаем никого по-настоящему, — прошептала я ей, прежде чем пришла учительница.
После английского Тим подошёл ко мне пританцовывая, мурлыкая Demons от «Драгов» под нос. Мы встали у подоконника, отвернулись от коридора и смотрели в окно.
— Ты чего такой счастливый? — улыбнулась я ему.
— Угадай, кто защитил проект на пять?!
Я рассмеялась. Тим достал телефон и открыл приложение электронного дневника:
— Она мне ещё и двойку стёрла за прошлую неделю, вообще шик!
— Поздравляю! Ты молодец! А я вчера нашла для нас идеальную шоколадку!Тим постоянно подкармливал меня синими продуктами, у него была какая-то идея фикс. Он знал, что мой любимый цвет синий, и, если встречал продукт в голубой или лазоревой упаковке, приносил его мне. И я, кажется, заразилась этой привычкой от него, выискивала теперь оранжевые упаковки и даже однажды купила шоколадку для Инги, потому что та была в сиреневой фольге. А вчера мама отправила меня в магазин, и мне хотелось найти что-то прикольное оранжевое для Тима и желательно с орехами. Но взгляд всё равно зацепился за синюю упаковку шоколадки с цельным миндалём — его любимым орехом.
Я достала шоколадку из сумки и протянула Тиму:
— Ты заслужил!
Тим сначала недоумённо посмотрел на синюю упаковку, потом прочитал про цельный миндаль и расхохотался:
— Я понял! Обёртку тебе, шоколадку мне, — широко улыбался он. И тут же распаковал и начал есть. — А вкусно, кстати, спасибо!
Я обычно ела шоколад медленно, смакуя, а Тим грыз его как яблоко, откусывал прямо от всей плитки, жевал и выглядел при этом таким голодным. Я осторожно отломила у него полосочку. Шоколадка правда была вкусной.
— Думаю, надо заканчивать этот цирк, — между нами вырос Ковалёв. — Поприкалывались, поиграли в парочку, и хватит!
Мы обернулись к нему, Тим всё ещё продолжал жевать шоколадку:
— Блин, Илюх, когда до тебя дойдёт уже, что это не приколы?!
— Рили?! — Ковалёв хмыкнул и посмотрел на меня. — Яночка, не разочаровывай меня, скажи, что это не так?
— Но это так, Илья, и я тебе это уже говорила!
— Низковата у тебя планка, — пренебрежительно бросил он и посмотрел почему-то на шоколадку в руках Тима.
А потом развернулся и ушёл к своим. Мы опять отвернулись к окну.
— Как думаешь, он отстанет? — поинтересовалась я.
— Он никогда не умел проигрывать, — хмыкнул Тим и снова откусил шоколадку, протянул под нос мне, отчего вдруг тоже захотелось откусить от целой плитки. Я никогда так не ела шоколад, обычно ломала его на кусочки и медленно поглощала, а сейчас грызнула, как голодный зверь, и это меня почему-то развеселило. А Тим, прожевав, добавил: — Так что я бы ждал от Илюхи какой-нибудь подставы.
А после школы без права голоса Паша притащил нас к какой-то старой общаге снимать ролик про меня и крышу. Заставил взять с собой шарф и листы бумаги, из которых я наделала самолётиков. Его даже мой замазанный синяк не смутил.
— Тут лучшая пожарная лестница для съёмки! — указал он на ржавую разваливающуюся конструкцию.
— Эстетика в твоём стиле, — хмыкнула я.
Паша расписал мне сценарий и приказал сделать грустное лицо. Но я не могла. Как только он говорил сделать печальную мину, мне становилось смешно, и я изо всех сил сдерживала улыбку. Тим тоже посмеивался надо мной. Паша закатывал глаза и ворчал.
— Так, Ян! Представь, что Тим тебя бросил!
Я прищурилась и сжала губы.
— Нет, убивать ты его не собираешься! Тебе очень грустно!
Тогда я сделала брови домиком, изогнула и надула губы. Паша тяжело вздохнул:
— Ты ж нормальная была, когда мы только познакомились! Грустная, задумчивая. Хватит мне сейчас морды корчить.
Я снова рассмеялась:
— Прости, Паш, — и, еле сдерживая улыбку, покосилась на Тима.
Как я могла грустить, когда он мне улыбался? Такой красивый и любимый! У меня всё пело и плясало внутри.
— Ну вас! — Паша махнул рукой, заметив наши переглядки, а потом кивнул на турник во дворе. — О, Тимох, я тут один ролик у пендосов подсмотрел, сможешь так же?
Паша показал ТикТок, где парень с голым торсом, уцепившись за турник, поддерживал тело параллельно земле, а потом, перехватываясь руками, начал крутиться, словно танцевал брейк-данс. Тим пересмотрел ролик ещё раз:
— Изи! Надо попробовать.
Тим скинул куртку, подтянулся, а потом приподнял тело и завис параллельно земле. И, переставляя руки, крутился, потом набрал скорости и спрыгнул. Я впечатлилась. А Паша просиял:
— Просто пушка! Раздевайся!
Тим без тени смущения стянул худи.
— А зачем вы всё время раздеваетесь?! — во мне вдруг взыграла ревность, что кто-то будет разглядывать голый торс Тима.
— Это воркаут тема, так принято! — пожал плечами Тим.
— А ты можешь сниматься в футболке?
Тим приподнял брови, посмотрел на меня пристально и непонимающе, а потом широко улыбнулся:
— Ян, ты ревнуешь?!
— Ничего я не ревную, — фыркнула я. Не хотелось, чтобы Тим меня раскусил. — Но обязательно оголяться?
— Яна, — Паша подошёл к Тиму и приобнял того за плечи. — Это тело не твоё! Снявшись однажды в ТикТоке, всё, принадлежишь общественности! Так что надо делиться!
Тим всё так же умилительно улыбался, но его улыбка сейчас не радовала. Я ревновала. И PinkKitty наверняка будет опять писать под роликами «Тим краш» и ставить смайлики с сердечками.
— А знаешь что?! Вот запишусь на танцы на пилоне и тоже буду снимать ТикТоки. Пусть общественность разглядывает меня!
— О, я даже готов это снимать! — Паше идея понравилась.
Он явно воспринял мой обиженный блеф за чистую монету.
Тим хмыкнул и отчаянно пытался сдержать улыбку, но у него не выходило. Ещё и лыбился так умилительно-снисходительно. Потом подошёл, обнял меня и упёрся лбом в мой лоб:
— Если хочешь, я больше не буду сниматься раздетым.
— Хочу.
— Э-э-э, а я не хочу! — встрял Паша. — Ян, у нас такой контент, просмотры упадут. Что в этом такого? Просто воркаут, это же не стриптиз, в конце концов.
— Воркаут ваш — это и есть стриптиз! — И тихо-тихо добавила: — …но для девочек!
Пашу с Тимом взорвало хохотом. Паша ржал на всю улицу, согнувшись пополам. А когда разогнулся, утёр слёзы и похлопал Тима по плечу:
— Думал, ты спортсмен?! А ни фига! Ты стриптизёр! Цифровая проститутка Тимоха!
Но Тим за это дал Паше пинка и тут же отскочил от него. Паша возмутился, но почти сразу оставил попытки догнать приятеля.
Ролик они в итоге сняли, и Паша всё-таки уговорил меня хотя бы на майку-безрукавку на Тиме вместо футболки.
Дома я снова смотрела ТикТоки с Тимом и не понимала, почему так ревную. Месяц назад, разглядывая его до дыр на экране, я не переживала, что на него пялятся, а сегодня стало вдруг не всё равно. Я ревновала и не хотела делиться Тимом ни с кем.