Весна безумия

Глава 54. Горите в аду!

Илья поцеловал меня в реале, обхватил ладонями лицо, пока я ковырялась в его голове, впав в ступор.

— Илья, как же ты задолбал! — я его резко оттолкнула, инстинктивно дала пощёчину.

Рядом раздался хохот. Мы одновременно повернулись, к нам направлялся одноклассник Ильи, Сеня Колобков, спрятал в карман телефон.

— Что, Илюх, добился своего? Гончарова, сегодня снова хайпанёшь! — и быстро проскользнул между нами в раздевалку.

Илья стоял довольный собой и лыбился, а мне хотелось его убить.

— Всё, Гончарова, гештальт с тобой закрыт! Меня рили отпустило. Пиньк! — и он ткнул меня пальцем в кончик носа, обнял за плечи и направил в сторону зала. — Пошли на физру!

Я снова вырвалась из его объятий, злилась и на себя, и на Илью. Надо было просто его послать куда подальше, а не считаться с его чувствами. Он это заслужил!

На физкультуре всё валилось из рук, меня не покидала кипящая злость, и поэтому я была рассеянная, а физкультурник постоянно подшучивал надо мной, чем бесил ещё больше. Я так обрадовалась звонку с урока, словно меня после нескольких лет рабства выпустили на волю. Но облегчение моё длилось недолго. Девчонки, как всегда, что-то шумно обсуждали, пока переодевались, а потом Аня взяла в руки телефон.

— Офигеть! — показала она экран Свете, и они обе уставились на меня.

— Янка, ты что, с Ильёй теперь мутишь?

Я нахмурилась. Остальные девчонки окружили их, заглядывали в экран, другие полезли в свои телефоны. Инга, поджав губы, показала мне фото из общего чата параллели. Колобков сфотографировал нас, пока Илья целовал меня, и отправил это на всеобщее обозрение. Под фото уже разгорелась дискуссия.

Наружу просились только матерные эпитеты, поэтому я тяжело вздохнула. К этому фото даже не придумаешь оправданий: я обнимала Илью за талию, а он держал моё лицо руками и целовал.

Все девчонки в раздевалке смотрели на меня, кто-то виновато, кто-то с интересом, кто-то с ухмылкой. Я обвела их взглядом, остановилась на Инге, она смотрела сочувственно, поджала губы.

— Мне конец! — еле выдавила из себя, к горлу подступал ком, и я принялась быстро и суетливо переодеваться.

Девчонки всё приставали с расспросами, но я вылетела из раздевалки пулей, на ходу застёгивая блузку. Пусть обсуждают за моей спиной, не привыкать, а вот мне предстояло оправдываться перед Тимом. В атриуме его не было, я поднялась на третий этаж к нашему следующему уроку. Тим одиноко стоял у окна, ковырялся в телефоне и, только я появилась в коридоре, заметил меня. Его взгляда было достаточно, чтобы понять: фото в общем чате он уже видел. Он смотрел так, будто вот-вот расплачется, но скулы были напряжены.

Я подошла ближе, и Тим опустил взгляд, устало прикрыл веки. Молчал.

— Тим, я не хотела целоваться с Ковалёвым.

— Не хотела, — горько хмыкнул он. — Но целовалась.

— Блин, я хотела влезть ему в голову, чтобы он уже отцепился от нас с тобой, а он меня в это время поцеловал.

— Вот такой вот способ! — Тим показал мне левой рукой лайк, говорил сдавленно, то поднимал на меня глаза, то снова отводил взгляд.

— Тим, прости.

Никогда не чувствовала себя так гадко. Кожей ощущала, как ему больно. И он поднял на меня взгляд, потерянный, но пристальный, обжигающий. Тим хоть и говорил сдавленно, но твёрдо:

— Я до этого тебе всё время верил! Всему! Может, до этого тоже всё было ложью? И та шутка, когда я был у тебя, оказывается, и не шутка вовсе. Не хочу больше быть дураком.

— Тим, ты же знаешь, что мне не нужен Илья, что я тебя люблю, — я не знала, как оправдаться, потянулась к его ладони.

Но он отдёрнул руку, заговорил холодно:

— Хочешь опять влезть в голову?! Чтобы я всё забыл и простил тебя? Стал твоим преданным псом?

— Я не собиралась влезать тебе в голову!

— И почему я тебе не верю?!

— Я бы не стала влезать тебе в голову. И с Ильёй у нас вообще ничего не было!

— То есть это для тебя «ничего»?! — чуть приподнял он телефон.

— Тим, прости!

— Не могу! Я не могу тебе больше верить, — Тим отвернулся, а меня словно ударило под дых.

В коридоре стало слишком многолюдно, наши одноклассники подтянулись, пришёл учитель, и мы так и не договорили. Совершенно не представляла, как вернуть доверие Тима, ведь он меня завуалированно послал. Хоть я и видела, как ему больно: он хмурился, отводил взгляд, но в глазах мелькали слёзы. И видеть его таким было невыносимо. В груди адски ныло, будто дикий зверь прогрыз там дыру.

Да, приходила мысль влезть ему в голову и всё исправить, но Тим меня к себе не подпускал. А если бы узнал об этом, как потом вообще смог бы мне доверять?! Я так не хотела.

После школы мы пошли к Инге, молчали. Потом Инга выдала:

— Илюха всем растрепал, что трахнул тебя в мужской раздевалке. И Колобок подтвердил.

— Как можно быть такой сволочью?! — у меня не находилось слов, чтобы выразить возмущение. — Нас не было две минуты максимум, нашёл чем гордиться! Надо было ему внушить, что он влюблён в физрука! А я ещё пожалела этого козла!

Инга хмыкнула, а потом глянула в телефон:

— Страсти не утихают, — протянула мне.

«Клячик опять закусился с Ковалёвым после уроков рядом с раздевалкой. На этот раз морду бить не стал, но забил стрелку один на один в аллее. А Ковалёв слился. Боится теперь психа».

«А что ему из-за шлюхи теперь огребать? Если Гончарова сама на него вешалась!»

Я тут же отдала Инге телефон, к горлу подкатывала тошнота от всего этого, дальше читать не хотелось, а в груди словно камень появился. Мало мне там дыры.

— Ненавижу нашу гимназию! Ненавижу Ковалёва, это всё из-за него! — я сжала кулаки, в мыслях вырисовывались картинки пепелища на месте здания школы. И пусть это сделает Колобков, подожжёт её, а потом снимет на телефон. Внутри мне адски хотелось мести. Хотелось смерти Ковалёва. Надо внушить кому-нибудь, чтобы его придушили, пусть умрёт в муках.

— Ян! — Инга чуть потрясла меня за плечо. Оказывается, я не шла, а стояла, стиснув кулаки и зубы. — Ты меня пугаешь! У тебя глаза зелёным светятся.

Я потрясла головой, прогоняя наваждение, и страшные картины мести. Неужели я способна на такое?! Или это не я?! Меня словно обожгло осознание, что злость, обида, подступающие к горлу, будто начинали мною управлять. Управлять мыслями, которые появлялись у меня в голове. И они ни разу не о добре. Выходило, что шар черпал силу из злости и явно подталкивал владельца к убийству.

— Инга, а с тех пор, как шар в тебе, тебе никого не хотелось убить?

Инга поменялась в лице и чуть отступила.

— Ян, ты меня сейчас очень пугаешь! — она смотрела серьёзно, чуть хмурилась, но в глазах был страх. — И разговорами этими, и своим видом. Тебя эта фигня меняет. Мне всё время хочется, конечно, кого-нибудь придушить, но от тебя такое слышать стрёмно.

Мысли пугали, но, когда злость чуть отступала, на её место приходило мучительное отчаяние, хотелось плакать. И самое пугающее, что мне нравилось ощущение власти и внутренней мощи, когда я могла отомстить всем. В таком состоянии я чувствовала себя сильной, и никто не посмел бы меня обидеть. А стоило отогнать гневные мысли, оказывалось, что я беспомощная и слабая. А теперь без Тима рядом в школе становилась будто голая. Без него я не выдержу насмешек, ухмылок и косых взглядов.

— Инга, у меня всего два выхода: либо уничтожить нашу гимназию, либо больше там не появляться.

— Есть и третий, и четвёртый... — Инга смотрела серьёзно и хмурилась. — Тебе нужно помириться с Тимом и вынуть эту хрень из себя.

— Если б знала, как вернуть доверие Тима, я бы уже это сделала.

Я опустила глаза, рана в груди опять начала саднить с удвоенной силой.