Весна безумия

Эпилог

Мы сидели с Ингой на лавке и ели мороженое. За целый день мы успели обойти десятки вузов Москвы, но подали документы везде, куда хотели, и заслужили награду в виде мороженого. Мы ждали Тима и Пашу, у них сегодня проходили вступительные экзамены в Академию спорта. Помимо документов, туда нужно было сдавать нормативы.

— Степашку в Бауманку уже зачислили вне конкурса, — вздохнула Инга. — А вдруг мне не хватит баллов?

— Успокойся! Ты подала на все возможные факультеты, куда-нибудь точно хватит! У тебя хороший балл, на физтех пройдёшь. Не переживай!

— Быстрее бы результаты узнать! Я места себе не нахожу! Может, ещё куда-нибудь подать, пока время есть?! Тёма вообще вчера сказал, что я душная, потому что попросила его помочь выбрать мне ещё факультеты. И до двух ночи зачитывала ему перечень. Нет, ты прикинь! Душнила говорит мне, что я душная!

Я рассмеялась:

— Он там живой остался после таких слов? Или тебе помочь спрятать его труп?!

— Живой! Он ещё ремонт не доделал! — усмехнулась она. — Заходи к нам как-нибудь, заценишь, как классно стало! Хотя осталось ещё кухню собрать, привезут на днях. Такая клёвая! Я выбирала!

— Кухню поставите, и заглянем к вам на новоселье!

Вскоре объявились Тим с Пашей, бодрые и довольные. Радовались, что всё сдали на отлично. И мы пошли гулять и дружно отмечать их успех. А вечером мы с Тимом остались заночевать у Лики.

— Хочу тебе кое-что показать, — я достала листовку с кафедры геологии и спелеологии, протянула Тиму. — Мне сегодня дали. А ведь это там, где работала моя бабушка. Давай сходим завтра? Вдруг кто-то её ещё помнит.

— Что ты хочешь там узнать?

Я пожала плечами и поджала губы. Тим обнял меня и упёрся своим лбом в мой:

— Ян, перестань цепляться за прошлое.

— Я пыталась! Но мне прямо в руки дали эту листовку. Это знак!

— Мне на улицах, знаешь, сколько таких «знаков» дают каждый день! И со скидками и подарками! — улыбнулся Тим.

— Ты не понимаешь, — я отстранилась, села на диван и вздохнула. — Человек, что их раздавал, словно выцепил меня в толпе абитуриентов. Подошёл и отдал, прямо в руки. Как будто у меня на лице написано, что я будущий спелеолог.

— Но ты же не будущий спелеолог!

— А может, у меня в крови течёт кровь спелеолога...

— И человек, раздающий листовки это почувствовал, — перебил меня Тим своим сарказмом.

— Ну тебя! Одна схожу!

— Нет, я с тобой! Если тебе так это важно, то давай сходим! Я просто хочу, чтобы ты отпустила своё прошлое, и, кстати, выброси куда-нибудь эти шарики! Ты, как нарк, постоянно заглядываешь в коробку с ними! Сила манит?

— И куда я их дену?

— Да хоть в унитаз смой! — хмыкнул Тим. — Там точно никто никогда не найдёт.

Я сжала губы и послала в Тима уничижительный взгляд прищуренных глаз. Он расхохотался.

— Я серьёзно! Просто если у тебя их не будет под рукой, не появится соблазна воспользоваться!

— А вдруг когда-нибудь пригодятся!

— Ян, — Тим присел на корточки напротив и взял мои ладони в руки, посмотрел в глаза. — На любую силу всегда найдётся что-то сильнее. Это бесконечная гонка. А ты каждый раз заглядываешь в ту коробку. Не надо пользоваться этой силой, потому что станешь марионеткой.

— Я и не пользуюсь. А вдруг я найду человека, что знал моих настоящих родителей. А так смогу влезть в воспоминания и хоть там познакомиться с ними.

— Познакомишься и будешь опять грустить, — вздохнул Тим. — Отпусти их уже, прошлого не вернёшь.

Но на следующий день мы всё равно пошли на кафедру спелеологии. Рядом с дверью в стеклянном стеллаже были фотографии из экспедиций, лежали образцы породы, различные находки. На стене висели портреты, я сразу узнала и бабушку с её грустными глазами, и Светлану. Там были снимки всех погибших членов экспедиции с чёрными полосами в уголках фото.

В кабинете кафедры сидел пожилой мужчина лет шестидесяти за компьютером и размеренно вбивал какие-то данные.

— Вы что-то хотели? — выглянул из-под очков и, видимо, принял нас за абитуриентов. — Деканат дальше по коридору и налево.

— Подскажите, а вы не знали случайно Тамару Тимофеевну?

Мужчина чуть прищурился и поманил к себе, разглядывал нас пристально:

— Знал. Очень хорошо знал. А вы ей кто?

Я мельком глянула на Тима, будто у него разрешения спросила.

— Внучка.

— Внучка?! — Глаза у мужчины округлились, он снял очки и потёр переносицу, а потом снова нацепил очки на нос, встал и улыбнулся. — С ума сойти! Внучка! Да вы садитесь!

Он засуетился, подтащил к столу ещё один стул, начал предлагать чай с сушками. Я думала, что расспрашивать буду сама, но расспросы вдруг начал он:

— Как мама?

— Нор-маль-но, — растерянно ответила я.

— Я ж Леночку последний раз видел лет в десять, — вздохнул он. — Забыла отца совсем, или Тамарка ей мозги запудрила...

Я почему-то подумала, что старик немного не в себе, нахмурилась.

— У меня маму по-другому зовут. Так вы расскажете про жизнь Тамары Тимофеевны?

— Как по-другому?! У Тамары же не было детей, кроме Леночки! Как ты можешь быть её внучкой? — теперь нахмурился старик.

И мне пришлось признаться, что моих настоящих родителей я не знала, а ниточки привели к бабушке. Старик как-то весь сник сразу, нахмурился ещё больше. Сначала недоверчиво и подозрительно разговаривал, а потом долго ковырялся в папках, но достал откуда-то из закромов фотографию, где стояли в цветущем саду, возможно, это был какой-то курорт, Тамара Васильевна, молодая и загорелая, а рядом стояла маленькая белобрысая девочка лет девяти.

Глаза защипало, я тут же разревелась, потому что я была очень похожа на эту девочку в её возрасте. Тим сжал мою ладонь и гладил по голове. Старик, которого звали Степаном Григорьевичем, тоже принялся что-то нервно причитать:

— Ну, хватит тебе, девочка! Столько лет уже прошло! Хотя Леночку мою жалко, сам виноват. Но теперь хоть знаю, что внучка у меня есть!

Я так же резко, как и начала, перестала плакать, уставилась на него:

— Так это ваша дочь?

И он рассказал историю своей жизни. Они учились вместе с Тамарой. Любовь у них завертелась ещё на третьем курсе, в аспирантуре Тамара забеременела, а Степан Григорьевич отказался расписаться, попросил из армии его дождаться. И в это время Тамара родила, но обиделась, что они не расписались, и в графе «отец» прочерк поставила. А когда он вернулся, то и дело ругались и разошлись в итоге, так и не поженившись. Но работали на разных кафедрах, всё равно приходилось общаться, и за жизнью Леночки Степан Григорьевич старался следить. Потом Тамара вышла замуж и запретила им общаться, а Леночке навязала нового отца.

Даже Тим был в шоке, не говоря уже обо мне.

— Получается, вы мой родной дед?!

— Получается так! — смущённо улыбнулся он.

И я растерялась. Я так долго искала родственников. Так радовалась, когда нашла ниточки к бабушке и родителям. И так хотела ещё найти хоть какую-то зацепку, информацию. А тут внезапно нашла живого деда, а эмоций никаких. Не было безумной безудержной радости, как и разочарования, опять ступор. Передо мной сидел совершенно посторонний человек, и он мне был роднее родителей. Но их я любила, а к Степану Григорьевичу не чувствовала ничего. Мне нужно было переварить эту информацию, и я поспешила встать. Лишь кивнула на фотографию:

— Спасибо вам за всё! Нам уже пора! Можно я только сфотографирую, на память?

Степан Григорьевич тоже встал, смотрел на меня и всё так же растерянно улыбался, он, видимо, тоже не знал, как реагировать на внезапно появившуюся внучку.

— Яна, я понимаю, что столько воды утекло и родными нам уже не стать, но, быть может, иногда общаясь, мы нашли бы что-то общее.

Мы обменялись контактами, попрощались, но в дверях Степан Григорьевич вдруг окликнул меня:

— Яна, подожди! Думаю, это стоит отдать тебе! Подожди минуту! — он порылся в ящике стола, взял ключ и ушёл. Вернулся через пять минут и отдал мне свёрток. — Тамара написала до востребования. Написала, что нужно будет провести исследования. Когда она вернётся, всё расскажет. Но мы, сколько ни исследовали, так и не поняли, что это такое. Ни камень, ни минерал. Последней строчкой она написала, если с ней что-то случится, досконально исследовать, и, если представляет ценность, отдать часть находки её дочери. В этой вещи нет ценности, да и родственников у Тамары больше нет, поэтому отдам тебе. На память.

Я развернула свёрток, и у меня задрожали руки. Тим заглянул и тяжело вздохнул: там лежали два шарика. Синий и оранжевый. По спине поползли мурашки. Нашлись недостающие кусочки пазла.

Когда мы вышли из института, меня ещё потряхивало, Тим крепко держал меня за руку. Он знал про воспоминания Равиля, я ему рассказала. Знал, что не хватало как раз двух элементов.

— Теперь у тебя есть дед! И он тебе и про бабушку расскажет, и про маму! Почему нет радости?

— Мне надо это переварить! Моя родная мама, получается, и не знала своего отца, — я открыла на телефоне её фотографию. Моя вера в генетику не подвела, сходство было очевидно.

Мы побродили немного, а когда уселись на лавочку у фонтана, я достала шарики.

— Ты собрала всю мозаику, что теперь планируешь с ними делать?

— А ты? Тебе не интересно, какая в них за сила? Тем более это твой любимый цвет!

— Этот я бы себе оставил, — хмыкнул Тим и взял в руки оранжевый, вглядывался в него, просветил на солнце. — Но я слишком слаб для этих сил. Вспыльчивый и злой, они меня поработят. Поэтому предлагаю от них избавиться! — Тим снова положил шарик на мою ладонь.

— И вовсе ты не злой!

— Я чуть человека не убил, — Тим отвёл взгляд.

— А ведь я тоже, — я прижалась к нему. Хоть и было жарко, но меня обдало холодом изнутри от воспоминаний. — Мне очень хотелось убить Равиля, после того как я побывала в его голове. Не знаю, что меня остановило. Даже сейчас думаю об этом, и так страшно становится. Понять, что я убийца! Монстр! А ведь Равиль тоже потом про себя это понял, и его силы сожрали изнутри. Вытравили из него всё хорошее, чтобы он жил не с чувством вины, а с ощущением всемогущества. Тим, это так страшно! Ты прав! Лучшее, что мы можем сделать, — это избавиться от этого! Если сила изначально создана из зла, она никому не принесёт ничего хорошего!

Тим вдруг прижал меня к себе сильно-сильно:

— Вот поэтому я тебя и люблю! Потому что ты тогда не убила паука, который тебя напугал в лесу. И Равиля, хоть он и заслужил. Ты оказалась сильнее влияния шаров!

— Это потому что я слабая. Даже разозлиться нормально не могу и всех всегда прощаю, — хмыкнула я.

— Только это в итоге всех спасло! И Ковалёва, и Равиля, и нас, и паука!

Тим говорил так серьёзно и везде приплетал этого несчастного паука, что я рассмеялась.

— Давай правда избавимся от шариков.

— В унитаз?!

— Лучше в реку!

Когда мы собрали все шарики вместе, они будто примагнитились к друг дружке, стали светиться ярче и образовали шар. Мы стояли около Москвы-реки и раздумывали. Меня всё ещё терзали сомнения и страхи. Но это было правильно. Чтобы не было искушения и никто больше не пострадал, нужно избавиться от шаров. Убрать в такое место, где их не достанет никто.

— Загрязняем реку, — вздохнул с улыбкой Тим.

— Куда уж больше! Мне кажется, мы совершаем глупость! Шары добыли из недр пещеры, а мы их просто выбросим?

— А ты не думала, что их спрятали так глубоко неспроста?! Никто не должен был найти это! Отпускай на счёт три! Раз! Два! Три!

И я выпустила из рук шарики, они не разлепились, плюхнулись в реку все вместе, и по поверхности пошла рябь, светящаяся разными цветами. Мне показалось, что шары просто растворились, стали прозрачными, превратились в круги на воде. А может, они просто ушли на дно и исчезли из виду. Я вздохнула, Тим переплёл наши пальцы и улыбнулся мне.

А ночью мне приснился сон, что существо улетает, паря над вершинами гор. Воробьёвых гор. На закате. Чуть ли не касаясь размытыми очертаниями шпиля МГУ. Оно стало блекнуть на фоне неба и совсем пропало, словно уходящее за горизонт солнце.

И почему-то я подумала во сне, что просто не раздавила ещё одного паука...

Конец