Холли открывает глаза и не может сообразить, в чьей она кровати. Огромная, с обитым кремовой тканью изголовьем и голубым стеганым одеялом в белый горошек. Потом ее захлестывает волна воспоминаний о минувшей ночи. Алексис застает ее на парковке с Чарли Лэнгом. Браслет Лизетт на кофейном столике. Ярость и разочарование отца. Поездка на велосипеде с вещевым мешком за спиной и пот, выступающий на спине оттого, что она изо всех сил жала на педали во мраке ночи по пути к Голдманам, прочь от того единственного дома, что у нее был.
Она сворачивается калачиком под одеялом, чувствуя сложную смесь боли и облегчения. Впервые в жизни ее будущее никем не распланировано. Она свободна. Но вместе со свободой приходит пьянящая и в то же время пугающая возможность выбора. Что будет дальше? Но будь что будет. У нее есть где жить, есть люди, которые ее приняли и ценят за то, кто она есть.
К Голдманам Холли приехала уже после двух ночи. Она остановилась прямо перед поворотом на Клифсайд-роуд, тяжело дыша от бешеной гонки и нервозности. И тут в темноте и тишине, под склонившимися над ней деревьями к ней пришла мысль: о чем она думала, когда ехала сюда? Может, она совершила большую ошибку? Что, если она позвонит в дверь, поднимет на ноги всю семью, а потом, когда она вывалит на них свои новости, Сара откажется ее принять? Что, если Сара бросит ее так, как, по всей видимости, сделали все, включая родного отца и мачеху?
Конечно, можно позвонить Алексис и все же отправиться ночевать к ней, но не предложенного сводной сестрой спокойствия ей хотелось.
Она снова села на велосипед и под россыпями звезд проехала остаток пути до дома Голдманов. Поставив велосипед на дорожке рядом с баскетбольной сеткой, она посмотрела на дом, где в окнах уже, конечно, не было света. Холли не хотелось никого пугать и заходить в дом с помощью своего ключа.
Она отперла задние ворота и подскочила от испуга, осознав, что находится во дворе не одна. Подсветка бассейна давала достаточно света, чтобы Холли смогла различить очертания хозяйки дома. В руках у Сары был фотоаппарат, и она что-то снимала на берегу за террасой с бассейном. Ночь была ясная и безоблачная, и Сара навела свой объектив на последнюю четверть луны, висевшую в черном небе над рекой. Та смотрелась такой маленькой в густых зарослях высоких деревьев.
– Сара, – тихо позвала Холли. Скала была отвесной, и последнее, чего желала Холли, это напугать женщину и тем самым отправить ее в стремительный полет с крутого берега в реку.
Сара вскрикнула и круто повернулась.
– Какого черта! – пискнула она, вздернув бровь и схватившись одной рукой за сердце, а второй сжимая фотоаппарат.
– Прости меня. Я не хотела тебя напугать.
Сара в мешковатой пижаме поднялась на террасу, держась за корни деревьев.
– Холли, что такое? Два часа ночи. Что ты здесь делаешь?
Лицо Сары было бледно, руки дрожали. Холли до чертиков ее напугала. Теперь ей нужно что-то сказать и как-то объяснить то, что у нее у самой в голове не укладывается. Какой процент правды можно рассказать Саре? Про кражу браслета уж точно нет, поскольку Сара не захочет приютить у себя в доме воровку, и определенно не стоит рассказывать про Чарли. От одной только мысли о том, что Сара об этом узнает, Холли переполнял стыд. В итоге после того, как Сара пригласила ее войти в дом и заварила по чашке ромашкового чая, они вдвоем сели на диван, и Холли выдала ей некое подобие истины: она наконец призналась отцу и Лизетт в том, что носила в себе очень долгое время – в отсутствии желания работать в отцовской компании; в потребности идти своей дорогой, как Алексис. И в ответ на свою откровенность была выкинута из дома.
Сара сидела, положив ногу на ногу, и смотрела на Холли, забыв про свой чай на кофейном столике.
– То есть как это – выкинули? Только за то, что ты не хочешь учиться на медицинском?
– Не только за это. «Хэлс Про Икс» как первенец для отца. Компания для него – это все. Если я не окончу университет и в конечном итоге не возьму управление семейной фирмой на себя, меня полностью отрежут от семьи.
– Но это же безумие. Я не настолько близко знакома с твоими родителями, но просто поверить не могу, что они пойдут на такое. Я уверена, что утром все уладится.
– Нет, – задыхаясь от хлынувших по щекам слез, выдавила Холли. – Ты их не понимаешь, Сара. Они не такие, как ты. Лизетт мне не родная мать. А отец… что ж, он не свернет со своего пути. Я им не нужна, если не собираюсь соответствовать их представлениям. А я не та, кем они меня воспитывали. – Из груди Холли снова вырвалось рыдание.
Сара подвинулась ближе и прижала Холли к себе.
– Мне не понять родителей, которые выгоняют своего ребенка из дома среди ночи. Но я понимаю, каково это, когда люди не принимают тебя такой, какая ты есть.
– Правда? – тихо спросила Холли.
– Да.
Тут Сара закрыла лицо руками, и Холли не стала напирать. И еще она так устала. Все, о чем спросила Холли, это:
– Можно мне остаться у вас на ночь?
Сара на мгновенье задумалась. А потом кивнула.
– Я постелю тебе в гостевой комнате. – Она встала и протянула Холли руку. – Идем. Утром я позвоню твоим родителям. Может, мне удастся как-то сгладить конфликт.
– Нет! – Холли тут же поняла, каким резким получился протест. – Прости. Это моя проблема, а не твоя. Я признательна за помощь, но ты не обязана все улаживать. – Она вздохнула. – Да и кто знает… может, оно даже к лучшему.
– Хорошо, если ты так хочешь. Но если передумаешь, я с ними поговорю.
Все, что требовалось Холли, это заверение в том, что она может остаться не на одну лишь ночь, но надолго. Однако об этом она, конечно, просить не могла. Пока не могла.
Теперь, при утреннем свете Холли зарывается под простыни, пахнущие солнцем и всегда сопровождающим Сару сладким ароматом ванили. Ее окутывает мягкость, и она оглядывает спальню, расположенную в цокольном этаже дома напротив темной комнаты хозяйки. Напротив окошка под потолком – единственного в этом помещении – стоит сосновый туалетный столик. Несмотря на то что окно небольшое, благодаря белым стенам комната выглядит светлой и просторной.
На стене возле двери по кругу расположены пять потрясающих Сариных фотографий. Их все объединяет тема материнства, и на каждом снимке в фокусе только один объект: детская бутылочка, маленький кроссовочек, расписание занятий, корзина с бельем, бокал вина.
Здесь все идеально. Холли не может перестать улыбаться даже несмотря на пульсирующие в груди остатки боли.
Она берет телефон и обнаруживает семь сообщений, все от Алексис. Пять пропущенных звонков. Черт. Она напрочь забыла написать сводной сестре, когда доехала, как обещала.
Алексис: «Ты в порядке? На месте?»
Алексис: «Холли, сейчас четыре утра. У тебя все хорошо???»
Алексис: «Напиши мне!!!»
Паника нарастает с каждым сообщением. Холли тут же делает видеовызов.
– О господи! – восклицает ответившая после первого же звонка Алексис. – Я так за тебя волновалась! Почему ты не написала? С тобой все в порядке?
Выглядит Алексис ужасно. Волосы спутаны, как воронье гнездо, под глазами глубокие темные круги.
– Извини. Прости меня, пожалуйста. Я добралась сюда, разговаривала с Сарой, а потом сразу легла спать. Это была такая жуткая ночь. – Холли окатывает волной стыда за все, чему Алексис стала свидетельницей вчера. Она закусывает губу. Спросить ли о том, как дела дома? Холли не может понять, там сейчас Алексис или нет, поскольку физиономия сводной сестры, как всегда, занимает весь экран.
– Я уже серьезно забеспокоилась, что с тобой что-то случилось. – И добавляет, потише: – Мама с Джоном только что уехали в Уистлер до завтра, так что я здесь сегодня одна, если вдруг захочешь вернуться и побыть тут. Даже можешь остаться на ночь.
Холли ясно, что Алексис нарочно избегает закономерного вопроса: позволят ли ей вообще когда-нибудь вернуться. Но это неважно. Холли знает, что она этого не сделает. Коль скоро они так решили, передумать уже не получится. Такова уж обратная сторона привилегии быть Монро.
– Спасибо. Возвращаться я не хочу. Но, может, прогуляемся по тропе попозже? – Холли смотрит на часы, стоящие на тумбочке возле кровати. Семь сорок пять утра. – Мы можем встретиться в начале тропы в два?
Холли имеет в виду дорожку в парке Капилано, которая ведет далеко в лес к каньону.
Алексис сияет.
– С удовольствием. Утром я должна сделать кое-что для профессора Филлипса, а потом весь день свободна.
Профессор Филлипс. Он же Люк. Бывший преподаватель Холли и кое-что еще. Она бросила его безо всяких объяснений. Холли так и не смогла набраться смелости, чтобы официально заявить о разрыве отношений после того, как они несколько раз переспали. Вместо этого она просто игнорировала его сообщения о том, как Алексис устроилась в кабинете. Ясно ведь, чего он добивался, а ей больше не хочется удовлетворять его желания. Алексис до сих пор пребывает в неведении относительного того, что ее сводная сестра встречалась с Люком, а Холли решила, что она никогда и не узнает об этом. Как ни крути, но это было большой ошибкой – спать со своим сорокалетним преподавателем, как в скверном порнофильме. Однако какое-то время это было волнующе – запретно – заниматься сексом в его кабинете в первом семестре и тайком водить его к себе в спальню во втором. Но теперь подобные приключения ей не по душе. Теперь она разбирается лучше. Она повзрослела. К тому же теперь у нее есть Сара, а ее Холли ни за что не хочет разочаровывать.
Перенос. Об этом феномене Люк рассказал ей на своих парах по психологии. Холли отдает себе отчет в том, что это тот самый феномен, и понимает, что ее влечение к мужчинам старшего возраста обусловлено отношениями с отцом, но от этого ее чувства не меняются. И не исчезают.
– Я напишу тебе перед выходом, – обещает Холли сестре. – И еще: я тебя люблю. – Она уже заносит палец, чтобы отключиться, но Алексис открывает рот, собираясь что-то сказать.
– Подожди! На сколько ты планируешь остаться у Голдманов?
Навсегда. Но она не может ответить Алексис таким образом.
– Я буду держать тебя в курсе.
Они заканчивают разговор. Холли бредет на кухню. Там никого нет, но колба в кофеварке наполовину полна. Нигде не слышно прыжков Джейкоба, и дом погружен в тишину. Может, Дэниел или Сара сварили кофе, а потом снова легли, пока не проснулся Джейкоб? Холли представляет себе, как Джейкоб прыгает в кровати между ними и все смеются.
Улыбаясь этой счастливой картинке, она наполняет свою чашку и добавляет сливок и сахара. Потом Холли садится за обеденный стол и глядит на сверкающую на солнце аквамариновую воду, упиваясь покоем и отсутствием возложенных на нее ожиданий.
– О, слава богу, что есть кофе. – Через несколько минут в кухню, зевая и кутаясь в обтрепанный желтый халат, заходит Сара.
Вид у нее, как всегда, изнуренный, но Холли теперь понимает почему. Она снимает по ночам.
Холли вскакивает, наливает Саре чашку кофе и открывает холодильник.
– Кофе – заслуга не моя. Сливки и сахар?
– Ты за мной ухаживаешь. – Сара берет чашку и отпивает, постанывая от удовольствия. – Как же приятно. Спасибо. Должно быть, Дэниел сварил перед тем, как отправиться на игру в гольф. – Она улыбается Холли поверх края чашки. – Как тебе спалось?
– Спала как младенец. Я в самом деле очень благодарна тебе за то, что позволила остаться.
Сара удивленно таращится на Холли.
– Я не могла отправить тебя восвояси посреди ночи. Я же не зверь. – Она ставит свою чашку на кухонный стол. – Оставайся у нас и сегодня.
Холли старается сохранять радостный вид. Но одной ночи ей недостаточно. Однако тут ей нужно действовать так же, как и при других сделках, то есть постепенно.
Сара достает сковороду и берет из холодильника яйца, а Холли стоит, прислонившись спиной к кухонному островку с кварцевой столешницей.
– Дэниел знает о том, что я здесь?
– Он ушел раньше, чем я проснулась, но я уверена, что он не станет возражать. Я объясню ему ситуацию. К тому же последнее время его почти не бывает дома. Помешался на работе. – Сара разбивает яйцо. – Омлет пойдет? – Сара бросает взгляд на потолок. – Джейкоб чистит зубы. Скоро спустится. Он придет в восторг, когда увидит тебя здесь. А я рада, что рядом есть еще одна женщина.
Женщина. Не девчонка под чьим-то каблуком.
Внезапно Холли разражается слезами.
– О господи. Прости, Холли. Я стараюсь вести себя, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло, но я понимаю, что для тебя это совсем не так. Я понимаю, что ты страдаешь. – Сара бросает венчик на стол и полностью сосредотачивается на Холли.
При виде этой заботливой женщины, которая на лету ловит каждое ее движение и которой не безразлично, что она думает и чувствует, у Холли будто прорывает плотину. Она дает эмоциям выход.
– Я подвела отца. Он меня ненавидит. Я его единственный ребенок, но теперь он не хочет иметь со мной ничего общего. Я для него ничего не значу. – Голос Холли срывается. Руки и ноги становятся ватными и онемевшими.
– Они тебе звонили или писали с тех пор, как ты ушла?
Холли качает головой.
Сара выдыхает:
– Не хочу проявлять неуважения к твоему отцу и Лизетт, но я бы никогда так не поступила с собственной дочерью. Ни за что. – Она сжимает руку Холли. – Ты очень здравомыслящая для своего возраста, ты знаешь об этом? А твои родители… им очень повезло, что у них такая дочь, как ты. А что до твоих собственных чаяний, то они важны. Уж поверь мне. Я вот жалею, что не уделяла своим больше времени и постоянно ставила себя на последнее место.
Холли шмыгает носом и вытирает его тыльной стороной ладони.
– Как это?
Сара протягивает ей бумажный платочек из коробки на кухонном столе.
– В детстве мне не хватало стабильности, поэтому я очень стремлюсь обеспечить ее Джейкобу. Ради него я постоянно нахожусь дома и готова удовлетворить все его потребности. – Она на секунду выглядывает из кухни и продолжает уже тише: – Но этой зимой я осознала, что у меня тоже есть потребности. Поэтому я так радуюсь твоему появлению и помощи с Джейкобом. – Сара протягивает руку и промокает слезы на щеках Холли. – Ты не одна. У тебя есть мы.
Холли бросается к Саре и стискивает в объятиях так крепко, что чувствует ее удивление.
– Спасибо. Жаль, что с Лизетт не так просто поговорить, как с тобой.
На секунду они замирают в объятиях друг друга, а потом Сара отстраняется.
– Черт. Кажется, яичница пригорела.
Сердце Холли раскрывается. Ей ни разу не приходилось испытывать прилива любви по отношению к Лизетт. Что касается отца, то, конечно, она его безумно любит, но понимать его всегда было крайне тяжело. Холли всем своим существом любит Алексис, но любовь, которую она испытывает к Саре, совсем другая. Впервые в жизни Холли чувствует себя под защитой. Надежно.
Потом спускается Джейкоб и, увидев Холли на кухне в субботу утром, округляет глаза от восторга.
– Холли! – Он прыгает на любимую няню и стискивает так, что Холли едва может дышать. – Ты так рано!
– Джейк, оставь ее в покое. Холли гостит у нас все выходные, с ночевкой, как твои двоюродные сестры Сиенна и Лили.
– Правда? – не верит своему счастью Джейкоб. – Твоим родителям тоже надо отдохнуть, как дяде Натану и тете Пэм? – простодушно интересуется он.
Холли с Сарой переглядываются.
– Что-то вроде того, – отвечает Холли, взъерошивая волосы мальчика.
После вкусного завтрака за круглым столом, поцарапанным за долгую жизнь и заляпанным малиновым джемом, Джейкоб вскакивает и усаживается Холли на колени, сунув в рот большой палец. Холли расчесывает пальцами его волосы, как могла бы делать младшему брату. И в этот момент ее осеняет мысль, что для нее заботиться о Джейкобе – это не просто работа; этот мальчик для нее как маленький братик, которого ей всегда очень хотелось иметь.
Сара глядит на сына.
– Сладкий мой, ты помнишь, что сказал стоматолог по поводу сосания пальца? Это вредно для зубов. – Для Холли она поясняет: – Нам надо отучить его до школы, меньше чем за два месяца.
Холли подмигивает Саре.
– Эй, Джейки?
Мальчик поворачивает голову и смотрит на нее.
– Если не будешь сосать палец, станешь играть в баскетбол еще лучше. Представь, как ты сможешь вести мяч с сухим большим пальцем. – Она щекочет Джейкоба.
Мальчик хихикает и тут же вынимает палец изо рта.
– Мы же идем сегодня на пляж, да, мамочка? – Джейкоб выскальзывает из объятий Холли и начинает кругами бегать по кухне. – А раз Холли здесь, то она тоже пойдет с нами?
– Холли не твоя собственность, Джейкоб. Ты должен спросить, нет ли у нее других планов. – Потом она обращается к Холли: – Спасибо.
Джейкоб плюхается на стул рядом с няней.
– У тебя есть другие планы?
Холли думает об Алексис. Ее пронзает чувство вины, но все же она отвечает:
– Никаких планов. Я с удовольствием пойду.
Сара и Джейкоб одновременно восклицают: «Ура!»
Поток чувств, нахлынувший на Холли, просто не сдержать.
Позже у себя в комнате она быстро печатает сообщение: «Сегодня не смогу гулять по тропе. Прости. Сижу с ребенком весь день. Может, завтра?»
Сводная сестра тут же отвечает односложным: «ОК».
Холли понимает, что Алексис обиделась, но угрызения совести оказываются отметены прочь, когда она вместе с Сарой и Джейкобом садится в черный внедорожник. Через тридцать минут, наполненных пением хором, перекусами и бесконечным щебетанием Джейкоба, они подъезжают к пляжу Китсилано. Джейкоб вопит:
– А я заметил кое-что красное!
– Думаю, пора заканчивать игры, Джейк, – отзывается Сара, припарковавшись на стоянке и отпирая багажник.
– Ну еще разок. Я заметил кое-что красное. Твоя очередь отгадывать, Холли.
Через зеркало заднего вида Холли с переднего сиденья одаривает улыбкой пристегнутого в автокресле Джейкоба. Она показывает на один из ларьков на пляже.
– Вон тот магазинчик?
Джейкоб посмеивается.
– Не-а. Ближе.
Холли слышит, как он отстегивает ремень безопасности, а потом его ручонки обвиваются вокруг ее шеи.
– Сдаешься? – Он тычет пальцем в ключицу Холли.
О нет.
У Сары такой вид, будто она изо всех сил старается не рассмеяться.
– Показывать пальцем некрасиво, сладкий. – Она широко улыбается Холли. – Не смущайся. Дело молодое, верно?
Холли прикрывает рукой засос, досадуя, что была настолько взвинчена прошлой ночью, что напрочь о нем забыла и не замаскировала его с помощью косметики. Мужчины. Как же она ненавидит их и это их стремление помечать свою территорию.
Она хранит молчание, пока они выходят из машины. Холли совсем не хочется обсуждать это с Сарой. Она поправляет кулон на цепочке и сосредоточенно достает из багажника сумку с полотенцами и игрушками для игры в песок.
Сара с перекинутой через плечо сумкой с фотоаппаратом подходит к ней и тянется за водой и солнцезащитным кремом.
– У тебя друг? Или подруга? Кто-то особенный? – интересуется Сара, захлопывая багажник.
– Ты замужем, Холли? – спрашивает Джейкоб, глядя на нее снизу вверх своими ослепительно-голубыми глазами.
– Нет, – усмехнувшись отвечает Холли, перекладывая сумку в другую руку, чтобы взять за руку Джейкоба и довести его через оживленную парковку и велосипедную дорожку до пляжа. – Я еще вроде как слишком молода для этого.
Она с улыбкой глядит на Джейкоба.
– А ты женат?
Он хихикает.
– Я женюсь на тебе.
На мгновенье в глазах Сары отражается легкая грусть, но она быстро моргает и говорит Холли:
– Мне было двадцать шесть, когда мы с Дэниелом поженились. Очень молодая. – В ее голосе сквозит тоска.
– Наверное, ты тогда просто знала, что он и есть твой суженый?
Сара кивает.
– Что-то вроде того. Он давал мне чувство защищенности. И я знала, что он никогда не разобьет мне сердце.
Сара больше ничего не спрашивает и не говорит, и на подходе к пляжу они весело смеются. Джейкоб бросает руку Холли, хватает ведерко и совок и устремляется по песку к пенящимся волнам, где благополучно плюхается у самой кромки воды.
Холли уже собирается идти играть с Джейкобом, но Сара касается ее руки.
– Пусть позанимается сам по себе. Посиди со мной. – Улыбаясь, она достает из черной кожаной сумки фотоаппарат, снимает, как Джейкоб наливает воду в вырытую им небольшую ямку, а потом быстро наводит объектив на Холли.
Холли широко улыбается на камеру. Ей уже и не припомнить, когда она в последний раз проводила время с родными на пляже. Возможно, Сара повесит фотографию в рамке у себя дома.
Их полотенца лежат рядом, и когда Холли, опираясь на локти, ложится на спину, ее рука вскользь касается руки Сары. Это просто идеальное утро. С воды дует соленый морской бриз, а ощущение крупного песка под ногами приятнее любой пемзы. Холли распускает волосы и начинает заплетать их в косичку.
Сара наблюдает за ней. Она убирает фотоаппарат обратно в сумку.
– Можно? – спрашивает она.
– Расчесать мне волосы? Конечно.
Сара придвигается ближе и берет в руки волосы Холли. За всю жизнь ее расчесывала только Алексис. И всякий раз, когда она это делает, Холли представляет на ее месте маму, которую никогда не знала. Она закрывает глаза, пока Сара осторожно колдует над ее волосами.
Джейкоб у воды. Он визжит, когда волны накатывают и щекочут ему ноги. И тут Холли с сильно бьющимся сердцем и все еще сидя спиной к Саре, признается:
– Я украла браслет у Лизетт. Вот за что меня выгнали на самом деле.
Сара замирает, и Холли чувствует, что ее волосы слегка натягиваются. В пульсирующей тишине она уже жалеет о признании. Но потом Сара отпускает косичку и внезапно обнимает Холли сзади.
– Это тяжкое бремя, – говорит она, отпуская объятия. – Почему ты его взяла?
Холли меняет положение, чтобы видеть Сарино лицо.
– Сама точно не знаю. Может, потому что могла? – По ее лицу начинают струиться слезы. Сгорая от стыда, она опускает голову.
Сара берет Холли за подбородок и смотрит ей в лицо.
– Мы все совершаем ошибки.
– Я не знаю, кто я. Правда, – отвечает Холли.
– Ты и не обязана. Мне сорок один, и я тоже до сих пор не знаю. Поэтому я и фотографирую. Навожу объектив на других людей в надежде на то, что смогу выяснить, кто я на самом деле и чего хочу. – Она усмехается и смотрит в сторону на играющего на песке сына. – Это, наверное, звучит так странно.
– Я понимаю, – отзывается Холли. – Мне не нужен был ее браслет. Просто благодаря ему у меня появилось чувство контроля, хотя на самом деле я понимала, что это совсем не так. Все контролируют мой отец и Лизетт. Что бы я ни делала, этого всегда было недостаточно. – Она показывает на фотоаппарат Сары. – А тут ты решаешь, куда смотреть, что снимать. Это, наверное, приятно.
Сара кивает.
– Да, вроде того. Но все-таки я до сих пор пытаюсь понять, кем же я хочу быть. И я пойму. Ты тоже. – Сара смотрит на берег. – Осторожнее! – кричит она Джейкобу. – Играй на берегу! В воду не заходи!
Холли вспоминается момент из собственного детства: они с Алексис бегают по пляжу и смеются. Инь и янь. Но все же Холли может существовать без Алексис. Доказательством тому служит факт нахождения ее сейчас с Сарой, а не с ней. Холли вздыхает и подтягивает колени к груди.
Сара садится в аналогичную позу, подтягивая свой выцветший черный купальник.
– Ты крала только у Лизетт?
Все в груди Холли сжимается при мысли о золотой ручке Чарли. Девушка внезапно вспоминает о том, что ручка так и лежит в консоли между сиденьями джипа. Усилием воли она старается выбросить из головы мысли о той встрече с Чарли.
– Только у Лизетт, – отвечает она, покашливая. – Я никогда ничего не возьму у тебя. Или у кого-то еще.
Сара кивает.
– Тогда послушай меня, Холли. Я думаю, ты должна рассказать отцу и Лизетт то же, что рассказала сейчас мне. О том, как ты себя чувствуешь по их милости.
Холли представляет себе, как рассказывает им обо всем. Свои ощущения от «встреч ради сделок», что они использовали ее, не интересуясь ее желанием, и что Лизетт – Холли в этом не сомневается – известно о том, как она заключает сделки, но при этом мачеху это, кажется, совсем не беспокоит. Нет, это ее маленький секрет. И это уже не важно. Если она им больше не нужна, ей просто придется перестать нуждаться в них.
– Я над этим подумаю, – выдыхает Холли. – Ты в самом деле невероятная. У меня такое чувство, что я могу рассказать тебе все, что угодно.
Сара быстро сжимает руку Холли.
– Я тебе тоже.
Обе они разражаются смехом, когда к ним подбегает Джейкоб и падает прямо на них, осыпая все вокруг песком.
– Групповые объятия!
Часом позже, назагоравшись и перепачкав все песком, они собираются и едут домой.
В два часа появляется Дэниел с сумкой для клюшек через плечо. Он входит как раз в тот момент, когда Холли, приняв душ, поднимается с цокольного этажа.
Дэниел с изумлением смотрит на нее.
– Ой, привет, Холли! – Тут он замечает ее влажные волосы. – Э, Сара у себя в красной комнате? Я и не знал, что ты сегодня сидишь с Джейкобом. Сегодня же суббота. – Он оглядывает комнату. – А где же Джейкоб?
Холли предпочла бы, чтобы его просветила Сара. Она смущенно улыбается.
– Я ночевала у вас в гостевой комнате внизу. Я… э-э… Ну… – Нельзя сболтнуть лишнего, потому что ее отец знаком с Дэниелом. – У меня вышла небольшая размолвка с папой и мачехой.
Его глаза округляются, когда на площадке второго этажа появляется Сара, вся лоснящаяся после пребывания на пляже.
– Привет, милый!
Дэниел смотрит на жену.
– Я слышал, у нас тут гость ночевал. – Он одаривает Холли приветливой и очаровательной улыбкой, но девушка успевает уловить мелькнувшее в его лице раздражение.
– Да. Холли переночует пару ночей в гостевой комнате. Джейкоб на седьмом небе от счастья. – Сара широко улыбается. – Да и я тоже. Но об этом мы можем поговорить и позже. Ты пропустил такой приятный день на пляже. Как поиграли со Стэном?
У Холли вспыхивает искорка надежды, что Сара предложит ей остаться дольше, чем просто на выходные, но вместе с тем она прищуривает глаза. Дэниел лжет. Он не мог играть в гольф со Стэном Филдингом, потому что сегодня суббота, Шаббат. Стэн хоть и не самый религиозный еврей, но поход в синагогу ни за что бы не пропустил. Ни под каким предлогом.
– Замечательно. После игры пообедали в клубе, вот я и задержался.
– Джейкоб был бы рад сыграть с тобой в баскетбол, если ты захочешь, – сообщает Сара.
Джейкоб беспечно бросается вниз по ступенькам навстречу отцу, будто ему вообще все нипочем. Но Холли успевает его удержать.
– Кто выиграл? Вы или Стэн? – любопытствует Холли, не без язвительности в голосе.
Дэниел едва заметно вздрагивает.
– Стэн.
Холли плевать на то, что он обманывает ее, но бесит тот факт, что он на ее глазах обманывает Сару.
«Почему? – недоумевает Холли. – Зачем он лжет?»
Этого она не знает. Но собирается выяснить.