Я слежу за тобой

Глава тринадцатая

С улицы доносится лай собаки, и я роняю Тарино ожерелье из магазина «Юник» на пол. Черт. С трясущимися руками я опускаюсь на четвереньки, чтобы его подобрать. Мне нужно успеть спуститься, прежде чем она или Дэниел начнут меня искать. Он подумает, что я свихнулась, раз шарю у нее в спальне, да и для меня это занятие не из приятных. Но ведет она себя странно. Я знакома с ней всего два дня, и большую часть времени она вьется вокруг нас. Почему? Ее действия выходят за рамки обычного поведения дружелюбной соседки. Должна существовать какая-то причина в такой ее заинтересованности нашей семьей. Может ли это ожерелье из Ванкувера служить зацепкой?

Размышлять над этим дольше у меня нет времени. Я вешаю ожерелье обратно на подставку-дерево и осторожно спускаюсь на цыпочках вниз. Бешено бросаюсь в туалет, чтобы смыть с пальца кровь. Кровь. О нет. Не накапала ли я в спальне?

– Сара?

С кухни ко мне направляется Дэниел, и я появляюсь из туалета. Он один.

Муж кладет руки мне на плечи.

– Ты бледная, как полотно.

Я прикидываю, не сказать ли Дэниелу про ожерелье, но позади него уже маячит Тара.

– Так вот ты где! Дом, конечно, большой, но я уж подумала, что придется посылать за тобой поисковый отряд. – Тара смеется, но как-то уныло. Она протягивает мне пластырь.

Я нервно хихикаю и приклеиваю его на палец, чувствуя, как по спине стекает капелька пота.

– Ужин готов. Уже довольно прохладно, так что предлагаю, чтобы мальчики поели и посмотрели кино в гостиной, а мы, взрослые, можем поесть на кухне.

– Хорошая мысль. Сейчас сбегаю гляну, как там Джейкоб, – говорю я, оставляя Тару с Дэниелом на кухне, и через комнату подхожу к тому месту, где у телевизора расположились на полу Джейкоб и Коди. Они смотрят мультсериал про Финеса и Ферба.

– А неужели не «Мстители»? – спрашиваю я у Джейкоба и целую его в макушку.

Коди трясет головой.

– Тара не разрешает мне смотреть фильмы, где много дерутся.

Тара? Не мама? Я не могу себе даже представить, чтобы Джейкоб назвал меня Сарой, но не буду ее осуждать. По крайней мере за это. В каждой семье свои взаимоотношения.

– Что ж, похоже, это смешной мультик. – Я колеблюсь, но все-таки не могу удержаться. – Но все же, может, вы отодвинетесь немного подальше? Вы очень близко к экрану.

Мальчишки отползают на дюйм. Я улыбаюсь и отстаю от них, возвращаясь к Таре и Дэниелу за белый стол в деревенском стиле. Он уставлен блюдами со стейками и жареной кукурузой, а в середине красуется миска с салатом из помидоров и огурцов.

– Ну, расскажите же про Ванкувер. Мне всегда хотелось там побывать. – Тара передает мне миску с салатом.

Свежие овощи выглядят очень аппетитно, но у меня сжимается горло. Опять она со своим назойливым любопытством, делает вид, что никогда там не бывала. Врет? Я не могу понять. Я бросаю взгляд на Дэниела и кладу себе порцию салата и стейк, хотя не представляю, как смогу проглотить хотя бы кусочек. Стейк сочится кровью, которая скапливается в середине тарелки.

– Там красиво. Форест-Вью, где мы жили, располагает к времяпровождению на улице, поэтому мы много гуляли, бывали на пляже, катались на лыжах, – рассказывает ей Дэниел и отправляет в рот добрый кусок стейка.

– Если вы любите гулять, тут есть очень симпатичная тропа прямо в конце улицы.

Тара улыбается Дэниелу и кладет себе на тарелку полную ложку салата с горкой. К стейку она не прикасается. Тара перехватывает мой взгляд.

– Я вегетарианка, – поясняет она. – Не возражаю против того, чтобы приготовить мясо, но предпочитаю не есть.

– Это полезно, – хвалит Дэниел. – Время от времени задумываюсь над этим, но слишком уж люблю мясо. – В доказательство своих слов он отправляет в рот очередной кусок.

Когда это он говорил про то, что хочет стать вегетарианцем? Может, это другая ипостась нового Дэниела, которым он стал за последний год, будто напрочь стершийся из наших отношений? Я смотрю на него: на его всегда чисто выбритом лице пробивается щетина с проседью; футболка и спортивные штаны вместо дорогих костюмов с галстуками, занявших место летних хлопковых брюк и рубашек в шкафу на Клифсайд. Будет ли он счастлив здесь, в Торонто, где некого впечатлять, кроме ближайшей соседки?

Меня осеняет, что настала моя очередь задавать вопросы.

– Ты давно живешь на Сиреневой аллее?

– На самом деле всего только месяц. – Тара накалывает на вилку помидорку черри, но так и не поднимает ее с тарелки.

– Ой, да это совсем немного.

Она кивает.

– Потому-то я и радуюсь вашему приезду, ребята. Я еще не со многими успела здесь познакомиться. По крайней мере из тех, у кого есть дети.

Я наконец проглатываю кусок стейка.

– А где вы с Коди жили раньше? – любопытствую я.

– То там, то здесь. Поносило нас немного.

Я делаю глоток вина. Она без зазрения совести лезет в нашу жизнь, задает кучу личных вопросов, а теперь, когда подошла моя очередь, ничего о себе не рассказывает. Если она считает, что такой подход может меня остановить, то ошибается.

– Чем занимается отец Коди? – с улыбкой спрашиваю я, пытаясь разжевать слоновий кусок мяса.

Тара опускает взгляд в тарелку и ковыряется в салате.

– Да всяким разным, – отвечает она.

– Он проводит много времени в разъездах? – предпринимаю я очередную попытку, прекрасно понимая по ее плотно сжатым губам, что уже напираю. Хотя это всего лишь обычный вопрос в обычной беседе с соседкой с весьма необычным интересом к нашей жизни.

– Кажется, ты из любознательных? – парирует Тара, улыбаясь во весь рот. Но меня от этого бросает в холод.

Я сдаюсь. Очевидно, что она не желает говорить об отце Коди. Если я хочу добраться до сути, то копать придется самостоятельно.

– Ну что ж, будем рады познакомиться с ним, когда он вернется. – Дэниел беззаботно попивает свое пиво, как будто ничего не происходит. – Как его зовут? – спрашивает он.

Я едва заметно улыбаюсь ему в знак признательности, хотя совсем не уверена, что он надавил на нее специально.

– Его зовут Ник, – сдержанно отвечает Тара. Она смотрит в гостиную, где смеются мальчишки. – Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом, – тихо говорит она. – У Коди тревожное расстройство, вызванное разлукой. Он беспокоится, когда мы говорим с ним о Нике. Я надеюсь, вы понимаете.

Теперь я чувствую себя ужасно. Я ни в коем случае не хотела причинить боль Коди. И я знаю, каково это, когда ребенок страдает тревожным расстройством из-за разлуки. Хотя Джейкоб не взял сюда своего мистера Блинкерса и ни разу не упомянул сегодня Холли, перед уходом он убедился, что кролик надежно спрятан под одеялом в его спальне. Мне кажется, что он так рвется к Коди, потому что ему не хватает общения еще с кем-то, помимо меня и Дэниела.

Разговор переходит на новости, книги и телевидение и протекает настолько приятно, насколько это возможно, когда три человека по разным причинам аккуратно обходят темы своего прошлого. После домашнего чизкейка без сахара, оказавшегося на редкость вкусным, мы прощаемся у двери.

Пока Джейкоб впихивает ноги в кроссовки, не развязывая аккуратного бантика на шнурках – он все еще учится завязывать их самостоятельно, – я улыбаюсь Таре.

– Спасибо тебе за ужин. Ты очень гостеприимна.

– Ну что ты! Мы будем рады снова видеть вас в любое время. Не забывайте, я прямо в соседнем доме.

Самое время сделать аналогичное встречное предложение, но я его не делаю. Мне нужно побыть одной хотя бы день.

Тара открывает дверь, впуская в дом прохладу улицы, и мы выходим на крыльцо. Еще только семь часов вечера, и солнце начинает садиться за верхушки деревьев в конце улицы, разливая по небу розовые и оранжевые ручейки. Красивое зрелище, но я отвожу взгляд, потому что лес напоминает мне о том, что пришлось оставить: дом в Ванкувере, фотографию и все, что бурлит под поверхностью наших с Дэниелом отношений. А это пока еще целая бездна; мы не откровенны друг с другом. Я совершила то, чем не пристало заниматься добропорядочной матери или жене.

А Тара? Что с ней не так? Она растит ребенка одна, но при этом у нее есть собственный дизайнерский бизнес, незахламленный дом, послушный ребенок и энергия, чтобы со всем этим справляться. Что-то здесь не сходится. А может, просто это я так не умею.

Коди и Джейкоб с радостными улыбками ударяются кулачками.

– Скажи Таре спасибо, Джейк.

– Спасибо, Тара, – попугайничает Джейкоб, а потом сигает сразу через три ступеньки крыльца на дорожку.

Я выдыхаю, когда он благополучно приземляется. Аккуратно спускаюсь вслед за ним.

– Буду за вами следить, – слышу я за спиной.

Я оборачиваюсь так резко, что основание черепа обдает жаром.

– Что?

Тара, растерявшись от моего резкого вопроса, смотрит на меня.

– Я говорю, что буду вас выглядывать. Утром. Мы можем вместе отвести мальчиков в школу.

Я киваю. Меня трясет, но я стараюсь это скрыть.

– Хорошая мысль.

Дэниел весело насвистывает, а я молчу, пока мы пересекаем узкую полоску газона между домами. Джейкоб уже умчался вперед к двери. Я поднимаюсь на крыльцо и смотрю вверх на окно комнаты Тары. Там зажигается свет, и я вижу за тонкой белой тканью ее силуэт. Она застывает у окна, и я нервно заскакиваю домой. Мне неизвестно, видит ли она, что я смотрю на ее окно. И я не знаю, обнаружила ли она, что я рылась в ее вещах.

В доме у меня появляется какое-то новое ощущение, но не могу объяснить почему. Все вроде бы как обычно. Ничего не пропало. Но внутри у меня все сжимается от беспокойства.

Дэниел закрывает за нами дверь и запирает на ключ.

– Дружочек, иди переодевайся в пижаму.

Джейкоб, увлеченный своими мыслями, скидывает обувь посреди прихожей и уносится по нескончаемому коридору, а потом так же бегом возвращается. Потом проделывает это снова.

– Утром я иду в школу с Коди! – кричит он, но в конце концов, запыхавшись, останавливается. – Мы будем сидеть рядом и играть на перемене. Можно завтра после школы он придет к нам, мамочка? Давай купим батут?

Я смеюсь.

– Не все сразу, милый. Давай-ка начнем с ванной, ладно?

– Мне его помыть? – спрашивает Дэниел.

Я улыбаюсь.

– Спасибо, я справлюсь.

Пока Джейкоб плескается в большой ванне в компании пары привезенных из Ванкувера игрушечных героев мультфильмов и пластикового контейнера с кухни, я сижу на ступеньках. Мне не по душе, что окно прямо над ванной ничем не прикрыто. Я беру большое пушистое полотенце и цепляю его за уголки оконной рамы.

Джейкоб этого, похоже, не замечает, потому что с упоением трещит о батуте, о том, где они с Коди будут сидеть в обеденное время, и о том, когда он снова будет играть с Роско. Он на секунду затихает, хватает свою бутылочку с шампунем, выливает себе на ладошку втрое больше, чем надо, и начинает намыливать голову. Он такой красивый в этот момент, что у меня перехватывает дыхание.

Джейкоб берет одну из мультяшных фигурок, кладет в контейнер и переворачивает его.

– Теперь ты в тюрьме.

Сначала я не придаю этому значения. Но потом Джейкоб произносит:

– Смотри, Коди, папа в тюрьме.

Сердце у меня начинает биться быстрее.

– Почему это папа в тюрьме? – спрашиваю я у него, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Он преступник, – беспечно отвечает сын.

Я тщательно взвешиваю каждое слово.

– И какое же преступление он совершил?

Джейкоб пожимает своими маленькими плечиками.

– Не знаю. Что-то плохое, так что он долго не сможет вернуться домой.

Это он говорит об отце Коди, о Нике? Так значит, он там и поэтому Тара так скрытничает, когда о нем заходит речь? Я даю Джейкобу доиграть сценку и осторожно смываю шампунь с его головы.

Расчесывая волосы сына, я спрашиваю:

– Коди рассказывал тебе о своем папе?

– Я же сказал. Его папа в тюрьме, как все плохие люди.

Так вот в чем дело. Но хоть я теперь и понимаю, о чем говорил Джейкоб в своей игре, эти слова, высказанные так прямо, меня поражают. Я смягчаю тон.

– А ты знаешь, за что его посадили в тюрьму?

Джейкоб качает головой.

– Это очень плохо. Коди, наверное, тяжело. – Я подаю сыну полотенце вытереть лицо.

Пока он вылезает из ванны и вытирается, во мне идет настоящая борьба чувств. Страх, что отец Коди преступник, что Тара знает обо мне больше, чем я ей рассказала, и скрывает что-то посерьезнее, чем наличие осужденного мужа. И еще мне очень интересно, какое же преступление совершил папа Коди.

Я укрываю одеялом Джейкоба вместе с мистером Блинкерсом, проверяю, чтобы шторы были плотно задернуты, ложусь рядом с ним, почесывая его идеально гладкую маленькую спинку, и меня захлестывает любовь. Мой дорогой мальчик. В его душе творится такой хаос из-за меня, Холли и его нового друга, чей отец оказался преступником. Такое Джейкоб видел только на телеэкране. Мой невинный малыш, так же как и я, в столь юном возрасте терпит подкинутые жизнью тяготы и лишения.

Я спускаюсь вниз, чтобы обсудить с Дэниелом то, что рассказал Джейкоб, и решить, как мы будем на это реагировать. Но мужа внизу нет. На кофейном столике я нахожу клочок бумаги с рукописным сообщением: «Пришлось встретиться с начальником, чтобы подписать кое-какие документы к завтрашнему дню. Скоро вернусь. Люблю, Д.».

Нет. Неужели опять начинается? Дэниел исчезает и занимается своими делами, оставляя меня одну разбираться со всем происходящим наедине с вопросом, говорит ли он правду или врет. «Прекрати», – велю я сама себе. Он предложил искупать Джейкоба. Надо было соглашаться. Он находился здесь, рядом со мной, на протяжении двух дней, что мы уже живем здесь. Он старается, в самом деле старается. Конечно, это правда. У него новое место работы, и он хочет произвести хорошее впечатление. Однако же мог бы потратить пять секунд на то, чтобы подняться и предупредить.

Пока его нет, мы с Джейкобом остаемся одни в этом доме-мавзолее, и я решаю проверить видеокамеры. Я открываю приложение и вижу, что с боковой видеокамерой что-то не так. Мне не видно прохода и стены дома Тары. В кадре только трава и земля.

Я просматриваю видеозапись со всех камер, начиная с четырех часов дня, когда мы ушли к Таре. Примерно в четыре пятнадцать камера над гаражом фиксирует проходящую по улице Эмили с Роско. Это должно было происходить, как раз когда я находилась в спальне Тары, потому что я тогда услышала собачий лай. Весь следующий час по Сиреневой аллее мимо нашего дома проезжают машины и проходят две мамочки с колясками, держа стаканчики с кофе. В шесть вечера появляется странный сосед из дома напротив. Он тащит шланг и начинает поливать мертвый коричневый куст на лужайке перед своим домом. Это само по себе странно, но потом он переходит вместе со шлангом на другое место и поливает уже тротуар. Сам он в это время минуты две таращится на наш дом.

Я содрогаюсь. В конце концов он оттаскивает шланг к своему дому, бросает его возле боковой стены и уходит внутрь. Камера между нашим и соседским домом вообще не активна вплоть до восемнадцати пятнадцати. В этот момент она начинает двигаться, и изображение трясется, словно кто-то пытается ее повернуть, но в кадре никого не видно. Становится видна только земля. Дальше в кадре только трава до конца видеозаписи.

Камера-лампочка висит на высоте пяти футов и восьми дюймов над землей. Из нас троих дотянуться до нее может только Дэниел, но его нет дома. Кто-то повернул видеокамеру. Тот, кто по меньшей мере на полфута выше меня ростом.

Может, это Тара? Она что, каким-то образом незаметно улизнула из дома, пока мы были у нее? Может, это случилось, пока она отходила в туалет, когда мальчики увлеклись мультфильмом после ужина? Или это тот жуткий тип из дома напротив?

Кто бы это ни был, он знает о существовании видеокамеры и не хочет, чтобы его видели.

Кто бы это ни был, наблюдатель из него явно лучше, чем из меня.