Чарли ушел пятнадцать минут назад. Холли послушала, как отъехал его автомобиль, потом заглянула к Джейкобу – тот крепко спал, свернувшись калачиком вокруг мистера Блинкерса. Она тихо спустилась вниз, взяла с маленького столика за диваном свой телефон и просмотрела видео со своим участием. Получилось идеально. Ее лица в кадре нет, а его – есть. Совершенно четко видно. От этого видео ее тошнило. То, как грубо он ее схватил, как по-зверски пихался. Внезапно ее охватывает гнев. Он считает, что это он всем рулит, так же как отец и Лизетт думают, что контролируют ее. Что ж, теперь все будет иначе. Она несколько раз редактирует видеозапись и убирает мелькнувшую крупным планом прядь своих каштановых волос. Ей хочется, чтобы это увидел именно Чарли, но посылать ему это видео она пока не собирается. Она не должна совершать никаких неосмотрительных шагов, прежде всё как следует не обдумав.
От нервного перевозбуждения Холли не в силах усидеть на месте и меряет шагами цокольный этаж, всякий раз проходя мимо Сариной красной комнаты. Из-под двери не видно света, да и Сары с Дэниелом дома нет, поэтому они не смогут ее поймать. Алексис не должна появиться раньше половины одиннадцатого, потому что до этого у нее намечен ужин с Джоном и Лизетт в «Капилано-Роуд-хаус». На изыскания у нее есть около двадцати минут.
Холли все равно мешкает в нерешительности, прежде чем повернуть ручку двери. Но ей необходимо увидеть, над чем работает Сара.
Холли тихо и быстро заходит в красную комнату и закрывает за собой дверь. Там очень темно. Она включает фонарик в телефоне, радуясь, что на белых прищепках над мойкой не висит никаких фотографий.
Все ящики стоящего в глубине комнаты металлического шкафа заперты, но пока Холли ничто не отвлекает, она может их открыть. Пилочка для ногтей с легкостью входит в замок верхнего ящика. В нервном и возбужденном состоянии Холли выдвигает ящик и обнаруживает там ряды черных папок. Она достает одну из дальнего конца правого ряда и открывает. Там в маленьких пластиковых квадратиках вставлены негативы. Она садится на бетонный пол, скрестив ноги, кладет рядом телефон и подносит негативы к глазам. На всех запечатлен ныряющий в бассейн Джейкоб; его белый, как привидение, силуэт удивительно контрастирует со льющимся сверху солнечным светом.
В следующей папке хранятся захватывающие дух фотографии из парка Капилано. Холли достает самую тоненькую папку, засунутую в самый конец правого ряда. Она ждет, что там снова окажутся негативы в кармашках, но там уже отпечатанные фотографии. Готовые фотографии с ее изображением.
Несколько первых снимков, на которых Холли запечатлена возле бассейна и в воде, вполне безобидны. Но при виде остальных она охает вслух. На одной изображен дом Холли в ярком свете жутковатой оранжевой луны. На другой – окно ее спальни. Шторы задернуты, но они настолько тонкие, что через них виднеется бледно-розовое изголовье ее кровати, и в обрамлении окна различим ее собственный силуэт. На следующей фотографии сквозь прозрачную ткань штор, которая служит скорее фильтром, чем защитой, она видит себя, обнаженную, откинувшуюся на подушки и глядящую на мужчину, также обнаженного, – Люка. Его изображение размыто, и акцент сделан не на нем. Их лиц различить невозможно, и даже тела нельзя рассмотреть четко, но сам этот момент она помнит прекрасно.
Сара снимала ее с самого первого дня. Это фото было сделано в ту ночь, когда она только приступила к работе у Голдманов. Тогда она пригласила Люка к себе, чтобы отблагодарить за то, что взял на работу Алексис. Есть там и другие фотографии, сделанные через высокое оконце в цокольном этаже. На них Холли заснята спящей в комнате, которую она стала считать своей. Здесь она полностью одета, лица снова не видно, но нельзя отрицать, что фотографии очень интимные, и на всех в кадре именно Холли.
Что, черт возьми, происходит? С какой стати Сара это делает без ее согласия? Холли прикрывает рот рукой. У нее становится муторно на душе, поскольку она не может взять в толк, для чего Саре понадобилось вторгаться в ее личную жизнь таким образом.
Но когда она снова смотрит на фотографии, просто смотрит как зритель, ее потрясение сменяется благоговением. Снимки прекрасные – простые и строгие. Они выполнены с художественным вкусом и уважением. В них нет ничего крамольного, даже несмотря на их интимность. Сара будто запечатлела на них мрак души Холли, это непреходящее чувство, которое она всюду носит глубоко в себе.
И тут, подобно вспышке молнии, ей открылась истина. Это не вторжение в личную жизнь, а преклонение. Сара в самом деле любит ее, но не в привычном смысле, не в романтическом, а именно так, как всегда хотелось Холли. Это фотографии матери, горюющей по выросшей дочери. Это Сарина попытка навсегда удержать ее рядом.
Начинает звонить телефон, и Холли подпрыгивает от неожиданности. Номер скрыт.
– Алло, – шепотом говорит Холли в трубку, хотя понимает, что никак не может разбудить Джейкоба в его спальне наверху.
С другого конца линии доносится только чье-то дыхание.
Сердце Холли бешено колотится в груди.
– Кто это?
Щелчок.
Через секунду телефон звонит снова.
– Да? – вопросительно отвечает на звонок Холли.
В ответ раздается лишь шуршание и потрескивание.
– Дэниел? – спрашивает она.
Связь обрывается.
Ей вдруг становится тесно и страшно в темной комнате. Дрожащими руками она убирает все обратно в ящик, изо всех сил стараясь, чтобы папки оказались на тех же местах, где были. Заперев ящик, Холли на цыпочках выходит из комнаты, закрывает за собой дверь и поднимается наверх. Новый звонок застигает ее на первом этаже дома. Она отвечает.
– Перестаньте мне звонить! – шипит она в трубку.
– Что? – Это Алексис. Она ошарашена.
– Ой, господи. Прости. Мне только что были какие-то жуткие звонки, и там вешали трубку. Я не посмотрела, кто звонит на этот раз.
– Жуткие звонки? От кого?
Холли проклинает себя за то, что заставила волноваться Алексис.
– Скрытый номер. Не знаю. Да неважно.
– Ладно, я возле двери, так что больше ты не одна.
Холли выдыхает. Она рада, что Алексис приехала.
– Уже бегу.
Когда, открыв дверь, Холли видит на пороге Алексис собственной персоной впервые за несколько недель, она сгребает сводную сестру в крепкие объятия и прижимается лицом к ее каштановым локонам. Она по ней скучала.
Алексис некоторое время держит Холли в объятиях, а потом отпускает и оглядывает пропитанное атмосферой тепла и уюта пространство дома. Она тихо присвистывает:
– Ух ты. Как тут хорошо. Уютно по-домашнему.
– Да, точно. Мне здесь нравится. – Холли ведет Алексис в гостиную и показывает на диван. – Садись. Рассказывай, чем занималась.
Алексис плюхается на диван и откидывает голову на спинку.
– Ну что, ужин с Джоном и мамой без тебя – это совершенно не то, что с тобой. Никто о тебе не сказал ни слова, но все только о тебе и думают.
Внезапно присутствие Алексис здесь, в доме Сары, кажется Холли странным и доставляет дискомфорт. Она пригласила ее сюда не для того, чтобы ей напоминали об ошибках и промахах.
Алексис, видимо, замечает смущение Холли, поскольку поворачивает голову и смотрит прямо на нее.
– Прости. Мне вообще стоит про них говорить?
Холли пожимает плечами, будто ей нет никакого дела.
– Да ничего. У меня теперь новая семья.
Сводная сестра резко выпрямляется.
– Что?
Холли быстро поправляется:
– Ну, то есть теперь я работаю и живу здесь. Сара с Дэниелом предложили мне быть няней на полный день.
Алексис удивленно отшатывается.
– А сама-то ты этого хочешь?
– Больше, чем чего-либо.
Алексис покусывает губу.
– Холли, буду с тобой откровенна. Я этого не понимаю. Да, у тебя разлад с твоим папой и моей мамой, но не обязательно все должно быть вот так. Может, тебе не придется возвращаться на медицинский факультет, и продажами заниматься ты могла бы не так интенсивно. Я могла бы с ними поговорить. Могла бы сказать, что…
– Стоп. – Холли просто тошнит. Ей невыносимо об этом слушать. – Я туда никогда не вернусь, Алексис. Примешь ты это или нет, но теперь я такая. И живу я здесь.
Алексис явно сердит резкий тон Холли.
– Я тебя не осуждаю. Но ты стала сама не своя с тех пор, как начала здесь работать. Я… – Она кладет ладонь на голую ногу Холли. – У тебя точно все в порядке? Ты какая-то нервная.
Холли делает усилие, чтобы не отдернуть ногу.
– Я счастлива, Лекс. Правда. Ты многое себе надумываешь. – Она выдавливает из себя смешок. – Я не собираюсь работать нянькой вечно, но мне еще только двадцать два. У меня есть время, чтобы разобраться, чем хочу заниматься в жизни.
Алексис согласно кивает, но получается не слишком убедительно.
– Пить не хочешь? – предлагает Холли, спрыгивая с дивана. – Пойдем на кухню.
Холли не хочется сидеть рядом с Алексис и подвергаться допросу с ее стороны.
Алексис улыбается, как бы идя у Холли на поводу и делая вид, что все в порядке.
– Ну, а что собой представляют Сара с Дэниелом? – интересуется она по дороге на кухню, глядя на одну из семейных фотопортретов Сары на стене. – Он симпатичный, хоть уже и не молод. – Она многозначительно смотрит на Холли, а та содрогается под пристальным взглядом сводной сестры.
– Здесь ничего подобного нет, – огрызается Холли. – Я же тебе говорила насчет того, что ты видела на парковке клуба? Просто глупая затея, понятно? Всего на один раз. – Ее мысли переключаются на лежащий на диване телефон и видео, сохраненное в одной из папок, и ее бросает в жар. Холли сует голову в холодильник, достает пару банок газировки и протягивает одну Алексис. – У меня честно все хорошо. Знаешь, вот у тебя всегда получалось стоять особняком от Лизетт и моего отца. А теперь такая возможность появилась и у меня.
Алексис хмыкает.
– У меня и выбора-то другого не было, кроме как обособиться. Из меня никогда не получится миловидной светской львицы.
Холли изучающе всматривается в лицо сводной сестры, пытаясь понять, не уязвлена ли та, но не находит никаких признаков обиды.
– Тебе же лучше, уж поверь, – говорит Холли. Она достает из шкафчика пакетик начос, высыпает чипсы в мисочку и несет обратно в гостиную. Алексис идет за ней следом.
Вернувшись к дивану, девушки садятся, подвернув под себя ноги. Холли старается перевести разговор на безопасную тему. Она расспрашивает Алексис о ее мечте работать в медицинской клинике; Алексис интересуется Джейкобом. В конце концов Холли находит какую-то романтическую комедию, и разговоры заканчиваются. Обе они с головой уходят в кино, а в час ночи, когда фильм заканчивается и Холли уже наполовину спит, она, позевывая, говорит:
– Прости. Я умоталась.
Алексис теребит свое ожерелье.
– Не хочется мне оставлять тебя здесь одну.
– Я уже большая девочка. И я не одна. Наверху Джейкоб. Я правда очень рада, что ты пришла. Было приятно провести время в твоей компании.
Алексис встает, и Холли провожает ее до двери. Она обнимает сводную сестру, задерживая в объятиях чуть дольше обычного. У них общее прошлое и родственные отношения, понятные только им двоим.
Прямо перед тем, как закрыть дверь, Алексис оборачивается, и над ее головой образуется светлый нимб из лунного света.
– Никто не будет любить тебя так, как я, – произносит она и касается своего кулончика.
Холли касается ее спины.
– Я тоже тебя люблю.
Накинув цепочку на дверь, Холли прислоняется к ней спиной, чувствуя облегчение после ухода Алексис. Она выключает везде свет, переодевается в пижамные шорты и белую майку, умывается и тихо поднимается наверх. Дверь в спальню Сары открыта.
Холли ложится на Сарину кровать, осторожно, чтобы не сбить красивое покрывало. На прикроватном столике среди коробки с салфетками, флакончика лосьона и книги в мягкой обложке она находит фотографию Сары и Дэниела перед именинным тортом с именем Сары. Они оба выглядят молодыми и полными надежд. Должно быть, фотография была сделана до рождения Джейкоба, перед тем как у Сары случился выкидыш и она потеряла дочь. Пламя свечей отбрасывает на Сарино лицо отсветы, а Дэниел смотрит на жену с обожанием. Холли нежно держит фотографию в руке. Она поможет им снова стать счастливой парой, какой они были когда-то. Холли снова превратит их в настоящую семью.
Жужжит мобильный телефон. Сначала Холли раздражается, думая, что это опять какой-то розыгрыш, но это оказывается сообщение от Сары.
«Как ситуация дома?»
Холли печатает ответ:
«Отлично. Джейкоб лег спать в девять, я ложусь через минуту. Ни о чем не беспокойтесь. Как вам отель?»
Ответ Сары в виде улыбающегося смайлика приходит не меньше чем через минуту. Холли смеется. Кажется, она впервые использовала смайл, и, наверное, поэтому у нее заняло столько времени найти его на клавиатуре.
Холли не может удержаться и пишет:
«Люблю тебя!»
Следующий Сарин ответ вселяет в Холли чувство умиротворения и духовной близости, чего раньше она никогда не испытывала.
«Ты лучшая! »
Три сердечка. Глупость, конечно, но для Холли они всё. Сара ее любит. Три сердца тому доказательство. И Холли даже представить себе не может, как жила бы без Сары.