Я слежу за тобой

Глава двадцать первая

Я так быстро бегу по бульвару Блоссом-Корт к припаркованной возле школы Джейкоба машине скорой помощи, что спотыкаюсь о трещину на асфальте и едва не падаю на тротуар. В голове сразу всплывает злая детская считалка про мамину сломанную спину, пока я лихорадочно ищу глазами Джейкоба. Сердце стучит с такой скоростью, что мне не хватает воздуха. Машина скорой помощи стоит, а вокруг родительские и детские голоса смешались в настоящую какофонию. В толпе мне не видно, кого несут на носилках: ребенка или взрослого, мужчину или женщину.

Джейкоба нет среди одноклассников, выстроившихся у кирпичной стены напротив детской площадки. Валери Мартин – их учительницы – тоже.

У меня в мыслях мелькают самые худшие сценарии: Джейкоб ударился головой, упал с лесенки на детской площадке, скатился с лестницы. В этот момент я вижу, как кто-то ныряет в рощу возле школы.

Мой взгляд улавливает что-то рыже-коричневое, напоминающее бессменные штаны Эзры.

Я проталкиваюсь сквозь толпу родителей к скорой помощи, и тут кто-то трогает меня за руку.

– Миссис Голдман?

Я молниеносно оборачиваюсь. Сзади стоят Валери и трясущийся Джейкоб.

– Ты ранен? – Я падаю на колени и осматриваю сына.

– Нет. Это К-коди. – Джейкоб всхлипывает, содрогаясь всем телом, и я вопросительно смотрю на учительницу, а потом на скорую помощь как раз в тот момент, когда в машину залезает Тара.

Перед тем как дверь закрывается, Тара успевает посмотреть мне в глаза. Ее лицо становится каменным, и скорая помощь с визгом уносится прочь.

– Я не убивал Коди! – Джейкоб зарывается лицом в мой свитер и безудержно рыдает.

Я в ужасе открываю рот. Но Валери качает головой и трогает Джейкоба за плечо.

– С Коди все будет хорошо. Для этого и нужен «Эпипен»[4], помнишь? Я дала ему лекарство, так что с ним все будет в порядке. – Она выпрямляется и вымученно улыбается мне. Вид у нее напуганный, но она пытается это скрыть ради моего сына. – По-видимому, Коди съел шоколадный батончик с арахисом, – поясняет Валери.

– О господи. Как же это произошло? Тара ведь такая внимательная.

Джейкоб смертельно бледнеет и шепчет:

– Он умрет? Коди умрет?

Я притягиваю сына к себе.

– Милый, все будет хорошо. Позже мы позвоним Таре и спросим, как у него дела, хорошо? А в больнице о нем хорошо позаботятся. – Я снова гляжу на несчастную, согласно кивающую учительницу.

От непрерывного стресса и внезапно возникающей смертельной опасности я раскисаю и на миг роняю лицо на ладони. Побледневший при виде моей реакции Джейкоб пытается оторвать мои руки. Валери мягко кладет свою ладонь мне на руку.

– Это была случайность. Другой ученик угостил Коди кусочком шоколадки с орехами.

– Мама, я должен был сказать Коди, чтобы не ел. Я ведь его друг. – Слезы текут по щекам Джейкоба.

Валери похлопывает его по спине и произносит, обращаясь уже ко мне:

– Все будет хорошо, – а потом отходит, чтобы поговорить с другими обеспокоенными родителями.

Джейкоб перестает лить слезы, только когда к школе подходят Эмили и Роско. Джейкоб подбегает к песику и прячет лицо в его шерсти.

– Что такое? – спрашивает Эмили мягким встревоженным голосом. – Я пришла встретить ученика, а тут царит полнейший хаос.

Я быстренько ее просвещаю.

– О, это ужасно, – говорит она. – Тара, должно быть, насмерть перепугана.

– Она была с ним в машине скорой помощи, – говорю я.

– С Коди все будет хорошо? – спрашивает мой сын, глядя снизу вверх на Эмили.

– Конечно, – отвечает она. – Правда ведь, Роско?

Роско, как по заказу, взмахивает хвостом, и поток слез у сына, наконец, прекращается.

– Можно мне повести Роско? – тихим голосом спрашивает Джейкоб.

– Он будет рад. Почему бы тебе не поводить его по травке вон там? – Эмили дает ему поводок и показывает на аккуратный квадратик травы за территорией школы, но не прямо у дороги. Как только он уходит, Эмили обнимает меня, быстро и крепко. – Думаю, вам надо прийти в себя.

Я опускаю плечи, и часть напряжения уходит. Объятия Эмили меня успокаивают. Я выдыхаю.

– Что за дурацкий день.

Она кивает.

– Похоже, учительница все сделала правильно.

– Да. – Я на секунду подношу сложенные вместе ладони к губам, будто в молитве. В следующий миг я понимаю, что Эмили кого-то выглядывает в толпе. – Если надо, вы идите. Я понимаю, что вам надо найти ученика.

– Я пока его нигде не вижу. Он в шестом классе и обычно не торопится. – Она улыбается. – А вот вы с Джейкобом, наверное, хотите домой. Просто уговорите его отдать поводок. Все нормально.

Мне и правда нужно домой. Там в прихожей наставлены коробки, но я даже не знаю, как смогу сосредоточиться на этом. Все, о чем я сейчас думаю, это леденящий кровь взгляд, которым Тара одарила меня, забираясь в машину скорой помощи. Плюс тот факт, что я видела поблизости Эзру. В этом я могу поклясться. Мне нестерпимо хочется поскорее оказаться дома, в безопасности. И тут я содрогаюсь. Ведь теперь уже нигде не безопасно. Зато Джейкоб не плачет, получив возможность погулять с Роско. Он сосредоточен на песике, обнюхивающем траву возле школьного забора.

– Спасибо, Эмили. Роско просто волшебный. Как только Джейкоб видит эту собаку, ему сразу становится лучше. Я в самом деле очень вам признательна за то, что разрешаете с ним повозиться.

Эмили улыбается.

– Это не сплошное бескорыстие. Роско очень активный, так что, когда мальчики уделяют ему внимание, у меня тоже появляется возможность немного прийти в себя. – Она кому-то машет. – А вот и мой ученик. Послушайте, Джейкоб может играть с Роско в любое время. А если вашему сыну когда-нибудь понадобится репетитор, то имейте меня в виду.

– А знаете что? Я ведь могу поймать вас на слове. Вот только с Дэниелом переговорю.

– Прекрасно. Ну, мне пора. Не принимайте произошедшее близко к сердцу, хорошо?

Я зову Джейкоба, прошу привести Роско, и они вдвоем рысцой подбегают к нам. Джейкоб наклоняется, чмокает собачку в макушку, а потом протягивает поводок Эмили.

– Ты очень ответственный, Джейкоб.

Несмотря на следы слез на щеках, вид у сына уже довольный, выражение лица спокойное. Теперь мне понятно, почему у Эмили столько блестящих отзывов. Она замечательно ладит с детьми.

Эмили и Роско углубляются в толпу школьников, и вскоре мне видны только ритмично подпрыгивающие синие волосы.

Джейкоб, шаркая ногами, идет рядом со мной.

– А Коди правда поправится?

Я сжимаю его ручонку в своей.

– Поправится. Идем домой.

Всю дорогу, что мы идем по Сиреневой аллее, Джейкоб молчит. Я понимаю, что он пребывает глубоко в своих мыслях и беспокоится о своем друге. Ничем не могу ему помочь, и это меня убивает. Провожу пальцами по его шелковистым волосам. Если бы что-нибудь случилось с моим сыном, я бы этого не пережила.

Положив руку на его худенькое плечико, завожу его в дом. Я ожидаю, что Джейкоб радостно бросится к коробкам, подписанным его именем. Однако он просто стоит на пороге, сунув в рот большой палец.

– Как думаешь, Коди обрадуется кексикам, когда вернется домой из больницы? – спрашиваю я.

Сын кивает, и я отыскиваю рецепт лимонных кексов без сахара и орехов, достаю продукты, миски и ложки и раскладываю все это на кухонном столе.

– Ладно, мой сладкий, ты можешь зачерпнуть чашечкой муки и положить в серебристую миску?

Когда Джейкоб отвлекается на это задание, я говорю:

– Ты не виноват в том, что Коди съел батончик. Я это знаю, и он тоже.

Джейкоб высыпает муку в миску, просыпая половину на стол. Я ничего не говорю на это и даю ему чашечку для соды. Не глядя на меня, он произносит:

– Некоторые друзья никогда не прощают друг друга. Некоторые друзья никогда больше не видятся.

Мне ясно, что в этот момент он говорит уже не о Коди. Я старалась не упоминать имя Холли, потому что мне не хотелось начинать этот разговор. Так много всего, что я пока не могу ему объяснить, потому что он еще слишком мал и не поймет, как сильно можно обмануться в людях. Это урок, который он пока не способен усвоить.

Я мягко беру у него из рук чашечку и ставлю на стол. Наклонившись к сыну, я обхватываю ладонями его лицо.

– Некоторые дружеские отношения приходится заканчивать, поскольку они не приносят тебе ничего хорошего. Но Коди хороший друг, так же как и ты.

– Я хочу тебя простить, – тихо произносит Джейкоб.

Эта фраза, как удар под дых.

– Простить за что?

– За то, что поссорилась с Холли и заставила ее уйти. Ты не пришла и не нашла меня под кроватью. Ты бросила меня там одного.

Мое сердце разрывается. Холли оставила его одного в доме в день своего ухода. Она даже не написала и не позвонила. Но его гнев, конечно же, направлен на меня.

– Я никак не хотела сделать тебе больно, малыш. Это не я тебя бросила. Холли сделала несколько таких вещей… – Я осекаюсь и переформулирую то, что хотела сказать: – Она не должна была оставлять тебя одного. Это было безответственно. Мне просто надо было прогуляться, чтобы побыть одной после того, как мы с ней поговорили. Это была ее работа – присматривать за тобой, пока меня нет. Понимаешь?

Сын кивает, но я не сомневаюсь, что он так делает, только чтобы меня не расстраивать. Я так и не знаю, что услышал Джейкоб тем утром в конце августа, ровно две недели назад, когда мы с Холли в последний раз разговаривали на террасе у бассейна. Мне хотелось бы верить, что он застал лишь самый конец нашей жуткой ссоры, но совершенно очевидно, что он что-то услышал. Из окна кухни я наблюдала за тем, как покрытая легким загаром, красивая безо всякой косметики Холли со своими стройными ногами от ушей в джинсовых шортах с бахромой небрежно чистит мой бассейн. Я была в ярости. Кто такая эта чертова лживая подхалимка, которой я доверила своего сына и свои самые сокровенные чувства?

Это произошло после того, как я обнаружила, что она многое от меня скрывала и в мое отсутствие занималась в моем доме ужасными вещами. И вот теперь она, как обычно, разыгрывает из себя невинную грациозную нимфу, чистящую бассейн. Я так на нее злилась, что была готова макнуть ее в бассейн и держать под водой, пока она не начнет умолять о пощаде.

Я пошла к ней, не в силах сдерживать буквально извергавшиеся из меня гнев и обиду. Я всегда была для нее средством удовлетворения ее поистине бездонной потребности в мужском внимании и одобрении. Доказательства я получила с помощью своих камер.

Я остановилась перед ней на настиле у бассейна. Она тут же остановилась.

– Что случилось? – спросила она. – Пожалуйста, скажи, я не понимаю, что тебя так расстроило.

Я едва сдержалась, чтобы не вцепиться в нее и не затрясти.

– Ты сама прекрасно знаешь, что меня расстроило.

Она теребила это свое ожерелье со знаком «инь», которое никогда не снимала. Как она вообще могла стоять там и прикидываться дурочкой?

Я набросилась на нее:

– Мне нужна правда. Ты обязана рассказать мне – после всего, что я сделала ради того, чтобы тебя поддержать. – Я подошла ближе и зарычала: – Что ты здесь делаешь? Что за игру ты ведешь?

Она прикинулась, что сбита с толку моим вопросом. Но мне уже было известно, что она хорошая актриса. На секунду она задумалась, а потом кивнула и сказала:

– Не из-за моей игры тебе надо волноваться. – А потом она отступила к самому краю бассейна.

Эта лживая молодая девица что, хочет довести меня до умопомешательства?

– И кого же в таком случае я должна обвинять, если ты отказываешься отвечать за то, что творила в моем доме?

– Спроси у своего мужа.

Я была в бешенстве и подошла к Холли вплотную.

– Держись от моего мужа подальше. Тебе ясно?

– Нет, не ясно. Что ты имеешь в виду?

– Заткнись и слушай, – сказала я. – Дальше будет вот как. Ты доработаешь до конца дня и уйдешь. Собирай вещи и не смей ничего говорить моему сыну. Просто скажи, что нашла другое место, где будешь жить. Вот и все. Ты переезжаешь.

Мне стало так хорошо оттого, что я взяла ситуацию под контроль, даже несмотря на сморщившееся лицо Холли. Она заревела крокодиловыми слезами. Я ни на секунду ей не поверила. Она вытерла слезы ладонями и выпрямилась – продемонстрировала силу, пользуясь моим миниатюрным ростом.

– Что тебе наговорил Дэниел? – спросила она.

Я резко втянула в себя воздух. Что она пыталась мне сказать? Я не желала, чтобы она вообще произносила имя моего мужа.

– Не смей больше произносить его имени, – велела я.

Холли притворилась, что потрясена.

– Зачем ты так, Сара? Я не сделала ничего, чтобы тебе навредить.

Я насела на нее и не собиралась сдаваться.

– Если не считать вранья. Предательства. Подрыва доверия. Ты манипулируешь и действуешь исподтишка, и я не хочу видеть тебя рядом со своей семьей. Здесь тебе не место, Холли. – Я придвинулась к ней совсем близко. – Мы продали дом. И переезжаем в Торонто.

Технически это было не совсем так. Дом мы не продали, но Дэниел уже занимался этим вопросом. Я согласилась уехать из Ванкувера только накануне, и Дэниел принял предложение о работе в «Стратеджик солюшнз». Они предложили ему подыскать и снять дом с мебелью на шесть месяцев, но до этого ему еще предстояло уволиться из «Код тека» и оформить продажу дома по частному соглашению одному из членов клуба «Каньон». Мы решили, что сообщим Холли только после продажи дома, но теперь было уже неважно. Мне нужно было только, чтобы она ушла. Прочь от меня, моего сына и от нас всех. Немедленно.

– Я видела, чем ты занималась, – бросила я ей.

Холли что-то ответила, но я не вслушивалась в ее слова, поскольку в этот момент позади меня раздался скрип, и я повернулась. На террасе стоял Джейкоб и, пока мы ругались у края бассейна, крутил головой то в мою сторону, то в сторону своей любимой няни.

– Почему вы ссоритесь? – спросил он.

Я через силу улыбнулась ему. Мне нужно было что-нибудь сочинить, быстро.

– Мы не ссоримся, солнышко. Просто взрослый разговор. Это разные вещи. – Я показала на уличный столик на террасе и попросила его разложить зонтик. Мне отчаянно хотелось отвлечь его внимание от наших напряженных отношений с Холли. Но Джейкоб не двинулся с места, пока Холли не повторила мою просьбу.

– Слушай, что тебе говорит мама, Джейки.

Я почувствовала укол ревности. Мой сын тоже очарован ею.

– Мамочка, получилось! – провозгласил он минутой позже, стоя у раскрытого зонтика.

Я улыбнулась сыну, хотя в груди у меня все пылало от направленного на Холли гнева.

– Какой ты молодец, сладкий! Я пойду прогуляться, хорошо? – К Холли я обратилась с предостережением: – Приглядывай за ним. Скажи ему именно то, о чем мы договаривались, и не более. Я скоро вернусь.

Я повернулась к ней спиной. Последними ее словами были:

– Вам так не отделаться.

Тогда я решила, что это всего лишь пустые слова, брошенные от возмущения. Я рассчитывала, что, пока я буду наматывать круги вокруг Форест-Вью и думать, что делать дальше, она скажет моему сыну только то, что уезжает. Мне нужно было унять свой гнев. На полпути к парку Капилано я позвонила Дэниелу и рассказала ему о стычке с Холли.

– Я приеду домой, как только смогу. Сара, я с ней разберусь, хорошо? Предоставь это мне.

Я обрадовалась его предложению, поскольку оно освобождало меня от дальнейшего общения с Холли. Но когда часом позже Дэниел написал, чтобы я немедленно возвращалась домой, я пришла в ужас, решив, что с Джейкобом что-то случилось. Мои страхи только усилились, когда я открыла дверь дома и в следующую секунду услышала его рыдания. Я бросилась по лестнице в его комнату. Там Дэниел держал на руках нашего сына.

– Она ушла. Ни сообщения. Ни звонка. Она велела Джейкобу идти в дом и спрятаться и сказала, что придет и будет его искать. Но сама так и не пришла.

Я рухнула на пол рядом с ними и притянула Джейкоба к себе. Он так сильно плакал, что уже был на грани истерики. Я гладила его по спине, и через некоторое время он достаточно успокоился, чтобы объяснить:

– Я много часов просидел под кроватью! Я так испугался. Где Холли? Куда она ушла?

Теперь я понимаю, что наш отъезд стал началом ее террора, и мне до сих пор неизвестно, как далеко она готова зайти.

Я не могу объяснить всего этого Джейкобу, и в конечном итоге это неважно. Она должна была уйти. Дэниел подслушал, как Джон Монро говорил кому-то в клубе «Каньон», что она надолго уехала отдыхать куда-то в тропики, и это подтвердил ее последний пост в «Инстаграме».

Больше я не позволю Холли вредить Джейкобу или моей семье в целом. Пока что я не собираюсь ничего усложнять и снова возвращаюсь к Коди.

– Малыш, Холли нет до нас никакого дела, а Коди есть.

Джейкоб смотрит на меня снизу вверх, и его глаза светятся надеждой.

– Но, мамочка, на самом деле Холли есть дело. И ей точно есть дело до тебя. Она сказала мне перед игрой в прятки, когда ты разозлилась и пошла погулять.

Я хватаюсь за кухонный стол.

– Что именно она сказала?

– Она сказала: «Передай маме, чтобы остерегалась». Видишь? Ей есть до тебя дело, мамочка. Есть.

Нет, думаю я, она меня преследует, и от этой мысли пробирает озноб.