Я слежу за тобой

Глава восьмая

Свидание Холли с Чарли в ее джипе кажется бесконечным. Но все-таки ему наступает конец. Он разглаживает четкую складку на костюмных брюках и с удовлетворенной ухмылкой на морщинистом лице открывает пассажирскую дверь. Повернув свою львиную голову в сторону Холли, он говорит:

– Надеюсь, мы сможем встретиться еще раз, чтобы обсудить финальные подробности моих инвестиций. Я рад внести свой вклад в «Ритофан».

Дверь закрывается. Он уходит. Свет в машине гаснет. Холли облегченно кладет голову на руль. Дело сделано.

Отец будет так счастлив. Его мечта о создании фармацевтического конгломерата с мировой славой вот-вот сбудется. Как? Благодаря ей. Холли охватывает возбуждение, когда она представляет себе светящееся гордостью отцовское лицо и обнимающие ее сильные руки. Он будет кружить ее и говорить, как сильно ее любит.

Холли вытирает лицо. Густой запах одеколона Чарли еще чувствуется в машине. Она вглядывается в темноту за окнами, чтобы убедиться в том, что Чарли ушел со стоянки раньше, чем начал похлопывать себя по карманам в поисках золотой ручки «Данхилл», которую она вытащила из кармана его пиджака и опустила в консоль между передними сиденьями. Кое-что для него; кое-что для нее.

Она включает свет и смотрится в зеркало заднего вида, проверяя, все ли в порядке с макияжем. Холли поправляет размазавшуюся над верхней губой бледно-розовую помаду. Ей хочется выглядеть идеально, когда она придет домой и скажет отцу, что встреча прошла успешно. Ее история должна звучать складно: они поговорили на парковке, она рассказала ему об их продукте, и он заинтересовался и хочет инвестировать. Свяжется с Джоном в понедельник.

Холли снова окидывает взглядом кусты, ища глаза, что сверкнули на нее из темноты. Ничего. Возможно, они ей привиделись, но все же ей хочется убедиться. Она выходит из машины с телефоном в руке. Уже полночь. Она взрослая женщина, не ребенок. Ей не страшно одной на темной парковке.

До нее доносится шорох. От ее бравады не остается и следа. Там действительно кто-то есть. Холли нажимает на кнопку включения фонарика в телефоне и едва не выпускает его из рук, когда из кустов на нее выходит высокая ширококостная женщина. Алексис.

Черт. Что видела ее сводная сестра? «Думай быстро», – приказывает она сама себе по мере приближения Алексис.

Сводная сестра поднимает руки, прикрывая глаза от света. Холли молча выключает фонарик.

– Холли, что это был за человек?

Холли сглатывает, кровь шумит в ушах. Почему она не настояла на том, чтобы пойти куда-нибудь в другое место? Как неосмотрительно было заниматься этим прямо на парковке, когда все гости Филдингов находятся на другой стороне площадки для гольфа. Но она, конечно, прекрасно знает почему. Потому что мужчинам вроде Чарли нравится находиться на волоске от опасности. Но ей нужно было настоять.

– Человек? – повторяет Холли, пытаясь выиграть время. – Это просто гость на вечере.

– А почему он находился у тебя в машине? – спрашивает Алексис.

– А почему здесь находишься ты? – парирует Холли.

– Я искала тебя. Мы можем уходить. Джон с мамой уже уехали домой. – Она показывает на черный рюкзак у своих ног. – Я сегодня ночую у вас в доме. Помнишь?

– Конечно, помню. Извини. Я тебя подвезу.

– Кто это был?

Алексис не отстает.

– Просто какой-то друг Филдингов. Помогал мне с машиной. Она не заводилась. – Лицо Холли пылает, и она благодарит Бога, что вокруг темно.

– Я все видела, Холли, – говорит Алексис более мягким и печальным тоном. Она подходит ближе к джипу и кладет руку на плечо Холли.

Холли внутри холодеет, но смеется, надеясь, что Алексис ее смех не кажется таким фальшивым, как ей самой.

– Я просто немного поразвлеклась. Выпустила пар.

На другом конце поля для гольфа с оставшегося за спиной сестер балкона доносится смех. Холли прикидывает про себя, успел ли Чарли зайти в клуб и не разговорился ли в этот момент с чьей-нибудь еще дочерью.

– Это тот самый человек, у которого ты работаешь няней?

Холли отшатывается.

– Нет! Как тебе вообще такое в голову пришло?

– Он выглядел… старше, – говорит Алексис.

– Абсолютно нет. Не старше. – Она заставляет себя глубоко вдохнуть.

Холли не видно выражения лица Алексис, но она чувствует, с какой тревогой сводная сестра сжимает ее плечо.

– Ты можешь мне все рассказать. Ты ведь это знаешь. Я не буду тебя осуждать.

Но она будет, Холли это известно. Алексис самоотверженная, щедрая и добрая до мозга костей. Она никогда не поймет, для чего Холли этим занимается. Нельзя сказать, что кто-то ее вынуждает так поступать, а ее отец даже ничего об этом не знает. Холли и сама толком не понимает, зачем на это идет. Но ей в голову приходит мысль похуже: что, если Алексис расскажет об этом родителям? Эта мысль Холли невыносима, и она прекрасно понимает, что Лизетт прикинется дурочкой, скажет, что все это время ничего об этом не знала.

Холли тихо усмехается и убирает руку Алексис.

– Ты раздуваешь из мухи слона, Лекс. Я молода, свободна и могу погулять в молодости. Это абсолютно нормально. – Она отходит от Алексис и открывает водительскую дверь. – Залезай. Поехали домой.

Шлепая по асфальту своими эспадрильями, Алексис подходит к джипу. Она залезает в машину и захлопывает дверь.

– Знаешь ли, заниматься сексом в машине с каким-то пожилым мужчиной – это не нормально. – Алексис вздыхает. – Секс для тебя ничего не значит?

Холли даже не знает, что на это ответить. Секс – это обязанность и власть. Это способ получить желаемое. Как ей объяснить это сводной сестре?

– Это летняя интрижка, Лекс. На один раз.

– Но почему именно с ним? Он женат?

– Возможно. Но я-то нет.

– Холли. – Ее голос звучит твердо.

– Ты осуждаешь меня, Алексис. А сказала, что не будешь. – Холли становится дурно от выжидающего взгляда Алексис. – Пожалуйста, давай оставим эту тему? Если это так для тебя важно, я обещаю, что больше не буду так делать.

– Серьезно? Обещаешь?

– Да. Обещаю. Только если ты обещаешь, что не расскажешь папе или Лизетт. – Сделки Холли как карты в колоде: раскладываются в строго определенном порядке. Одно неверное движение, неправильное слово – и все вокруг нее рассыплется на куски.

– Не скажу. Я никогда тебя так не предам.

От чувства вины и презрения к себе у Холли перехватывает дыхание, но она выставляет палец:

– Клятва на мизинцах.

Этим она заслуживает широкую улыбку Алексис, потому что это их личный знак того, что секрет будет храниться.

Холли одергивает свое бордовое кружевное платье, которое ей не терпится поскорее снять и выбросить. Она заводит машину и защелкивает ремень безопасности. Алексис делает то же самое, и в этот момент замечает в подстаканнике между сиденьями золотую ручку.

Алексис протягивает руку и берет ее.

– Красивенькая. – Она рассматривает вещицу.

Сердце Холли стучит, как молот. Она прячет глаза.

– Спасибочки. Это подарок от… папы.

– Тут гравировка. Что значит «ЧЛ»?

Холли закрывает глаза. Ей хочется одного – чтобы эта ночь поскорее закончилась.

– «Частичка любви», – отвечает она и откашливается. – Папа подарил ее мне в день рождения мамы. – В этом вся проблема с ложью. Она как пожар. Для начала достаточно искры, и не успеешь опомниться, как она превращается в адское пламя пятого уровня опасности.

Алексис улыбается. Слава богу, она поверила. У ее сводной сестры красивая улыбка, но лицо постоянно скрыто под завесой каштановых волос, с которой она неизменно ходит еще с подросткового возраста. Холли убирает прядь со щеки Алексис. Та на секунду задерживает ее руку у себя на щеке, а потом касается кулона со знаком «янь» у себя на шее.

Холли касается своего. Потом она берется обеими руками за руль, включает передачу и выруливает на дорожку к парковке.

По дороге домой девушки молчаливы. По крайней мере молчание хранит Алексис. Холли же болтает обо всем, что только придет в голову.

Когда она паркуется за отцовской «Теслой» на круговой подъездной дорожке возле особняка, ей нестерпимо хочется спать, и она зевает во весь рот.

Алексис смеется.

– Что случилось с моей сестрицей-тусовщицей, которая не унимается ночь напролет?

– Сидение целыми днями с маленьким ребенком выматывает.

– Ты последний человек, кого я могла бы представить сидящим с малышом все лето напролет.

Это обидно.

– Почему?

– Я не имела в виду ничего плохого. Просто обычно ты вся в отцовском бизнесе или ходишь на приемы.

У Холли внутри все переворачивается.

– На самом деле быть няней мне нравится больше. Сара – мама ребенка – супермилая, а Джейкоб в самом деле лапочка.

Холли глушит мотор. В салоне зажигается свет. Она убирает волосы с плеча, и глаза Алексис сужаются при виде ее шеи. Холли инстинктивно трогает это место рукой.

– Что?

– У тебя там отметина.

Холли открывает зеркало на козырьке, и при виде этой отметины щеки у нее пламенеют. На ключице красуется засос размером с десятицентовую монету. Она ничего не отвечает Алексис и с отвращением перекидывает волосы обратно через плечо, чтобы скрыть отметину. Они обе выпрыгивают из машины.

В доме темно. Похоже, отец и Лизетт уже легли спать. Завтра она расскажет им о продвижении в процессе закрепления намерения Чарли инвестировать. Но тут в окне гостиной вспыхивает свет. Проклятье. Отец с Лизетт, наверное, услышали, как подъехал джип. Ей ничего не остается, как встретиться с ними и поговорить. Но она не может упоминать имя Чарли до тех пор, пока Алексис не уйдет спать. Этот вечер будет бесконечным.

Вместе с Алексис они поднимаются по двум широким лестничным маршам к шиферно-серой поворотной двери. Она всегда открывается с трудом, будто стремясь удержать внутри дома все секреты.

Когда девушки заходят в просторный входной холл, их окатывает волной холодного воздуха. Лизетт всегда держит температуру как в морге, чтобы лучше сохраниться. Но когда они с Алексис оказываются в гостиной, холод тревожит Холли меньше всего. Отец и мачеха с каменными лицами сидят на диване и пристально смотрят на нее. В глотке Холли ощущает привкус Чарли, и ей кажется, что ее вот-вот вывернет на драгоценный пол Лизетт.

На кофейном столике сверкает бриллиантовый браслет мачехи, тот самый, что Холли умыкнула у нее неделю назад и спрятала на самом дне ящика своего письменного стола. Это случилось после того, как Лизетт сообщила Холли, что ее следующей инвестиционной целью будет Чарли.

Они его нашли.

Они знают.