Глава 17

Шульц откинулся на спинку стула. Я снова наполнила бокалы, подумав про себя, что такими темпами мы скоро напьемся в стельку. После этого нас можно будет брать тепленькими — хоть окна разбивай, хоть у соседей все дымовые трубы перекрой.

Я отхлебнула коньяк и посмотрела на часы. Десять вечера. Это был тяжелый вечер, но присутствие Шульца придавало мне сил и бодрости. Мысли то и дело возвращались к Маренски и Доусонам, перед глазами стояло угрюмое лицо Брэда Маренски и смущенный взгляд Магуайра Перкинса после того, как ему приказали замолчать. Как только бокалы опустели, Шульц встал и направился в гостиную. Я последовала за ним. В комнате все еще витал слабый запах дыма, а желтоватый цвет стен напоминал о золотистой корочке пудинга. В ближайшее время здесь нужно будет провести уборку. Шульц встал на одно колено и заглянул в дымоход.

— Есть идеи, как это могло случиться? Ты слышала в тот день какую-нибудь возню на крыше?

— Нет у меня идей, и странных звуков я не слышала. Мне кажется, это сделал тот же человек, который кинул нам в окно камень и подложил Арчу змею. И вообще, дешевле обратиться в суд, чем постоянно восстанавливать стекла и платить за ремонт трубы.

— Этот человек был силен и достаточно натренирован, — заключил Шульц, — единственное, что объединяет все происшествия, — это Арч. Камень кинули в окно, когда мальчик находился в доме один, змею подложили в его шкафчик, а трубу перекрыли в день, когда дома, помимо Арча, было полно народа. Но последнее вряд ли было запланировано.

— Арч остался дома только потому, что поскользнулся на обледеневших ступеньках и подвернул ногу. Это было еще до Марлы. Я очень беспокоилась за него, — при воспоминании о том дне мое лицо перекосилось.

— Кто мог так обозлиться на тебя или на Арча? — Том поймал мой взгляд и нежно взял меня за руку, одновременно прижимая к себе и кружа, словно в танце.

— Не знаю, — пробормотала я, уткнувшись ему в грудь.

От Шульца исходило тепло и слабый запах лосьона после бритья. Я немного отодвинулась. Зрачки Тома потемнели и расширились, глаза приобрели насыщенный зеленый оттенок.

— Все эти разговоры о возможном пожаре, — начала я, не в силах принять серьезное выражение лица и перестать улыбаться.

Это был второй раз, когда меня просто выбило из реальности. Коньяк, жгучее желание, ощущение покоя рядом с Шульцем, подобно теплому океаническому течению, смыло все другие чувства. Том стоял у меня за спиной, и мы молча смотрели в окно на соседний дом, где у входа красовалась тыквенная голова. Из ее глазниц лился электрический свет. Шульц прижал меня к себе и нежно поцеловал в ушко. Я поставила будильник на четыре утра и начала раздеваться. Добираясь до постели, мы хохотали и не могли остановиться.

Только с Шульцем можно было испытать такое чувство защищенности. В тот момент, когда он начал меня целовать, я совершенно позабыла об осмотрительности.

Мы лежали на прохладных простынях, и под его сильными могучими руками меня охватывали покой и наслаждение. Казалось, все мысли куда-то испарились, а страхи и тревоги отступили.

Когда все закончилось, Том сходил вниз, а когда вернулся, неожиданно сказал:

— Двадцать минут.

— Двадцать минут до чего?

— До того момента, как сюда прибудет твоя охрана.

— Ох, господи, ну зачем? Я имею в виду, почему это должно происходить сейчас?

Шульц начал загибать пальцы:

— Два убийства, разбитое окно, анонимные телефонные звонки, ядовитая змея и ядовитый паук, облитые водой ступеньки и поврежденный воздуховод, который я, к слову, увидел только сегодня. Все это и еще женщина с двумя мальчиками, которая наотрез отказывается уезжать, несмотря на советы лучшего полицейского в городе.

— Арч начнет звонить друзьям, — мягко возразила я, — прикидываться, что у нас тут государственный переворот и мы попали в окружение. Твои люди подумают, что связались с полными придурками.

— Им приходилось сталкиваться и с ребятами похуже.

— Скажи, пожалуйста, зачем ты на самом деле все это организовал?

— Просто мне так хочется.

Накинув халат, я подошла к окну. Фонарики в виде тыквенных голов слабо освещали темную улицу. Шульц подошел к своей машине. Через пять минут к дому подъехала охрана. Машина Шульца отъехала, а фонарь в виде тыквенной головы слабо мигнул и погас. Я упала в кровать, которая все еще пахла Томом, и мгновенно заснула. Мой сон был глубок и безмятежен до тех пор, пока не запищал будильник.

Ворча, я выползла из кровати и начала потягиваться. Мой учитель по йоге однажды сказал, что движения — это не главное. Я постаралась освободить разум от лишних мыслей, восстановила дыхание и поприветствовала солнце, хотя до восхода было еще далеко. Тело само помнило, какие действия нужно выполнять, и с его помощью я постепенно возрождалась к жизни. С этим чувством можно было встречать новый день.

Размышляя о том, что в школе Элк-Парк очень не хватает центра по занятиям йогой, я спустилась на первый этаж. Правда, я бы вряд ли смогла там заниматься. В том, чтобы заниматься в одиночестве была своя прелесть — по карайней мере, не нужно было сравнивать себя с другими. Я налила эспрессо в белую кофейную чашку с твердым решением, что занятия в одиночестве для меня — лучший выход. Хотя мое мнение вряд ли могло кого-то заинтересовать. Взгляд случайно упал на сложенные листы бумаги, которые по-прежнему лежали на кухонном столе. Статья Кита Эндрюса — и как можно было о ней забыть? Я опустилась на стул и углубилась в чтение.

Как это называется,
или
Анатомия лжи

Будучи выпускником средней школы Элк-Парк, я решил посетить десять лучших колледжей и университетов нашей страны. Звание «лучших» эти учебные заведения приобрели, в первую очередь, благодаря средствам массовой информации, а где-то и благодаря собственным стараниям. Поскольку вскоре мне предстоит получать высшее образование, эти поездки представляли для меня особый интерес. Я рассчитывал:

1) встретиться с замечательными преподавателями,

2) познакомиться с теми, кто получают удовольствие от процесса обучения,

3) пообщаться с высокообразованными людьми,

4) попытаться выполнить тесты и различные задания,

5) освоить новые знания,

6) развить свои способности.

Я надеялся, что именно так все и будет, но с чем же мне пришлось столкнуться? Ничего подобного там не было. Моим родителям предстояло выложить восемь с лишним тысяч долларов за подлую ложь.

В первом университете, где мне довелось побывать, я предполагал два дня подряд посещать лекции. Однако надежда встретить на занятиях хоть одного профессора оказалась весьма призрачной. Никого из ученых мужей мне увидеть так и не удалось. Две фотографии нобелевских лауреатов в каталоге — вот и все, чем я был вынужден удовольствоваться. Содержание лекций также осталось для меня загадкой, поскольку читали их недавно выпустившиеся студенты с жутким иностранным акцентом. Понять что-либо из их речи не представлялось возможным.

Затем я отправился в мужской колледж. Здесь занятия происходили в режиме онлайн, по-видимому, для того, чтобы не утруждать преподавателей. Выходные я планировал посвятить научным диспутам с учащимися, но все молодые люди отправились покорять близлежащий колледж для девушек.

В третьем университете занятия проводились вживую. Я отправился на лекцию по истории искусств. Темой дня были «голландские часословы тринадцатого века». Одна из иллюстраций, по словам преподавателя, была написана в технике, которую позднее использовал в своих работах Рембрандт. Кто такой Рембрандт, студенты не знали, и один из них тут же обратился к лектору с соответствующим вопросом. После того, как лекция закончилась, я поинтересовался, почему преподаватель выбрал для занятий такую странную тему. Мне ответили, что в данный момент лектор пишет на эту тему диссертацию, и лекции помогают ему в работе.

Четвертый колледж поразил меня до глубины души. Там я встретил аспирантку, которая несколько лет назад окончила школу Элк-Парк. Теперь она писала диссертацию, но никак не могла ее закончить из-за того, что научный руководитель уже два года работал в Токио и, похоже, не собирался возвращаться.

В последнем университете из моего списка я встретился с фантастическим преподавателем. Он проводил занятия по европейскому драматическому искусству. На занятии, которое я посетил, обсуждали «Гедду Габлер» Генрика Ибсена[30], и при этом я не заметил ни одного человека с кратким содержанием в руках. Профессор вышагивал взад-вперед и грозно вопрошал зал, почему Гедда решается в конце на убийство. В сравнении с предыдущими колледжами этот показался мне просто райским местом. Однако когда лекция была окончена, я заметил — студенты заметно помрачнели. На мой недоуменный взгляд ребята ответили, что сегодня было последнее занятие с ассистентом профессора. Первое место на конкурсе учителей не помогло ассистенту профессора — его отстранили от должности.

Кто же организовал такой порядок вещей? Конечно, не вы и не я. Неужели американским студентам нужны только корочки об образовании? И почему учебные заведения сегодня заботятся исключительно о своей репутации? Чего мы в действительности жаждем — получить образование или создать видимость образованности?

Ученики школ, объединяйтесь…

Так, так… Кит писал как отличник, ничего не скажешь. Во многом эта статья повторяла речь, зачитанную Эндрюсом в день убийства. Однако никакими разоблачениями здесь и не пахло. За такое уж точно не убивают. Тем не менее, о чем была статья, никто не знал.

Кит Эндрюс должен был кого-то сильно задеть. Его не любил Джулиан, но так же не любили и другие одноклассники. За последние две недели один или несколько человек пытались причинить вред мне и моему сыну. Зачем? Что могло связывать убийство и попытки нам навредить? И было ли убийство Кейси Эндрюс частью этой чудовищной цепочки событий? Как во всем этом оказалась замешана кредитная карта магазина «Нейман-Маркус»? Ответов не было.

Холодная хэллоуинская ночь постепенно переходила в морозное утро Дня Всех Святых. Из-за сильного снегопада выпускные экзамены решили проводить прямо в Аспен-Мидоу, чтобы ученикам не пришлось с риском для жизни ехать за сорок миль в Денвер. Охваченный внезапной щедростью, Перкинс разрешил мне приготовить простую закуску из четырех частей.

— Надо создать ощущение изобилия, — пояснил он.

Я достала клубнику, мускусную дыню, апельсины, бананы и нарезала фрукты на кусочки. Вскоре на доске лежали четыре внушительные горки. В голову вновь начали приходить мысли о Джулиане. Как он провел ночь в доме Нила? Насколько мне было известно, за всю последнюю неделю парень проспал не более двадцати часов. И все-таки кто же перечислил ему столь внушительную стипендию?

Когда с фруктами было покончено, пришло время готовить тесто для маффинов. Достав из холодильника пончики, успешно пережившие дымовую завесу, и рулеты, оставшиеся после церковного диспута, я оставила их размораживаться. Для приготовления теста нужно было смешать муку с яйцами и ореховым маслом. Тщательно замесив все это, я сформировала маффины и поставила партию в духовку. Теперь мне предстояло самое сложное — нужно было приготовить нечто вкусное и сладкое с овсяными хлопьями. Блендер успешно смешал белый и коричневый сахар и несоленое масло. Вздрогнув, от внезапно посетившей меня мысли, я коварно улыбнулась. Нужно было поддерживать репутацию школы, и название «Злачное печенье-убийца» подходило для этого как нельзя лучше.

Выложив охлажденные кусочки теста на противень, я достала маффины из духовки. Два из них тут же были завернуты в салфетку. Полицейский, охранявший меня почти всю ночь, вполне это заслужил.

В школу мне предстояло ехать без сопровождения. Задача полицейского состояла в том, чтобы присматривать за домом, а не за мной. Заманчивый аромат печений постепенно наполнял кухню. Когда все было готово, я упаковала сладости, прихватила несколько галлонов ванильного йогурта и направилась к фургону. Проезжая мимо полицейской машины, я помахала охраннику рукой. Офицер улыбнулся и, продолжая жевать маффин, отсалютовал мне.

Небо заволокло темными облаками, из которых валили крупные хлопья снега. Такие же хлопья давало чистящее средство, использовавшееся на автомойках. Кто-то предусмотрительно позвонил в городские службы, и горную дорогу успели расчистить. Преодолев серпантин, я выехала на дорогу, ведущую к школе. Было семь часов утра. На парковке уже стоял пикап с надписью «КЭТ» на номерном знаке. От машины через всю парковку тянулся ясный след.

Включив первую передачу, я медленно проехала через всю парковку и встала рядом с машинами учеников, приехавших сдавать экзамены. Над входом в школу до сих пор висели бумажные гирлянды тыкв, вырезанные к Хэллоуину учениками младших классов. Из-за снегопада бумага намокла и смялась, и теперь ухмыляющиеся тыквенные рожицы были прикрыты толстыми снежными масками. Через несколько часов они должны были сгнить окончательно. Не лучший вид для дня самого важного экзамена!

Школьная парковка была заполнена примерно на три четверти. С облегчением я увидела невдалеке «фольксваген», принадлежавший Нилу Мэнсфилду — другу Джулиана. Я вошла в школу, холл которой был заполнен учениками. Кое-где все еще висели черные бумажные украшения. Увидев меня, Джулиан тут же подошел и предложил помощь.

— Не надо, оставь в покое, — воскликнула я, когда он попытался взять коробку, — лучше возвращайся к своим друзьям.

— Не могу, — резко ответил Джулиан. Поставив коробку на колено, он посмотрел на меня умоляющим взглядом. — Здесь все задают мне какие-то идиотские вопросы, и я чувствую, что начинаю сходить с ума. Вчера мы с Нилом до полуночи играли в карты. Как же это было классно! Единственный вопрос, который мы задавали друг другу, был насчет количества карт, которые нужно взять из колоды.

Пока мы разговаривали, нам вызвался помочь Нил. К моему изумлению, то же сделали Брэд Маренски и Хизер Куперсмит. По-видимому, такое везение было обусловлено тем, что эти ребята, так же, как и Джулиан, хотели избежать надоедливых вопросов одноклассников. Я отправила ребят к двум длинным столам — стелить скатерти и расставлять одноразовую посуду. Джулиан уже начал варить кофе в огромном термопоте на кухне. Это было очень приятно, однако дотащить этот термопот в холл не представлялось возможным.

— Я хотел сварить кофе здесь, — словно читая мои мысли, пояснил Джулиан, — но не смог найти удлинители.

Это было для меня уже слишком. С того момента, как я нашла труп Кита Эндрюс, перед моими глазами сотни раз всплывала картина мертвого тела, обмотанного шнурами удлинителей.

— Джулиан, — воскликнула я, ища глазами ложку для сахара, — больше никогда не произноси при мне слово «удлинитель».

Парень растерялся, но уже через пару секунд его лицо осветилось пониманием. Джулиан с Нилом поставили чашки с кофе на подносы. Как только посуда была распакована, ко мне по очереди начали подходить ученики. Им не терпелось узнать, можно ли начинать есть и где будут проводиться тесты. В отчаянии я повернулась к Джулиану:

— Послушай, мне нужно заниматься сервировкой. Ты не мог бы найти кого-нибудь из учителей, чтобы организовать эту толпу?

Мой помощник кивнул.

— Вроде, кто-то говорил, что Феррелл пошла за ручками.

Прежде чем мы успели перекинуться еще хотя бы парой слов, в холл вошли школьные работники. Они тут же оповестили всех, что на завтрак отводится двадцать минут, после чего учащиеся в алфавитном порядке будут распределены по классам. Не теряя времени даром, выпускники сгрудились вокруг столов. Повсюду стоял ужасный гвалт. Ученики выкрикивали друг другу слова ободрения, перемежающиеся с какими-то терминами, одновременно пытаясь не уронить маффины, пончики, печенье, баночки с йогуртом и чашки с кофе. Я только и успевала заново наполнять тарелки. Увидеть Джулиана мне удалось только в самом конце завтрака, когда он уже собирался идти в класс.

— Ты как себя чувствуешь?

— Хорошо, — ответил Джулиан, нервно улыбаясь. Кисти скрещенных рук он засунул под мышки. — Боже, как забавно все вышло с этой стипендией! Кстати, человек, стоящий за тобой, как-то странно на меня смотрит. Не могу понять, то ли это выпускник нашей школы, то ли кто-то из родителей. Я его не знаю. Сначала мне хотелось поговорить с Феррелл или с Перкинсом — вдруг это они перечислили деньги? Но не получилось. А сейчас мне уже кажется, что результаты тестов не так уж и важны. Это ведь не конец жизни. Эта мысль придает мне сил. Я в порядке.

— Ну и замечательно, — с облегчением ответила я.

В холл вошел Эгон Шлихтмайер. На нем была модная куртка из овчины, а смазанные гелем волосы торчали во все стороны в стильном беспорядке. Эгон увел Джулиана в класс, а я принялась за уборку. Холл был практически пуст, только около печенья застыл какой-то парень. Это был Магуайр Перкинс.

— Магуайр! Тебе пора идти. Тесты начнутся через пять минут.

— Я голоден, — угрюмо ответил парень, не глядя мне в глаза, — и вообще не привык так рано вставать. Что бы из этого взять…

— Держи, — сказала я, протягивая ему горсть печенья, — съешь его в классе. Тебе нужно идти за Шлихтмайером.

По-прежнему не поднимая глаз, Магуайр взял печенье и засунул его в карман своей кошмарной толстовки.

— Спасибо, — пробормотал он, — будем надеяться, они поднимут мне настроение. В прошлом году мне ничего подобного не давали, и в итоге я набрал всего 820 очков.

— Ох, Магуайр, — ласково сказала я, — не переживай так!

На прыщавом лице парня застыло выражение отчаяния.

— Все будет хорошо, — я подошла к Перкинсу и продолжила: — пойдем. Давай я провожу тебя в класс.

Магуайр отпрянул, когда я попыталась взять его за руку, но все-таки послушно поплелся за мной по коридору. Эгон Шлихтмайер захлопнул классную дверь. Я посмотрела на Перкинса — его била крупная дрожь.

— Да ладно тебе, — воскликнула я, пытаясь ободрить парня, — относись к экзаменам как к баскетболу. Пару часов делаешь все, что тебя просят, а потом надеешься на лучшее…

Магуайр посмотрел на меня сверху вниз. Зрачки его глаз были расширены от страха.

— Чувствую себя на редкость дерьмово, — мрачно сказал Перкинс и, прежде чем я успела что-либо ответить, вошел в класс, громко захлопнув за собой дверь.

Возвращаясь в холл, я ругала себя, не переставая. Сравнить экзамены с баскетболом могла только полная тупица! Уборки предстояло немало. На столах валялись скомканные салфетки, смятые стаканчики, грязные ложки и тарелки. Убрав мусор, я упаковала оставшиеся маффины, фрукты и хлеб. Крошки были повсюду.

На тесты отводилось три часа. За это время предполагалось сделать всего два пятиминутных перерыва. Директор и мисс Феррелл решили, что перекусы в этих перерывах устраивать не стоит. По окончании тестов мне предстоял разговор с Феррелл.

Налив себе кофе, я направилась к классу французского языка. Дверь была открыта, но внутри царила темнота.

Включив свет, я приготовилась ждать. Стол Феррелл был завален бумагами. По-видимому, она не успела разобраться с ними до начала экзаменов. До первого перерыва у меня был час и я приготовилась к долгому ожиданию. К сожалению, мои надежды не оправдались. Мисс Феррелл я так и не дождалась — по видимому, она оказалась очень занята с учениками.

Вернувшись в холл, я решила унести оставшуюся еду, а затем перемыть мои личные вазочки и блюда, чтобы дома этим уже не заниматься. На кухне я нашла разведенное с водой жидкое мыло и рьяно принялась за работу. С посудомоечной машиной все могло бы быть в два раза быстрее, но такой техники здесь не предусмотрели. В то же время мытье посуды являлось гораздо более завидной участью, нежели решение тестов. Слава богу, сейчас я находилась на кухне, а не сидела за столом, силясь припомнить значение какого-нибудь заковыристого слова.

Оставив чистую посуду подсыхать на столе, я вернулась в холл. На полу все так же валялись крошки и кусочки фруктов. До окончания тестов оставалось пятнадцать минут. Нужно было успеть все убрать, иначе мусор под ногами учеников грозил превратиться в серую липкую массу.

— Такая уж доля у нашего брата, — с сожалением подумала я и, смахнув со стола крошки, отправилась на кухню искать пылесос.

Мои шансы отыскать его в недрах огромных старых шкафов были не так уж велики. Приходилось, как любил говорить Джулиан, «действовать методом исключения». Первый из шкафов оказался забит коробками и телефонными справочниками. Во втором учителя организовали склад классных журналов. Открыв третий, я обнаружила тело мисс Сьюзан Феррелл.

Загрузка...