Ася

Глава 9 «У тебя есть муж!»

— Слава Богу! Думала, что обманулась, — с улыбкой говорит Эльмира. — Как Вы думаете, Ася, этот фасон меня стройнит или я с выбором погорячилась? После третьих родов никак в форму не приду. Если еще когда-нибудь посещу жуткое заведение, где мы в муках производим на Божий свет себе подобных, то клянусь, что заставлю Саркиса записаться на обязательный прием в специализированный кабинет для перекрытия его дарующего маленькую жизнь никак не иссякающего краника. Материнство чересчур выматывает, хочу заметить. У меня есть Эка, есть Софа и долгожданный крошечный Рустам — мой золотой ребенок! Всех люблю, но, — громко всхлипывает, добавляя в речь нотки жалости и угнетения, — больше не могу ходить беременной.

— Да, конечно, платье будет хорошо на Вас смотреться. Сегодня последняя примерка, а дальше… Уверена, что закончу через один-два дня! — коряво отвечаю, потому как держу в губах три, как минимум, швейные иголки. — А почему Вы решили, что я обману Вас? — неспешно отхожу назад, вытягивая каждую.

Еще неплохо бы добавить:

«Обязательно закончу, если ничего не помешает! Потому что у меня есть теперь семья и строгий, но любимый муж! И да! Я всегда обещанное выполняю!».

— Не знаю.

— Я ведь взяла аванс, — ей напоминаю.

— Это тоже деньги, — по-моему, теперь она на что-то обижается.

— Конечно-конечно, — быстро соглашаюсь. — Я, как исполнитель, заинтересована во второй части вознаграждения. Понимаете?

— Мы не подписали с Вами контракт, — пожимает плечами, на которых на честном слове держится стянутая моими стараниями легкая и дорогая ткань. — Вы получили пятьдесят процентов от оговоренной суммы, а потом переносили наши встречи. Вот я и представила себе, как растрепанная в одном ботинке бегаю по нашему городку в поисках высокой блондинки, которая мне кое-что должна.

— Я работаю частным образом. Никаких контрактов — только мое слово. Я не обманываю клиентов. К тому же я была у Вас на примерке, затем взяла ткань, после раскроя пришла, а потом у меня возникли непредвиденные обстоятельства. За это прошу прощения. Но Вы ведь читали отзывы на сайте?

— Да. Ася? — вдруг начинает подозрительно шептать.

Не обращая на ее таинственность внимания, негромко продолжаю говорить:

— Вы выбрали меня, потому что положительных отзывов больше?

Зачем я скромничаю? Отрицательных там нет совсем.

— Вас порекомендовала моя подруга. Ася?

— Подруга? — с удивлением поднимаю брови.

— Брючный выходной костюм. Мою подругу зовут Карина. Помните?

Да-да! Шелковая ткань и отличная женская фигура, которую можно дерюгой обмотать и от этого она станет только лучше.

— Можно нескромный вопрос?

— Нескромный? — прокалываю поролоновую подушку в форме небольшого, скорее крохотного, сердца, привязанную лентой к моему левому запястью.

— Вы вышли замуж? — любопытная кивает на мой правый безымянный палец, затем подмигивает и даже оттопыривает ухо, приготавливаясь внимательно послушать то, что я ей на этот счет скажу.

— Да, — слишком кратко, зато четко и по делу.

— Поздравляю! — она подскакивает и по-детски хлопает в ладоши. — Когда?

Если честно, многовато нескромных вопросов за одну последнюю примерку.

— Три недели назад.

Уже почти месяц, как мы с Костей законные супруги. Мы те, кто делит друг с другом дом, одну большую комнату, еще, конечно, кухню и двуспальную кровать. А вчера муж посягнул на мое уединение в ванной комнате. Я не заметила, как тихо он вошел, потом, скинув домашнюю одежду и белье, полностью разделся и встал за моей спиной, копируя силуэт и притворяясь тенью, а когда был громко обнаружен, то подмигнув, лишь улыбнулся и предложил принять вместе теплый душ.

— А как зовут Вашего мужа?

— Костя.

— Вай, какое красивое имя. Редкое, да?

— Не знаю, — для пущей убедительности дергаю плечами. — Предлагаю встретиться послезавтра, приблизительно в такое же время. Предварительно я позвоню Вам. Договорились?

— А Ваш сын…

— Что? — я сильно настораживаюсь.

— Как муж отнесся к тому, что у Вас есть маленький ребенок? Мужчины крайне щепетильны в этих вопросах. Они малышей называют прицепами. Если у женщины есть детка, то значит, куколка с прицепом. Грубияны!

— Все нормально. Костя — отец. Мы просто с опозданием зарегистрировали наши отношения.

— Отец? Боже мой, какая прелесть. Он красивый? Мужчина высокий, видный? Он гордый? — Эльмира перебивает, стрекочет, сама себе задает вопросы, и сама же на них, особо не задумываясь, отвечает, а после то ли от нетерпения, то ли от невоспитанности громко взвизгивает. — Вы поженились после рождения сынишки? Проверяли чувства? Или он артачился? Вай-вай! Расскажите, пожалуйста.

По-моему, для нее моя жизнь — сплошной замыленный и глупый сериал. Такая легкая новелла, с драматической изюминкой и обязательной любовной линией.

— Да.

Так получилось! Не стану обсуждать личное ни с кем, а уж тем более с этой любопытной дамой. В конце концов, кому какое дело, что произошло между мужчиной и женщиной до момента их супружеского воссоединения?

— Асенька, Вы знаете, я счастлива. Вы мне очень нравитесь. Такая неземная, женственная, утонченная девушка. Вы большая молодец, моя маленькая кокетка. Правда-правда. По-моему, я немного влюблена в Вас. В хорошем смысле этого слова. Понимаете…

— Это ничего, если платье будет готово послезавтра? — прикрыв глаза, спокойно задаю вопрос, хотя на самом деле внутри меня уже бурлит несговорчивый на подождать вулкан негодования.

Возможно, это слабость? Еще, возможно, это низкая самооценка? Наверное, самоуничижение? Вероятно, недоверие к себе? Или боязнь? Боязнь любого осуждения. Боязнь того, что кто-то может посягнуть на что-то личное, на то, чем я отныне ревностно и сильно дорожу.

— Давайте дружить, Ася! — Эльмира осторожно трогает мое плечо. — Мне кажется, Вы нуждаетесь в подруге, потому что не местная. Знаю, что не ошибаюсь, поэтому и не спрашиваю. Заметно, что Вы путаетесь в адресах, чего-то боитесь, будто прячетесь, но в то же время отчаянно пытаетесь завести полезные знакомства. Вы безотказная девочка, улыбчивая и открытая натура. Вы наивны, Ася, но тем и привлекаете людей, между прочим. У Вас симпатичное и располагающее к себе лицо, и очень тонкий аромат конфет, который тянется за Вами толстым шлейфом: как это ни странно, не молока, но ванильной карамели. Сладкая эссенция — кондитерская лавка. Это шампунь, крем, духи или что-то личное? Скажите, пожалуйста, Вы ведь кормите? Малыш привязан к груди?

Увы! Больше нет. Её пришлось перевязать, а маленького обормота перевести на адаптированные смеси, еще допаивать и предлагать овощной прикорм, потому как аппетит у сына, если можно так сказать, как будто бы нечеловеческий. На что Костя только улыбается и каждый вечер приносит упаковки нового меню для сына:

«Давай, сынок. Все хорошо! Замечательно. Я бы сказал, что все отлично!».

— У меня не стало молока. Видимо, перенервничала и…

— Возможно, это к лучшему. У меня его вообще нет. Третий ребенок и, как положено, искусственный. Но я особо не переживаю, хотя мне хотелось бы чтобы маленькие губки мяли сосочки, а после мелкий язычок облизывал испачканные молочком аленькие губки. Хотя трещинки, потертости, дырочки. Это же маленькие челюсти с огромным тонусом. Вай-вай! Уверена, что мы найдем с Вами общий язык, Асенька. Итак, мне тридцать шесть, а Вам?

— Двадцать пять, — прослушав речь, теперь, как завороженная, отвечаю. — Эльмира, Вы не ответили насчет послезавтра. Это в силе или подходит другое время? Давайте заранее договоримся.

— Да-да. Все подходит и все устраивает. А Вы не ответили на мое предложение. Один — один! Я права?

В чем? В чем эта активная многодетная мать права?

— Вам виднее, — снимаю свой передник, в широком кармане которого перекатываются две пары ножниц, игольница, мелок закройщика, наперсток, катушка ниток для разметки швов и измерительная лента.

— Не внушаю доверия? — пока она выдвигает свои версии, я становлюсь за ее спиной и осторожно начинаю раскрывать потайной замок будущего платья. — Я умею дружить, Ася, — повернув голову, вполоборота обращается ко мне. — Бесконечный декрет сделал меня вынужденной отшельницей и лишил драгоценного общения. Кто захочет общаться со мной, если мои интересы сейчас сводятся к тому, что необходимо купить с солидной скидкой несколько упаковок подгузников, сделать прививки, посетить врача, промыть носик этому сопливцу, сделать массаж и выпустить скопившиеся газики. Я ночами не сплю, а днем, естественно, изображаю сонную муху. Слава Богу, что старшие посещают детский сад. Я на нянечку по глупости и молодости не согласилась, когда Саркис предлагал, а теперь сформировавшаяся привычка не позволяет оставить малышню на постороннего человека. Все мои подруги либо пока еще не замужем, либо не имеют детей, либо категорически от них отказываются. Они работают, встречаются, смеются, посещают вечера, идут в кинотеатры на последние сеансы, чтобы поцеловаться с ухажерами на предназначенных именно для этого рядах, на выходных и в праздники бегают по магазинам, а я… Я присыпаю розовую попку календулой или ромашкой, агукаю и теряю волосы, потому что лишние зубы уже выпали.

— Это временно, — спускаю с плеч ткань и скатываю лиф до женской талии. — Нужно переступить. Только осторожно, — предусмотрительно предостерегаю.

— Ага-ага, — дергая телом и вращая крутыми бедрами, Эльмира сбрасывает пока еще полуфабрикат на пол и по очереди переносит ноги через кучу темной ткани. — Давайте общаться? У Вас есть маленький сын, у меня — по возрасту почти такой же. Разница в несколько месяцев ничего не значит для этих сорванцов. Мы могли бы вместе гулять, судачить о мужьях, делиться радостями или горестями. Посмотрите, Ася, на меня. Замужем, с тремя детьми, но все равно одна.

— А Карина?

— Незамужняя и абсолютно не понимающая, как это жить ради кого-то. Карина — бизнесвумен. Уверена, что Вы это поняли по стоимости ее заказа, а я, — недовольно хмыкает, будто сожалеет о не реализовавшихся по чьей-то милости собственных желаниях, — мясной отдел в местном супермаркете.

Женщина-мясник? Да уж! На месте этого Саркиса я бы поостереглась делать дамочку в четвертый раз беременной. У нее крупная фигура. Про таких, кажется, говорят большая кость и тугое сухожилие.

— Ой! — вскрикивает беспокойная клиентка и трепещущими довольно толстыми, как для молодой женщины, пальцами указывает на переноску, в которой дремлет Тимка.

Проснулся? Потянулся? Зевнул? Намерен покричать? Проголодался или просто заскучал? Сын тянет ручки и сучит ногами, задевая бортик.

— Я ищу работу, Эльмира. На неполный рабочий день. Из-за сына, — чему-то улыбаюсь. — Вы не знаете, есть ли подходящие вакансии? Я умею все.

— Зачем?

— Хочу работать и иметь полную финансовую независимость от мужа.

— Он, что ли, скупердяй? Хм! Я, видимо, перехвалила этого мужчину. Про себя, про себя, конечно, Асенька.

Пожалуй, однозначно нет, чем стопроцентно да! У меня даже появилась пластиковая карточка и средства, которыми я могу распоряжаться по своему усмотрению. Так объяснил мне Костя и, подмигнув, неспешно облизнул испачканные медом губы.

— Нет.

— Жлоб?

А разве это не одно и то же с тем, что она сначала выдвинула?

— Нет.

— Следит за тобой? Считает денежки? Проверяет покупки? Ограничивает их количество?

— Нет.

Вернее, я этого не знаю! Не знаю, потому что ни разу не воспользовалась тем, что бережно вложила в карман своего кошелька. Не доверяю электронным платежам и всегда предпочитаю исключительно наличность.

— Мне уже пора, Эльмира.

— Да-да, да-да, — она подходит к переноске, которую раскачивает мой сынишка. — Можно? — направляет руку к вздрагивающему маленькому животику.

— Да, — разрешаю, но все же напрягаюсь и сосредотачиваюсь.

— Привет-привет, Тимоша! — она щебечет, посмеивается, щекочет пузико ребенка и даже корчит малышу смешные рожицы, от которых у моего мальчишки откуда ни возьмись прорезается громкий голос и стопроцентное недовольство. — Все, все, все! Не буду больше. Ах, ты ж, маленький шалопай. Глазки темные, а волосики русые. На отца похож?

Мягко улыбаюсь и подхватываю свою рабочую сумку.

— Нам уже пора.

— Я поспрашиваю насчет работы, Ася. У нас, откровенно говоря, большая кадровая текучка. Сеть большая, а город маленький. Один здоровый супермаркет на когорту случайных отдыхающих. Это же курорт, а значит, здесь превалирует исключительно сезонная работа. Но…

— Я буду очень признательна Вам, Эльмира.

— На «ты»? Договорились? — она отходит от ребенка и, опустив вдоль тела руки, выжидающе поглядывает на меня.

— Хорошо, — я соглашаюсь и снимаю с кресла люльку с сыном.

Телефон! Телефон! Телефон… Черт возьми! Похоже, полностью разряжен и не подает признаков какой-либо интерактивной жизни. Костя пытался установить на эту модель какую-то программу для обмена мгновенными сообщениями, но, к его сожалению или моему счастью, устройство такого типа не поддерживает подобный способ общения. Зачем нам, в сущности, мобильный телефон? Для связи. Для обмена важными звонками. Для коротких сообщений. Так вот! Мне этого вполне достаточно. Я не поклонница социальных сетей, фотофинишей или модной чуши, от которой пищит современный человек и без чего мужчина или женщина современности и будущего уже не представляет свою жизнь.

Сын потяжелел, а переноска не уменьшилась в размерах. С трудом передвигаю ноги, коленями цепляюсь за пластиковую ручку, вздыхаю глубоко и морщусь от тянущей противной боли в правой нижней части живота.

Куда? Куда? Куда? На улице царит жестокая жара. Летний зной высушивает воздух и выжигает немногочисленную зелень. Выставляю сына на невысокий парапет, затем осматриваюсь и сразу застываю, поймав на себе внимательный взгляд мужчины, с которым я совсем недавно познакомилась.

Это же Роман? Юрьев, кажется? Друг Кости, его коллега по работе, правая рука и теплая жилетка для «поплакать по душам», когда поговорить как будто больше не с кем. Так мне муж сказал, когда представлял своих знакомых, при этом выдавая каждому смешную характеристику. Фролов — отъявленный бабник с огромным стажем и пробегом по безотказным девочкам, кобель с купированным хвостом, но большим хозяйством — питбуль с красивыми глазами; еще, к тому же, законченный ловелас и «золотая курочка-несушка», «писюша» для своих, смотритель общака и крепкая рука. А Юрьев — человек-приказ, стоическое молчание и титаническое терпение; мужчина — страшная судьба, верный человек, несчастный муж, еще, по-моему, закон, порядок, жесткий по понятиям и по принятию решений, а напоследок — «долбанная верность однажды неосторожно произнесенному слову».

— Ася? — мужчина обращается ко мне, пока обходит нос своей машины. — Добрый день! Не прячьтесь, я Вас узнал.

— Здравствуйте, — отвечаю и вместе с этим задираю голову наверх, как будто бы внимательно рассматриваю фасад многоквартирного дома, из которого вот только-только вылезла.

— Что Вы здесь делаете? — по-моему, он где-то возле и довольно близко. Я ощущаю тепло его дыхания и шевеление своих волос, когда он задает вопрос и что-то даже отвечает. — Заблудились? Или…

— У меня была здесь встреча, Рома. Простите, я не помню Вашего отчества.

— Неважно. Рома, Роман — и вполне достаточно. Вы одна?

— С сыном, — киваю на улыбающегося Тиму, посасывающего при этом соску.

Как маленькому удается совмещать два дела сразу?

— А Костя с Вами?

— Нет, он на работе.

— … — похоже, диалог закончен? Этот Рома только загадочно и очень странно улыбается, а я, по ощущениям, краснею и сознание теряю. — Вам плохо, Ася?

— Очень жарко, — обмахиваюсь двумя руками, как редким веером. — Какое-то бесконечное лето, вы не находите?

— Вас подвезти домой? — не глядя, рукой указывает себе за спину, при этом четко попадая пальцами на блестящую от выжигающего солнца темно-синюю машину.

— Нет. Я на автобусе.

— Ася! — похоже, этот Рома раздражается. — Шеф будет недоволен мною, когда узнает, что я бросил его жену возле местной новостройки. Идемте. У меня есть кондиционер и бутылка негазированной воды. Свежая, нераскупоренная. Как чувствовал, что встречу женщину, которой она понадобится. Идемте-идемте, — теплые сухие пальцы бережно прихватывают мой выставленный локоть.

— Вы за мной следили? — упираюсь каблуками в плитку, отклоняюсь и поднимаю то плечо, к которому он прикасается.

Я, что, смелею? Набираюсь наглости? Теряю здравый смысл? Или это просто глупость вкупе с инфантилизмом или недоразвитостью?

— Здесь живут мои родители, — кивком указывает на тот же дом, в котором квартирует моя клиентка. — Навещал стариков, уже садился в машину, а тут Вы ковыляете с мелким парнем, который чересчур потяжелел, я так понимаю. Он подрос? — заглядывает мне через плечо и громко дышит в щеку. — Похоже, кто-то недоволен тем, что вынужден загорать под палящим солнцем. Два часа дня, Ася. Надо уйти с солнцепека и спрятаться под широким тентом. В машину! Отказ не принимаю.

Ну что ж, у меня, по всей видимости, нет другого выхода, впрочем, как и выбора, да и желания с ним спорить, как это ни странно, тоже ведь не наблюдается.

Роман с внушающей доверие улыбкой открывает заднюю дверь и помогает протолкнуть вовнутрь детскую переноску, затем галантно предлагает руку мне и терпеливо дожидается, пока я, ерзая туда-сюда, умащиваюсь на заднем пассажирском месте.

— Спасибо, — опустив глаза, произношу.

— Пристегнитесь, пожалуйста, — напоследок говорит, прежде чем отрезать нас с Тимошкой от окружающего мира.

— Тихо-тихо, — пока вслепую двигаю карабином, нащупывая скважину замка, улыбаюсь сыну и подмигиваю.

— Порядок? — мужчина забирается в салон со стороны водительского места, шустро усаживается в кресло и, встретившись со мною взглядом через узкое вытянутое по горизонтали зеркало, любезно интересуется тем, как там дела с сынишкой. — Все хорошо? Устроились? Можно отправляться?

— Да.

— Тогда поехали? — подмигивает и тут же устремляет взгляд вперед, всматриваясь в обстановку. — Что у Вас в той сумке, Ася?

— Вещи.

— Вам не тяжело? — небрежно клацает податливую кнопку, на что машина реагирует недовольным и грудным урчанием. — Выглядит огромной и, чего уж там, увесистой.

— Нет. Там только женское тряпье и сменная одежда для Тимки.

— Вам нравится здесь? В городке уже обжились?

— Да.

— А на море бываете?

— Да.

— К сведению, босс не жалует это побережье. Слишком многолюдно. Это на его вкус, конечно. Ему по душе заброшенный маяк. Говорит, что это незамолкающие отголоски детства. Его отец там был смотрителем. Уже были в том месте, Ася?

— Нет.

— Вы чего-то боитесь или я Вас смущаю? — бросает беглый взгляд через свое плечо, но тут же возвращается лицом вперед. — Все в порядке? Дело во мне или что-то произошло?

— Нет.

— Три вопроса, Ася.

— Нет и нет.

— Не желаете разговаривать?

Все дело в том, что я действительно не знаю, как мне себя вести в компании человека, который состоит в непосредственном подчинении у моего мужа.

— Устала и очень жарко.

— Вода! — не оборачиваясь, протягивает пластиковую бутылку. — Справитесь?

— Да.

Это ведь нетрудно! Должна сказать, что предложенная им вода спасает непростую ситуацию. Во-первых, я размочила сухость, обосновавшуюся у меня во рту. Во-вторых, протолкнула комок из недопонимания, стеснения и неразговорчивости, которыми все слизистые заволокло. А в-третьих, я стала улыбаться и мягче реагировать на все, что говорил Роман, пока вращал рулём.

— О! — машина медленно подкатывается к невысокому каменному ограждению и останавливается рядом, почти вплотную, с автомобилем Кости. — Босс, что ли, дома? Видимо, выдался короткий день. Хм-хм…

— А Вы? — я громко сглатываю.

— Что я?

— Вы не были на работе?

— У меня отгул. Я эти дни кровью и потом заслужил. Отец болеет, Ася, поэтому взял три дня за собственный счет в свою же пользу. Приехали!

Приехали… Сейчас я вынужденно наблюдаю за тем, как вылезший из машины Юрьев, подходит к облокотившемуся на перила веранды Косте, как они друг другу улыбаются, как Рома первым протягивает руку, как муж пожимает ее, затем хлопает по плечу, а после дергает дружка за волосы.

— Ты дома? — дрожащим голосом произношу, когда принимаю предложенную мне большую руку.

— Угу. Все хорошо? — придерживая под мышками, вытягивает из салона. — Тимка, ты накатался, барбосёнок? — бережно отодвинув меня, направляется верхней половиной тела к сыну. — А что такое? Что за недовольный вид и поджатые губки? Плакать надумал? Ну-ну! Пацаны не нюнят, сын.

— Он устал, — встав на цыпочки, заглядываю через мужскую согнутую фигуру. — Ты голоден?

— Много реплик, Юля. И все сумбурные. Иди в дом! Не стой на солнце. Все, Ромыч, благодарю за службу. Порядок! До послезавтра. Передавай привет жене.

Юля? Он снова назвал меня чужим именем, которое я просто-таки ненавижу. Я его не выношу! Три простые буквы, а настолько въедливые, ядовитые и безобразные. Хромые и кривые. Они слишком грубые. Когда он произносит это «Юля», иногда «Люлёк», все чаще «Юла», а потом вдруг переходит на «жена» или «Красова» у меня в сосудах закипает кровь и появляется дикое желание впиться в мужское лицо и разодрать его в клочья, не оставив ни одного живого места, лоскутка, и не дав пластическим хирургам ни единого шанса на спасение красоты, каковой он, безусловно, обладал до встречи с женской ревностью.

Это ревность? Злость? Или кое-что другое?

— Мясо или рыба? — рваными движениями снимаю пищевую пленку с пластиковых контейнеров, в которых предусмотрительно разложены фрагменты основного блюда. — На гарнир будет рис, еще, наверное, помидоры, огурцы и запеченная фасоль.

— Как твой день прошел, жена?

Где он? Позади меня? Сидит за столом? Или кружит ястребом за моей спиной в надежде на то, что жертва окочурится без необходимого для спасения поединка.

— Все хорошо. А у тебя?

— Отлично. Сегодня пораньше освободился. Хотел побыть с семьей, а не тут-то было. Ты куда-то ходила?

— Мне нельзя? Нельзя отлучаться? — опускаю голову, скашиваю взгляд в отчаянной попытке зафиксировать его присутствие, чтобы предотвратить возможный удар. — Ты не предупредил, что…

— Твой телефон молчал, Юла.

— Я Ася! — прикрыв глаза, хриплю. — Пожалуйста, приди в себя и прекрати, — бухчу себе под нос, но громко отвечаю на выдвинутую претензию. Это ведь сейчас звучит она? Хотя бы в этом не ошиблась? — Он разрядился.

— Потому что рухлядь! — муж громко хмыкает. — Его придется поменять. Я предпочитаю быть всегда на связи и того же прошу от тебя. Это не контроль или придурь. Тимофей — маленький ребенок, а ты весь день одна. Если что-то, не дай Бог, случится, то…

— Я согласна! — киваю, лишь бы прекратить неприятный, словно поучительный, наставнический разговор. — Хорошо. Пусть будет новый и с той программой, которую ты хотел поставить. Пожалуйста, скажи, что ты будешь есть? Отбивную или рыбное филе? Костя?

— Чем сегодня занималась?

— Я подрабатываю, — громко выдыхаю. — Ее зовут Эльмира, у нее трое детей. Она клиентка, а я портниха.

Не выйдет разговора, да? Он не расположен? Муж не настроен? Но сильно раздражен и так вот отвлекается, чтобы не ударить по лицу. Да? Да? Да! Почему он замолчал? Вероятно, я оглохла. Это глухота или слуховой обман? Но мне почему-то слышится, как муж, хихикая, сипит:

«Я так и знал! Вообще, жена, не удивлен!».

— Шью на заказ, Костя. За это хорошо платят. У меня есть образование и соответствующая квалификация. Это профессионально и качественно. Ты спрашивал, откуда рисунки и нитки, которые ты постоянно находишь на моих вещах, так вот — это моя работа. На время декрета, конечно. Я не нахлебница и не лентяйка. Покупаю старые вещи и перешиваю их на новый лад. Все, что на мне — это собственное производство. Даже свадебное платье. Я обношу комиссионки и магазины б/у одежды. Вероятно, это болезнь, а я сорока, которая зарится на то, что плохо лежит, но зато сверкает. Но там, в этих ширпотребах, есть неплохие вещи, а главное, отличного качества ткань. Это мое дело! Этим увлекаюсь, этим живу и зарабатываю. Я призналась. Слышишь? Что еще?

— Да, — сухо, односложно, грубо и, по всей видимости, недовольно, очень зло.

— Все мои клиенты — женщины, — он рядом, здесь, я чувствую крупные ладони у себя на талии и теплое дыхание с нотками никотинового «аромата» на задней части шеи.

— Ты в трусах, синеглазка? — он водит носом, зубами задевая волосы. — Не отвечай. Я сам проверю.

— Да, — жалобно пищу.

— Да — в трусах? Или да — ты меня боишься?

— Нет.

— Красова, Красова, Красова, — он точно хмыкает. Он недоволен? Разочарован? Оскорблен? Чем-то задет и мною сильно уязвлен? — Расслабься.

— Идем в спальню, — предлагаю один-единственный, по-моему, достойный выход и возможный «разговор». — Пожалуйста. Не хочу на столе.

Хватило одного, зато какого, раза!

— Иметь жену я могу не только на кровати. Итак, ты в трусах, Мальвина?

— Прости, пожалуйста, — теперь я шавочкой скулю.

— За что?

— Мы случайно встретились с Ромой. Он ведь твой друг. Костя, послушай. Ай-ай-ай! — пищу, когда ловлю его ладонь в районе своего лобка. — Не надо. Остановись, пожалуйста.

— Я буду мясо, Ася. С кровью. Но немного позже…

Задрав мой сарафан, муж скатывает трубочкой кружева трусов, проводит пальцами по коже, пока снимает их, опуская-поднимая, натирает и без того чересчур разгоряченную кожу. Опасно и приятно — такое описание подходит для того, что он делает со мной сейчас.

— Не поворачивайся, детка! — покусывая мочку моего уха, хрипит куда-то в скулу.

— Угу, — расставив руки и уставившись сомнамбулой в не до конца вскрытый пищевой контейнер, я жду того, что он намерен совершить, выбрав мое тело для жесткого мужского наказания.

— Ромка — мой друг, жена. Ты не ошиблась. Мы с давних пор знакомы, — он пропускает между моих ног свою ладонь, греет руку, поглаживая пульсирующую то ли от страха, то ли от наслаждения плоть, — через многое прошли. Я знаю его историю, он знает меня. Он мужчина, я мужчина, мы друзья. Теперь…

— Я подумала…

— Рассмотрим другую ситуацию. Не перебивай, пожалуйста. Итак! Ты молодая женщина, он мужчина. Ты привлекательна, чуть-чуть наивна и чиста. Но ты моя жена!

— Ничего не было.

Зачем-то выгибаюсь в пояснице и отставляю зад, будто кого-то для чего-то приглашаю.

— И ничего не будет. У тебя есть я, Ася. У тебя есть муж! На случай разрядившегося телефона, на случай потекшего крана, на случай нуждающегося в стене гвоздя, на случай…

— Я поняла, — подставляю ягодицы и, немного раздвинув ноги, присаживаюсь на теплую ладонь. — Не надо.

— Я твой тыл, твое плечо, твоя защита, а не кто-то кого ты случайно встретила на пляже или за углом.

— Извини.

— Теперь, пожалуй, обсудим кое-что с твоей гладенькой Матильдой, — муж опускается, ползет вниз, грудью задевая мою спину, а став на колени, упирается лицом мне в похолодевшие то ли от ужаса, то ли от возбуждения ягодицы. — Расслабься, я только посмотрю. Привет, малышка! Как у нас дела?

На что? На что? На что он там намерен посмотреть? И с кем Костя разговаривает?

О, Господи! Царица небесная! Святые угодники! Вы где? На небесах или в царстве грозного Аида? Так нельзя. Это неправильно и как-то… Аморально, что ли?

Этого не может быть. Его язык сейчас очерчивает дивным контуром мои половые губы, которые, что очень странно, между прочим, раздулись от его движений и приняли размер чего-то невообразимого. Тяжело стоять, а ноги просто-таки подкашиваются и сгибаются независимо от наличия суставных сочленений. Щекотно, влажно, горячо. Костя трогает меня, берет без рук и члена, но с помощью языка, зубов и губ, которыми ласкает складки. Он нежно тянет кожу, присасывается, раскатывая мякоть на зубах, а после отпускает и, облизываясь, громко чмокает.

Ладонями он разминает мои ягодицы, растягивает их по сторонам, раскрывая, как хлебный мякиш, влажную промежность. Это чересчур! Слишком! Весьма интимно! Муж забирается мне в кровь, проникает языком под кожу, растворяется и заставляет содрогаться мое тело в чертовых конвульсиях.

— Хочешь кончить, синеглазка? — на одно мгновение он прекращает сладостную пытку, отрывается от меня, но все равно своим дыханием елозит как будто обожженную крапивой и покрывшуюся прыщиками кожу. — Нравятся оральные ласки? Предпочитаешь интимную щекотку?

— Что? — мои ресницы дрожат, а я, как их хозяйка, с трудом осознаю себя в пространстве и не понимаю, что, в сущности, в таком вот жалком положении делаю. — Что ты спросил?

Что это значит? Я не знаю, что это такое и почему такая форма у глагола? «Кончить»? Прикончить, закончить, окончить… Завершить!

— Расслабься! Сейчас получишь наслаждение…

Один или два? Возможно, три! Нет, не может быть, это слишком много, тесно, горячо. Его пальцы двигаются во мне с осторожностью, но в то же время с нетерпением. Разве так можно? Разве для этого создана женщина? Для того, чтобы рожать детей, строить, а затем хранить очаг, поддерживая прирученный огонь в семье. И совершенно точно — не для этого.

— Твой друг — твой муж, Красова! — рычит на ухо Костя, не прекращая поступательных движений в моей промежности. — Мужчина дружит с женщиной только лишь с одной целью, — он шепчет, а я как будто слушаю, да только мои глаза то и дело закатываются, а сознание, похоже, говорит «пока», прежде чем отчалить в гости к бессознательному. — Сказать, с какой? Ася?

— М-м-м, — я ничего не соображаю, цепляюсь пальцами за то, что выложила на рабочий стол перед тем, как получила порцию довольно странной нежности.

— Чтобы трахнуть! Еще? — он проникает глубже: рукою в плоть, а голосом в мое сознание.

— М-м-м, — живот как будто каменный, а где-то возле моего лобка оживает маленькая змейка, которую второй рукой ласкает Костя, а она его повиливающим хвостиком за это все, сильно раболепствуя, радостно приветствует. — Что это…

Последнее, что говорю, а после громко вскрикиваю и приседаю, не контролируя собственные колени.

— Вот так! — муж ловит мое тело, обхватив под грудью, укладывает на себя и наконец-то убирает руку. — Не нужно становиться между двумя друзьями, Ася. Ни-ког-да! Плохо кончится для всех участников нехорошего союза.

— Я… Я…

— Не хотела?

— … — мотаю запрокинутой головой и пытаюсь сфокусировать на расплывающемся мужском лице свой взгляд.

— У них с Ольгой трудный брак, жена. Не надо становиться причиной расставания. Я не голоден.

— А-а-а-а…

— Поем позже. Всё?

Я не знаю. Качаю головой и жалко всхлипываю:

«Наверное, всё».